недостаточность, ложный взгляд на мир и свое положение в нем мешают нам выполнить главное свое предназначение. И медицина, если она сосредоточивает наше внимание на телесных отправлениях, раздумьях о болезнях, поисках лечения, отвлекает каждого из нас от нравственного совершенствования себя, а без этого не может быть здоровым мир, в котором мы живем.
Новый ад
Осенью 1902 года, понемногу оправляясь от тяжелой болезни, Лев Николаевич работает над легендой «Разрушение ада и восстановление его». Адом становится наш сегодняшний мир, в котором умственные и материальные изобретения человечества, даже самые полезные, оборачиваются не на благо ему, а во зло.
Главное зло, которое тревожит, Толстого, покоя ему не дает, в том, что достижения человечества, способные, по замыслу, крепче соединить людей, на деле все более разъединяют их.
В легенде, написанной в сатирическом тоне, дьяволы, каждый из которых обращает во вред какую-либо из освоенных людьми областей жизни, докладывают о своих «подвигах» Вельзевулу, «отцу и повелителю всех дьяволов».
Дьявол технических усовершенствований, к примеру, внушает людям, что, чем больше понаделают они разных вещей, тем для них лучше. И люди, губя свои жизни, спешат производить вещи, которые не нужны тем, кто заставляет их делать, и недоступны тем, кто их делает. Дьявол путей сообщения убеждает людей, как можно чаще и с большой скоростью переезжать с места на место. И люди, вместо того, чтобы улучшать жизнь там, где довелось им жить, заняты переездами и гордятся, что могут проехать пятьдесят верст в час. Дьявол искусства, под видом утешения людей и пробуждения в них возвышенных чувств, потворствует людским порокам, изображая их в привлекательном виде. И т. д.
Толстой вовсе не против изобретений и открытий, которыми с растущей скоростью одаривает себя человечество. Он против того, чтобы эти открытия опережали, оттесняли, а то и просто заменяли неторопливое и всеобщее уяснение смысла жизни. Против того, чтобы новинки техники и удобства быта, часто доступные немногим, принимались за движение человечества вперед. Об этом и в дневнике:
«Машины, чтобы делать что? Теле-графы-фоны, чтобы передавать что? Школы, университеты, академии, чтобы учить чему? Собрания, чтобы обсуждать что? Книги, газеты, чтобы распространять сведения о чем? Железные дороги, чтобы ездить кому и куда? Собранные вместе и подчиненные одной власти миллионы людей для того, чтобы делать что?..»
Остро, конечно, преувеличено, но как иначе передать веление здравого смысла: прежде чем заботиться о средствах, следует задуматься о цели.
Последний, завершающий вопрос разителен: «Больницы, врачи, аптеки для того, чтобы продолжать жизнь, а продолжать жизнь зачем?»
Он все в ту же точку: зачем я? С этой точки и надо начинать движение.
В легенде о восстановлении ада, само собой понятно, не обходится и без дьявола медицины. «Дьявол медицины объяснил, что их дело состоит в том, чтобы внушать людям, что самое нужное для них дело – это забота о своем теле. А так как забота о своем теле не имеет конца, то люди, заботящиеся с помощью медицины о своем теле, не только забывают о жизни других людей, но и о своей собственной».
Человек, сосредоточенный на такой заботе, по мысли Толстого, отдаляется от других людей и при этом теряет себя как личность.
Вопросы и ответы. Мечников
Уяснить взгляд Толстого на медицину помогает его отношение к трудам Ильи Ильича Мечникова. Замечательный русский ученый жил за границей, в Париже. В 1909 году, получив присужденную ему за открытия в области биологии Нобелевскую премию, он приезжает в Россию, и, похоже, едва ли не главная цель приезда – увидеть Толстого, побеседовать с ним. Мечников объясняет: с молодых лет интересуясь «общими вопросами о человеческих делах и особенно вопросом об основе нравственности, о смысле жизни и неизбежности конца ее», он давно хотел познакомиться с Толстым, в личном общении узнать его истинное отношение к этим вопросам.
Илья Ильич – внимательный читатель Толстого. В своих работах он неоднократно обращается к его размышлениям и высказываниям. Одна из статей ученого посвящена разбору некоторых произведений Толстого с точки зрения биологической и медицинской науки.
Нелишне также напомнить, что в повести «Смерть Ивана Ильича» нашла отражение, конечно, по-своему преображенная и переданная писателем история жизни и смерти старшего брата Мечникова (даже имя сохранено), то духовное движение, перемена в отношении к миру, которые происходили в нем по мере приближения конца. «Я присутствовал при последних минутах жизни моего старшего брата (имя его было Иван Ильич, его смерть послужила темой для знаменитой повести Толстого “Смерть Ивана Ильича”), – рассказывает ученый. – 45-летний брат мой, чувствуя приближение смерти от гнойного заражения, сохранил полную ясность своего большого ума. Пока я сидел у его изголовья, он сообщал мне свои размышления… Мысль о смерти долго страшила его. “Но так как все мы должны умереть”, то он кончил тем, что примирился, говоря себе, что в сущности между смертью в 45 лет или позднее – лишь одна количественная разница».
В предисловии к своей книге «Этюды о природе человека» Мечников отметил, что Толстой дал «наилучшее описание страха смерти». Это очень важная оценка: проблемы продолжительности жизни, страха смерти – в числе важнейших проблем, рассматриваемых Мечниковым с позиций своей науки.
Но и Лев Николаевич – внимательный читатель Мечникова. То, над чем думает ученый, не может не интересовать его. Более того: не может не увлекать, пусть даже при крайне отрицательных оценках положений и выводов, которые Толстой находит в его трудах. «Человеческие дела», смысл жизни и конец ее – центр размышлений Толстого, занят ли он чисто философским или художественным исследованием мира. Его сближает с ученым убежденность, что необходимо одолеть царящую в обществе несправедливость, что люди, каждый из нас, должны изменить правила жизни, положить в их основу умеренность и самоограничение. Но путь, на котором ищет ответы на вопросы жизни Толстой, не просто не совпадает с путем, которым идет Мечников, но исключает его.
«Он очень образованный и ученый человек, но он не понимает того, что нужно людям, – определяет Толстой идеи Мечникова. – Горе не в том, что мы живем мало времени, а в том, что мы плохо живем, живем против себя и своей совести. Мы наполняем свою жизнь делами, которых не надо бы было делать, или тратим ее на шумиху слов. Одно надо, чтобы проснулось сердце человеческое и чтобы там засела мысль о Боге. Чтобы эту вот мысль человек признал единственным своим руководителем, единственной властью над собой и жил по ее указаниям».
Мечников же полагает, что все мировые религии лишь потому и привлекают людей, что обещают им загробную жизнь.
