Выдача обещанной королю денежной помощи, которая раньше аккуратно выплачивалась, 1 января была приостановлена. С трудом разрешили королю и герцогам устроить распродажу своей мебели, чтобы собрать деньжонок на отъезд…
Барон Гейкинг предполагает, что высылка Людовика XVIII устроена была певицей Шевалье, любовницей Кутайсова. Можно думать, что Кутайсов и Шевалье работали в пользу Наполеона Бонапарта и заговор Палена совершенно был им чужд и противоположен их интересам. Пален «усыпил» Кутайсова, устроив ему награду в виде великолепного имения в Курляндии, объясняет барон Гейкинг. Кстати, барон Гейкинг спрашивает: «Каким образом могло случиться, что Павел угрожал неминуемой войной англичанам, которые, по его мнению, составили против него заговор, и в то же время взял себе в поварихи англичанку которая жила почти рядом с ним?»
Оставляя в стороне «повариху», нельзя не обратить внимание на подчеркнутые слова барона Гейкинга.
В ночь с 11 на 12 марта 1801 года в решительную минуту перед несчастным монархом вырастает длинная, худая, бледная и угловатая фигура генерала Бенигсена, ганноверца, иностранца, подданного английского короля Георга и агента Питта, со шляпой на голове и с обнаженной шпагой в руке. Сопоставим это с теми фактами, что Данноверский дом царствовал в Англии и что именно 11 марта, за несколько часов до роковой развязки, Павел послал курьера с предложением прусскому двору и первому консулу Французской республики занять войсками Ганновер. Если бы прусский двор отказался занять Ганновер, то барон Крюденер, русский посол, должен был бы в 24 часа оставить Берлин, и тогда предлагалось первому консулу двинуть в Ганновер республиканские войска.
Мы видим, что весьма небольшое число лиц, окружавших Павла I, боролось между собой за влияние над ним и что в конце концов он был опутан интригой и погиб благодаря полному одиночеству на вершине государства. Причиной тому была система единоличного управления, роковым образом приводившая к торжеству интриганов.
В конечном выводе должно признать, что ходячее, полемическое, карикатурное представление о личности императора Павла I как о невежественном, грубом, безумном, свирепом деспоте ложно. Павел имел просвещенную душу, что доказал отношением к московским мартинистам и к польским пленным патриотам. Павел освободил из крепости Новикова и возвратил саблю генералу Костюшко. Этого нельзя вычеркнуть.
Стремление к правосудию и справедливости он доказал преобразованием Сената, «берлоги кляузничества», решением 11 тысяч скопившихся там дел — восходящих до Сената дел! — и настоянием, чтобы комиссия составления законов представила в возможно краткий срок проекты гражданского и уголовного уложения. Долгие годы в Гатчине Павел Петрович вырабатывал реформу военного и гражданского управления империи, наметил людей и благодаря этому, едва вступив на престол, мог с чудесной быстротой осуществить преобразование. Разумные и полезные основания этого преобразования несомненны. Павел, по мнению компетентных исследователей, верно определял зло и находил правильные средства исцеления. Изучение этой деловой стороны царствования Павла I в высшей степени важно, а ему только лишь положено начало. Изучены ли финансовые мероприятия Павла? В сопоставлении с итогами екатерининских дефицитов они дадут разительную картину.
Установив, что при всех недостатках неуравновешенной натуры несчастный император был полон правдивости, глубокого сознания царственного долга, что он жаждал справедливости и правды, должно принять во внимание нравственный уровень русского общества, весьма низменный. Разительную картину нравов той эпохи, между прочим, можно найти в роман Измайлова «Евгений», вышедшем в 1799–1801 годах. Должно признать, что именно достоинства императора Павла, именно благородные и высокие стремления его в высшей степени сложной натуры и возбудили против него привилегированные классы. Солдаты и крестьяне Павла любили. Гибельными для несчастного государя были именно светлые стороны его натуры. Общество простило бы ему взбалмошность и даже грубый произвол, если бы он не коснулся его неправых доходов, его злоупотребление, его привилегии, угнетавшие народ и разрушавшие государство. Все, начиная с сокращения хищнического дворцового хозяйства и ограничение воровства в придворном ведомстве, продолжая уничтожением огромных оркестров музыки и хоров певчих при полках, все шло против привычного распутства бесчисленных тунеядцев, которые хищно, алчно и нагло живились, в то время как Северная Семирамида жила во все свое удовольствие.
Но затем выступают и гибельные причины, которые таились как в политическом идеале императора Павла, так и в его личном характере.
«Гатчинская», «павловская» система есть система «прусская», «фридриховская», система просвещенного самовластия, покоящаяся на определенном финансово-хозяйственном строе патриархальных полувотчинных отношений. Невозможно рассматривать эту систему уединенно, вне связи с последующими царствованиями, с Александровской и Николаевской эпохами. Насколько нам известно, такого сравнения еще не было дано. Что касается отличия павловского просвещенного самовластия от екатерининского абсолютизма, то разница прежде всего обусловливалась разницей положения Екатерины и Павла. Екатерина не имела законных прав на трон, который занимала. Конечно, она занимала его по праву удачи и гения. Но также и помощью предоставления огромных выгод совершенного ею переворота в пользу преторьянцев, ее возведших на престол. Екатерина правила через фаворитов, проконсулов и сатрапов. «Просвещенный абсолютизм» в различных частях ее империи осуществляли отдельные наместники. Из них наместник Белоруссии Чернышев задавался, например, задачей превратить Белоруссию… в Голландию. Павел не нуждался в заискивании перед вельможами. Он ощущал полноту законных, державных прав своих и усилил централизацию власти. Но в этом отношении и Александр, и Николай шествовали по его стопам. Правда, Павел раздавал фельдмаршальские жезлы направо и налево. Но это было с его стороны реакцией против властолюбивых генерал-фельдмаршалов Екатерины, из которых особенно ненавистен был Павлу «великолепный князь Тавриды» Потемкин.
Обращаясь к внешней политике Павла I, мы должны признать, что именно эта политика, или, точнее, перемена в ней, погубила несчастного государя. Его погубили чрезмерно грандиозные замыслы, но он совершенно верно оценил значение и роль Наполеона Бонапарта после Маренго. Если бы императору Павлу удалось упрочить союз с Наполеоном, если бы он не погиб именно в момент этого союза, то, конечно, судьба Европы и России была бы иная. Павел изгнал Людовика и его двор с беспримерной жестокостью. Но для интересов России, надо думать, был гораздо гибельнее шаг императора Александра, вдруг выступившего с широковещательным протестом в 1804 году, после осуждения и казни герцога Энгиенского военной комиссией Наполеона, когда все дворы Европы не только против этого не протестовали, но даже не спешили наложить траур по сему случаю, достаточно щекотливому.
