Тревожная ночь висела над Черкасском, на улицах было тихо, а задами пробирались к домам Яковлева и Калуженина их верные люди, собирались по дворам, ждали, что нападет на них ночью Стенька. Но спокойно кончилась ночь. А поутру Степан ушел в Кагальник.
Несколько дней было спокойно в Черкасске, а 1 декабря, к вечеру, вдруг раздался страшный стук в окно Корниловой горницы; кричал со двора неведомый казак, чтобы хоронился Корнило: идут к нему на двор атаман Якушка Гаврилов с товарищами, и все вздели на себя панцири и идут с кинжалами, хотят убить Корнилу тихо, без шума.
Заперся Яковлев, зарядил все пистолеты и ружья и решил защищаться до последнего. И тут же разинские товарищи вломились во двор, застучали в окна и двери.
В тот же час прибежал человек и к атаману Родиону Калуженину и крикнул ему, что пошел Якушка Гаврилов с казаками убивать войскового атамана, а потом уже придут кончать с ним, Родионом.
Мигом сорвался Калуженин со двора, повел за собой тридцать казаков, что были вместе с ним, подошли еще ближние казаки, и всего набралось человек сто. Прибежали они к дому Яковлева в тот час, когда казаки Гаврилова уже выламывали сенные двери. Караульные, выставленные в проулок, первыми услышали топот подбегавшей толпы, и тут же резкий свист пронзил воздух. Услышали знак разницы и бросились со двора прочь, заперлись кто вместе с Гавриловым, кто по своим дворам. Но уже поднимался весь домовитый Черкасск, со всех сторон мчались казаки к дому Яковлева, а оттуда на войсковую площадь. В ту же ночь начался в столице Войска Донского новый круг, но не было на нем товарищей Разина: после неудачного нападения отсиживались они по дворам, иные бежали в Кагальник.
А на кругу шумели Корнило Яковлев, и Родион Калуженин, и другие атаманы, и есаулы.
— Хватит, — кричал Яковлев, — терпели мы долго Стенькино воровство! Дотерпелись, пришли вырезать нас как курей! Если промедлим, казаки, не быть нам никому живу. Брать надо воров всем скопом.
Вопил круг против Разина и послал есаулов с людьми немедля привести Якушку на круг на допрос и расправу.
Притащили Якушку, не дали ему говорить, бросились на него, сбили с ног, кололи и рубили его, а когда уже был он мертв, оттащили к реке и метнули в Дон.
В ту же ночь побежали домовитые казаки по дворам своих врагов, вытаскивали ухоронившихся разинских товарищей, рубили их на месте, топили в Дону; многих тогда сыскали и побили.
На другой день снова собрался Войсковой круг. Теперь уже кончились все шатания, кричали домовитые казаки, что надо им всем укрепиться крестным целованьем против воров и верой и правдой послужить великому государю. Вывели в круг священников с образами, целовали животворящий крест, евангелие и образ пречистой богородицы, что им всем, Войску Донскому, служить великому государю его царскому величеству по-прежнему, и ни на какие воровские прелести не прельщаться, и к вору Стеньке Разину не приставать. Отныне объявил Корнило Яковлев и весь Войсковой круг открытую войну Степану Разину и всем его товарищам.
Хорошо знал Корнило своего крестника и понимал, что ждать Разин не будет, нападет первым, едва соберет силы. Потому решил войсковой атаман собрать верных казаков и взять Кагальницкий городок приступом.
Пять тысяч казаков выступили в поход против Разина, и в тот же день поскакали гонцы во все городки я станицы с известием о крестном целованье. Приказывал круг целовать всем казакам крест великому государю и бить воров повсюду, как сделал это круг в Черкасске.
Тревожные дни наступили и в Кагальнике. Разин сидел на месте, ждал вестей от Якова Гаврияова.
Степан ходил угрюмый, неразговорчивый, забросил вое встречи и разговоры с новоприбылыми людьми, часто сидел один в горнице до сумерек, задумывался; иногда выходил на крыльцо, спрашивал у караульных — не было ли вестей из Черкасска, наказывал тут же вести к нему гонцов, если придут в Кагальник от Войскового круга. Одна радость прибыла за эти дни: вернулся с Самары названый брат Леско Черкашенин, но пришел один, без людей, однако живой, здоровый, готовый к новым делам. Но сейчас и Леску не хотелось видеть.
На исходе недели, перед самым Николиным днем, вот так же сидел Степан в горнице. На дворе уже темнело. Нет, видно, и сегодня не придут люди от Якушки. И в тот же час послышался вдруг на улице шум, поднялась суета перед воротами. В радостном ожидании вскочил Степан. Забилось вдруг сердце. Никогда он раньше так не ждал ни от кого вестей, как ныне от своего старого друга.
Послышались торопливые шаги в сенях, отворилась дверь, и в горницу ввалился незнакомый казак. Но каков он был! В разодранном кафтане, весь в крови, лицо мятое, темное. Не ожидая знака, бухнулся на лавку, заговорил задыхаясь:
— Беда, атаман, не взяли мы Корнилу. Янку убили на кругу, и нас всех били и топили. Ухоронились немногие. И нынче в Черкасске их власть, домовитых, и собираются идти они всем войском на Кагальник…
Разин не стал медлить. Сейчас же нужно собрать своих людей. А сколько их у него было здесь? Сотни две-три. Надо вести народ с Царицына, собирать по верховым городкам, слать за калмыками, писать снова в Астрахань. Оставил Степан Леску в Кагальнике, взял с собой тридцать человек конных, ушел в ту же ночь в степь.
А через несколько дней подошло к Кагальнику городку пятитысячное войско из Черкасска. Оборонять Кагальник против такой силы было нечем…
А Степан метался вокруг Царицына, помирился с калмыцким Аюкой-тайшой, звал его идти с ним под государевы города, а пока просил несколько сот конных для промысла под Черкасском, слал гонцов к улусным еди-санским татарам, которых воевал прежде, обещал им мир, звал с собой же и обещал отдать им весь захваченный полон, ушли его люди снова на Запороги и к гетману Дорошенко — врагу Москвы, все еще надеялся Степан, что помогут украинские казаки и запорожцы. Скакал Федор Шелудяк с несколькими провожатыми в Астрахань; вез строгий наказ Разина Усу идти вверх немедля, если не хотят астраханцы все пропасть от воевод.
Вернулся Разин в Кагальник сразу после крещенья. Привел с собой несколько сот казаков, привез тридцать пушек, но опоздал. Страшную картину увидел он. Городок был сожжен, со всех сторон еще тянуло гарью, немногие оставшиеся жители тяпали топорами, строили новые срубы, другие, как и прежде, рыли землянки. Никого из своих товарищей не нашел Разин, все, кто остался, были перебиты или свезены в Черкасск.
Не нашел Степан ни своего дома, ни жены, ни пасынка Афоньки, который жил с ним в последние дни.
Только немного постоял он над пепелищем, оставил всех своих людей поднимать Кагальник, а сам в тот же день ушел по верховым городкам поднимать голутву против Черкасска. Не дошли еще до многих здешних городков и станиц гонцы Корнилы Яковлева, а куда и дошли, то неприветливо встречала их голутва, не хотела целовать крест царю. Зато когда сам Разин пожаловал к ним, то приняли его верховые казаки как своего законного атамана и поднялись за него, как и в прошлые годы. Новых многих пришлых людей прибрал Степан, привел с собой в Кагальник…
