…Вот мы опять гуляем по нашей милой Чехословакии, солнечно, как-то не жарко, хорошо ходить ногами по горам. Мы, конечно, страшно радовались и удивлялись полету Гагарина, теперь уже Луна совсем доступна. Но тут же начались неприятности на Кубе. Для чего людям драться, когда можно так хорошо занять свое время и свою энергию.
Перед поездкой сюда я получила письмо из Ленинграда о Кижах. Это все возможно, и даже очень просто. Пароход отходит из Ленинграда в понедельник и возвращается в субботу. Он довольно комфортабельный и останавливается в разных интересных местах, в Кижах и на Валааме. Так что готовьтесь. <…> Привет от П. Л. Целую Вас…»
Валентина Михайловна — Анне Алексеевне
«1 апреля 1962 г., Москва
Дорогой Фаюмчик!
Очень без Вас пустынно в Москве (вернее, в моей душе, т. к. Москву я так еще и не видела, да и не хочу) и как-то ненадежно. Вот видите, как Вы меня развратили и избаловали Вашим вниманием!
…Последние дни мело снег, и он на ходу таял, туманы, тьма и гадость. Вот сегодня проглянуло солнце, и я вылезла на улицу. Запах воздуха — понравился, хоть он и попахивал бензином. Голубей что-то осталось мало — их, говорят, ликвидируют из-за заразы какой-то, которую они распространяют.
Вот Грэм Грин в романе „Суть дела“ говорит: „Истина никогда, по существу, не приносит добра человеку — это идеал, к которому стремятся математики и философы. В человеческих отношениях доброта и ложь дороже тысячи истин“.
Читаю сейчас Стефана Цвейга — „Бальзак“. Не нравится, т. к. Цвейг вскрывает истины, о которых я бы не хотела знать. Может, он завидует Бальзаку? Правда, я прочла еще только 1/3 книги.
В „Известиях“ прочла (к вопросу о хорошем вкусе): „В одном уральском городе в ходу аспидно-черная шаль с золотым полумесяцем и надписью — „уж полночь близится, а Германна все нет““. Это страшнее голубых кошек! И вот еще прелесть из „Лит. Газеты“: „В. Кондратов написал книгу, тираж 25 000 экз. Костромское изд. Книга называется „Грамматические загадки““. И вот из нее:
Радиус:
Возьми синоним слову весел,
прибавь к нему союз
и то, что вниз гусар повесил,
когда случился с ним конфуз.
Тогда размером стану я.
Найдешь в окружности меня.
Прелесть! Правда?
Позавчера, 28-го, в 9 утра мне позвонила Ек. Павл. [Пешкова]. И трагическим голосом, задыхаясь, сказала, что ей никак не удается склеить свой дом. Оказалось, что она говорила о дне рождения (28-го) Ал. Макс. и что ей не удалось устроить встречу даже самых близких — Тимоша на даче (В. Ф. довел ее до спазм мозга), дети „в каникулах“ в Барвихе, а Марфа и Дарья — как всегда, плевать хотели на дедушку, тем более что доходы с него кончились. Ек. Павл. все же поехала за цветами и к Кремл[евской] стене — их возложить. Бедняжка очень расстроена. (А мне опять стало противно писать воспоминания!)
Может, к Вашему возвращению буду уже „завлякательной“, и Вы меня позовете в гости и смотреть уточек, которые, наверное, уже тоже вернутся на Ваш прудик.
На веточках вишни (Ваших) расцвели 4 цветочка, очень чахлых, а потом все зелененькие завязи начали осыпаться — пришлось выбросить, хоть и грустно было.
„Спартак“ все еще не шел. У меня все же время от времени начинают прорезаться желания…»
«2 апреля 1962 г., Москва
… Вот уже 10 дней, как Вы улетели, и надеюсь, что уже освоили павлинов и много других красот. А здесь у нас?
— Ежедневно дождь и туман. Я, делая пхе! на все это, зажигаю электричество и не смотрю в окна — единственный способ, чтобы не прийти в окончательное уныние или вновь не заболеть. Все знакомые болеют, даже самые здоровенные. Все же за последние 2 дня были радости: 1. Статья в „Известия“ от 31 марта — „Мужество таланта“, подписанная ленинградскими народными балеринами из Кировского театра. Это разоблачение в очень вежливой форме всех гадостей Сергеева и Дудинской. Очень было приятно читать.
Сейчас звонила Галя Уланова и пригласила на 4-е на „Спартака“. Очень жалею, что пойду не с Вами. Напишу Вам после спектакля…»
«7 апреля 1962 г., Москва
Дорогая Фаюмчик, Вы, вероятно, уже загорели и по цвету приблизились к золотистым фаюмским портретам. Да благословит Вас вечная природа, а я целую и скучаю без Вас очень, и нет у меня защиты и сочувствия от Тамариных „нет“!
Нехорошо, конечно, но я Вам изменила — обольстила меня Галя Уланова и ее чванный супруг, пригласив на премьеру „Спартака“, которая состоялась 4-го апреля в Большом. Все умучены Якобсоном, но все равно в спектакле много интересного, но ленинградский лучше и по исполнителям, и потому, что здесь внесли некоторые перетасовки, которые многое запутали, и спектакль окончательно стал не „Спартак“, а пир Красса. Плисецкая танцует Фригию, трагическую подругу Спартака, и это ей совсем не подходит, не получается, и она очень противная. Даже Лиля Юрьевна [Брик] это видит.
По-настоящему поражает танцем Васильев — он раб.
Публика замирает от эротики, но многие возмущаются, что нет танцев (не на пуантах!) и нет пачек. Эротика освещена во всю силу электроэнергии, отпущенной Большому. И даже мне иногда было неловко.
Оркестр перегромыхал, но все равно музыка хороша, и многое у Якобсона тоже. Глупо выглядел Н. Д. Волков, выходивший первым раскланиваться за чужое (Якобсона) либретто. Какой позор!
Очень хочу еще раз увидеть с Вами вместе этот спектакль. Якобсон при встрече изобразил небывалую любовь ко мне!?! В зал теперь напускают со всех сторон (дует! откуда, не понять) такой холод, что даже мужчины поднимают воротники. Думала, что простужусь, но, кажется, „пронесло“.
Сегодня по телевизору давали концерт Г. Вишневской, аккомпанировал на рояле ее супруг Ростропович. Это было феноменально прекрасно!..»
Анна Алексеевна — Валентине Михайловне
«10 апреля 1962 г., Крым, санаторий „Н. Ореанда“
Дорогой друг,
Спасибо за память, очень было приятно получить от Вас письмо. Мы здесь ведем очень подвижную жизнь, шныряем то туда, то сюда. Уже были в Севастополе, там обегали весь город и даже забежали в Херсонес, где все надо себе вообразить, тогда интересно. Прелестное положение города на мысу около глубокой гавани. Ходят греки, мавры, скифы. Или, может быть, мавров и скифов в город не пускали, и они располагались под стенами Херсонеса. Но зато весь залив в цветных парусах.
Севастополь очень веселый южный городок, если бы не типовые дома 5-этажные, как везде в Москве, было бы совсем хорошо. Центр новый классический, а все склоны в маленьких беленьких домиках, все в садах. Диорама — дрянь, панорама — классическая.
