Вот когда наступила в зале тишина. По-моему, не только девочки — сверстницы пионерки, задавшей вопрос, но и взрослые наставницы их, вожатые отрядов и дружин, с волнением ждали, что же ответит космонавт. Ждали ответа, затаив дыхание, и мальчики. Только один, побойчее других, не выдержал:
— Еще чего выдумали!.. Девчонки — в космос!..
— А я уверен, что полетят. Наверняка полетят,— ответил Юра.
Ох какие после этого загремели в зале аплодисменты, как долго не утихали они.
А на вопрос, о чем он мечтает, Юра ответил:
— О многом. Мечтать должен каждый. Владимир Ильич Ленин призывал учиться мечтать, потому что без мечты нет движения вперед. И главная моя мечта — еще и еще летать в космос.
Встреча со школьниками, с красногалстучной ребятней высветлила его изнутри. Я смотрел на Юру и видел, как по-хорошему взволнован и растревожен он.
Мы возвращались домой, и он не уставал повторять:
— Какие замечательные ребятишки растут, какие великолепные мальчишки и девчонки!
Он очень любил детей.
Опережая события, скажу, что школа юных космонавтов, мысль о которой родилась во время этой встречи во Дворце культуры, вскоре была создана в Гжатске. Руководил этой школой Лев Михайлович Беспалов — первый «летный» наставник Юры.
И сохранились десятки любительских фотографий, на которых Юра снят в окружении юных «космонавтов». Теперь уже эти ребята окончили и среднюю школу, и институты. И как знать, может быть, кто-то из них сейчас уже на пути к тем тропинкам в Звездном городке, по которым ходил наш Юра.
А вот в Клязьму, в дом своей тетки Марии Тимофеевны, Юра попал раньше, нежели в Гжатск. Было это, вспоминает Надя Щекочихина, второго мая, то есть сразу же по его возвращении из Чехословакии.
День стоял хороший, теплый, легкие облака там и тут пятнали небо... Надя сидела в комнате — кормила годовалого сына. Домашние работали во дворе — вскапывали землю под грядки. Вдруг раздался крик:
— Надя, приехал! Юра наш приехал!
Надя тотчас выбежала во двор.
Он не один приехал — с Валентиной и, что сразу бросилось всем в глаза, одет был в гражданское: легкое габардиновое пальто, популярные в то время остроносые туфли.
Кто-то не удержался — заметил вслух: — Юра, туфли-то на тебе какие модные!
— Да вот, пришлось надеть,— явно чувствуя себя не в своей тарелке, тихо отозвался он и, смущенный направленными на него взглядами, сбросил пальто, выхватил у кого-то из рук лопату, с маху воткнул ее в землю.— А ну, кто хочет силами помериться?
Каждый квадратный сантиметр крохотного участка, каждый уголок во дворе дома были знакомы ему до мелочей: ремесленником, десять — двенадцать лет тому назад, усердно вскапывал он эту же землю... И теперь Юра ожесточенно налегал на лопату, рискуя испортить модные ботинки. Однако у родственников трудовой энтузиазм космонавта одобрения не вызвал: им не терпелось увести его в квартиру, усадить за стол, тем более что день — праздничный, и так хочется послушать о полете на «Востоке». Двенадцатого апреля видели его на экране телевизора, четырнадцатого — встречали во Внукове, но то все — издали, на расстоянии. А тут — рядом, собственной персоной.
Снедаемые жадным любопытством, отняли у Юры лопату, под руки повели в избу.
Однако укрыться в четырех стенах не удалось. Слух о том, что в поселок приехал космонавт, с быстротой молнии обежал все улицы и переулки. Тут многие знали Юру, помнили его и в гимнастерке ремесленника, и в черной шинели учащегося индустриального техникума, и в тужурке военного летчика...
Перед крыльцом теткиного дома собралась огромная толпа: все хотели увидеть и услышать космонавта, ведь не прошло еще и трех недель после полета. Какие-то добры молодцы прикатили к дому — под веселые подначки и понукания — громадный камень. И где они разыскали такой? Юрия попросили подняться на этот, как в шутку выкрикнули из толпы, «постамент» и сказать речь.
Он и сказал о том, что благодарен Клязьме за то тепло, которым был одарен в своем детстве и отрочестве.
Слушатели были в восторге, но, разумеется, речь показалась им чересчур лаконичной. Посыпались вопросы, все те же — о самочувствии на орбите, о том, когда полетит следующий, и о том, сколько у нас космонавтов, и годится ли его «Восток» для новых полетов?
— Годится,— с уверенностью ответил Юра.— К такому выводу единодушно пришли ученые, знатоки, и об этом написано во всех газетах. Космонавтов у нас достаточно — об этом тоже в газетах пишут, и мой «Восток» — не единственный корабль, пригодный для выхода на орбиту.
После этого выступления атаковали Юру любители автографов. За стол он садился усталый, но шутить не перестал.
— Голодный я, боюсь, не прокормите.— И, вздохнув, признался: — Там, на орбите, и думать не мог, что будет все это: митинги, речи, выступления. А зачем оно? Мы же работаем, как все работают. Надо бы потише, поскромнее...
Подмигнул Александру — мужу Нади:
— Щавелем с грядки будешь угощать? Или цветами?
И все за столом рассмеялись, поняв, о чем идет речь. На одной из грядок домашнего огорода каждую весну поднимался, ярко зеленел щавель. И однажды, случилось за год до полета в космос, Юра и Валя рвали этот щавель, а Саша взял да и сфотографировал их. В апреле 1961 года снимок опубликовала одна газета, снабдив его таким примерно лирическим текстом: может, и там, на орбите Земли, космонавту вспомнилось, как во время отдыха собирали они с женой цветы... А рвали-то не цветы — рвали щавель в суп.
Да так ли уж это существенно: цветы или щавель?
Мне частенько приходилось наезжать в Звездный при жизни Юры. Нередкий гость в этом городе я и сейчас.
Космонавты, как правило, люди честные, открытые, щедрые на проявления чувств. Когда и где ни встречался бы я с ними, вижу, каким уважением, какой любовью окружено в их среде имя Юры, память о нем. И сказывается это порой в самых вроде бы незначительных, неброских на первый взгляд деталях.
Вот лежат в витрине музея погоны майора. Обычные, ничем не примечательные знаки отличия летного офицера. А ведь это те самые погоны, что красовались на плечах брата, когда он шел по ярко-красной дорожке во Внуковском аэропорту. Те самые, холодок которых, припав к плечу мужа щекой, ощутила в тот день Валентина Ивановна. Те самые, на которые упали радостные слезы матери... Позже, получив очередное звание, Юра подарил эти погоны Алексею Леонову. А когда и Алексей Архипович стал подполковником, он, как эстафету, передал их Валерию Рождественскому — молодому тогда космонавту из военных моряков, кандидату на очередные полеты и очередные воинские звания.
