Но Брэда так просто не смутить.
— Кое-какие технические приемы придется подучить заново, — говорит он. — Надо заняться выбором ударов. Тебе стоит подкачать ту мышцу, которая по ходу матча помогает теннисисту понять, какой удар сейчас сыграет, а какой — нет. Помнишь, что тебе не нужно всякий раз демонстрировать лучший в мире удар?
Каждый удар — это догадка, подкрепленная знанием. Но свои знания я растерял. Теперь я неловок, как в годы зеленого юниорства. Двадцать два года я потратил на то, чтобы отшлифовать талант и выиграть свой первый Большой шлем. Чтобы все это потерять, хватило и двух лет.
ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ПОСЛЕ ВЕГАСА я играю на местном турнире в Бербанке[38]. Соревнования проходят в городском парке. На одной из сторон центрального корта растет огромное дерево, отбрасывающее тень длиной в семь метров. Из тысяч кортов, на которых мне приходилось играть, этот, безусловно, самый жалкий. Слышно, как в отдалении мальчишки играют в кикбол[39] и вышибалы, рычат двигателями машины, громко орут магнитолы.
Турнир приходится на День благодарения. Вместо того чтобы есть дома индейку, я борюсь за победу в городском парке Бербанка, упав в рейтинге на 120 пунктов по сравнению с позапрошлым Днем благодарения. Тем временем в Гетеборге вовсю идет турнир Кубка Дэвиса. Чанг и Сампрас сражаются против шведов. То, что я не участвую в этом бою, печально, но справедливо. Я не имею права быть там. Мое место здесь, под дурацким деревом на краю корта. И пока я не смирюсь с этим, не верну себе прежних позиций.
Разминаясь перед игрой, вдруг понимаю: я лишь в четырех минутах ходьбы от студии, где Брук снимается в «Неожиданной Сьюзан» и где Перри теперь работает продюсером. Шоу завоевало популярность, теперь Брук постоянно занята, работает по двенадцать часов в день. И все же довольно странно, что она не нашла времени заскочить хоть ненадолго, посмотреть на матч. Даже когда я возвращаюсь домой, она не интересуется, как прошла игра.
Впрочем, я тоже не расспрашиваю ее о «Неожиданной Сьюзан».
Мы говорим о шмотках.
ЕДИНСТВЕННЫЙ РАЗ я пропускаю тренировку из-за встречи с Перри, на которой мы закладываем основу моего благотворительного фонда. Эту идею мы обсуждали еще пятнадцать лет назад — пара юных идеалистов, набивших рты сладкими сэндвичами. Мы мечтали достичь жизненных вершин, чтобы внести свой вклад в переустройство мира. И вот, наконец, сделали это. Я заключил долгосрочный контракт с Nike, в ближайшее десятилетие он принесет мне десять миллионов. Купил родителям новый дом. Позаботился, как мог, о членах своей команды. Теперь, когда мои финансовые возможности существенно выросли, я могу свободнее распоряжаться деньгами. В 1997 году, несмотря на то что я достиг дна, а может быть, благодаря этому, я готов.
Я задумал помогать детям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Взрослые всегда могут обратиться за помощью, тогда как дети слабы и безгласны. Поэтому первый проект, за который берется мой фонд, — создание приюта для детей, подвергшихся насилию или брошенных и отданных судом под опеку для защиты. В приюте будет медицинский кабинет и школа. Следующая наша программа должна ежегодно обеспечивать одеждой три тысячи нуждающихся детей города. Затем мы выделяем стипендии для студентов Университета Невады.
И, наконец, открываем «Клуб для мальчиков и девочек»: для него фонд приобретает разваливающееся здание площадью двести пять квадратных метров, которое после достройки превращается в уникальное помещение площадью чуть более двух тысяч квадратных метров, с компьютерным залом, кафетерием, библиотекой и теннисными кортами. На открытие клуба приезжает сам Колин Пауэлл[40].
Я провожу в «Клубе для мальчиков и девочек» много беззаботных часов, общаясь с детьми и слушая их рассказы. Вожу их на корт, учу правильно держать ракетку. Вижу, как их глаза загораются: ведь они впервые играют в теннис. Сижу с ними в компьютерном зале: желающих провести время в Интернете очень много, и ребята подолгу терпеливо дожидаются своей очереди. Я с грустью и изумлением смотрю, как они стремятся к знаниям. Иногда провожу время в зале клуба, играя в пинг-понг с его малолетними гостями. Всякий раз, входя сюда, я вспоминаю о другом зале — в академии Боллетьери, где я стоял в первый вечер смертельно напуганный, прислонившись спиной к стене. Это воспоминание пробуждает во мне желание усыновить каждого попавшегося на глаза испуганного ребенка.
Как-то раз спрашиваю Стэна, управляющего «Клубом для мальчиков и девочек»:
— Что еще мы могли бы сделать, чтобы изменить к лучшему жизнь этих ребят?
— Надо бы занять их чем-то на целый день, — отзывается Стэн. — Иначе на каждый наш шаг вперед приходятся два шага назад. Ты, правда, хочешь изменить их жизнь? Добиться долгосрочного результата? Для этого нужно, чтобы они проводили здесь больше времени. А лучше всего — все свое время.
Вот почему в 1997 году я вновь встречаюсь с Перри, и мы обсуждаем, как можно было бы включить учебу в программу, которую мы предлагаем детям. Мы обсуждаем идею создания частной школы, но быстро приходим к выводу, что бюрократические препоны и финансовые риски неоправданно велики. Как раз в этот момент я случайно вижу в программе «60 минут» сюжет о чартерных[41] школах, и на меня снисходит озарение. Чартерные школы частично финансируются штатом, частично — из частных источников. Главная проблема — собрать нужные средства, однако спонсор может полностью контролировать расходование выделенной суммы. Чартерная школа позволит нам работать с детьми так, как мы считаем нужным. Мы сможем построить что-то свое, уникальное. Если же наша модель будет хорошо работать, идея распространится со скоростью лесного пожара. Быть может, мы сумеем создать идеальную модель национальной чартерной школы. Для современного образования это стало бы прорывом.
И все-таки жизнь полна поразительных совпадений. Из-за сюжета в «60 минутах» отец отослал меня из дома, разбив мое сердце, теперь же «60 минут» освещают мне путь домой, помогая найти смысл жизни. Мы с Перри решаем создать лучшую в Америке чартерную школу. Собираемся нанять лучших учителей, назначить им высокие зарплаты, взамен возложив на них ответственность за результаты экзаменов и оценки по итогам года. Мы покажем всему миру, каких результатов можно добиться, задавая высочайшие стандарты и привлекая необходимые для их достижения финансовые ресурсы.
На открытие школы я выделю несколько миллионов долларов своих личных денег, однако нам придется дополнительно привлечь куда большие суммы. Мы решаем выпустить долговые обязательства на 40 миллионов долларов, а для последующей расплаты по ним вовсю эксплуатировать мою славу. По крайней мере так от нее будет хоть какой-то смысл. Теперь каждую знаменитость, с которой я знакомлюсь на вечеринке или через Брук, я приглашаю уделить частицу своего времени и таланта нашей школе, приехать к детям или выступить на ежегодном мероприятии по сбору средств, которое мы назвали «Детским Большим шлемом».
