В психологической науке есть известное учение об обратимости психических переживаний на тело: если стараться впасть в уныние, держаться соответственным образом, ныть и ахать, то это, в конце концов, отразится на самом организме, до той поры здоровом. Посадите здоровенного парня в общество нескольких нытиков и пары брюзг, и вы увидите, что человек заболеет.
Эти ядовитые пары «праздности, уныния, любоначалия и празднословия» до сих пор вьются над русской, больною душой интеллигенцией. Осколки дьявольского зеркала, искажающего действительность, до сих пор сидят у неё в глазу.
Если бы верить словам этих ипохондриков — то тогда надо было бы закрывать лавочку: где избавление, если бы, действительно, народ русский так глубоко болен! Сифилитическому организму самое лучшее — лечь в гроб.
* * *
Но народ здоров, глубоко и интуитивно здоров, как дитя. Небольшая книжечка С. С. Ольденбурга «Итоги двадцати лет царствования императора Николая II» — показывает это.
За двадцать лет, как мне неоднократно приходилось уже писать, во всех отраслях промышленности, сельского хозяйства, национального капитала, наконец народонаселения — увеличение больше, чем вдвое.
Давно, господа, пора бросить это интеллигентское пухлое слово покойного Ключевского:
— Государство пухло, а народ хирел!
Не хирел народ, а богател народ. И тот же самый Скиталец, незадолго до своего перелёта, говорил пишущему эти строки:
— Я с Волги… Из богатых мест… Из хлебных мест… По праздникам — мужики в синих суконных кафтанах… И, представьте, всю жизнь я должен был писать о голодном и страдающем мужике… Какая нелепость!
— Но почему же?
— Редакторы толстых журналов обижались… Не любили они сытого мужика…
Про какое же «внутреннее худосочие» пишет господин Б-м? Про некрасовский интеллигентский стиль:
Вкусны ли, милая, слёзы солёные
С кислым кваском пополам?
Нет, не народ был виноват, что случилось то, что произошло. Виновата, прежде всего, интеллигенция, и эту именно вину отметим мы осознанной в статье господина Б-ма.
Он пишет: «Громадная империя терпит катастрофическое поражение».
И объясняет это именно «худосочием» организма. Тут не может быть виновата никакая кучка…
* * *
Господин Б-м виноват сам уже этим чисто фетишистским представлением о государстве. Его воображение, его ум подавлен разными грандиозностями исторических процессов… Его затуркали, затормошили, запугали разными неотвратимостями «исторических процессов»…
Поэтому при катастрофе своего отечества (смею так думать, что господин Б-м русский) он почёсывает затылок:
— Эх, пошло чесать, мать честная… Как полыхает! Тут никакая пожарная машина не поможет…
Это чисто созерцательное отношение к происходящему есть характерная особенность русской интеллигенции. Пойдите за 20 копеек в кино и посмотрите какую-нибудь американскую фильму: там эдакий инженер в половодье, когда грандиозное устремление воды грозит разрушить мост, висит ночью при свете прожекторов над ревущей чёрной пропастью реки и всаживает собственноручно последние заклёпки, в то время как низший «технический» персонал чешет затылки на берегу:
— Эх, сейчас и загудит вниз, мать честная!
Но заклёпка поставлена, и, представьте, благодаря действию одного человека мост стоит несокрушимо:
Мосты повисли над водами…
Вот когда я писал статью, о которой идёт теперь речь, я говорил условно:
— Что бы было, если бы нашлись в военное половодье такие люди, которые вбили бы эти заклёпки… Не нашлось потому, что все руководящие слои были преступно воспитаны на некоторой вере «законосообразности» исторического процесса, что заставило их склонить голову перед роком.
А какие уж там «законосообразности истории», если в самой-то математике, физике и астрономии воцаряется теперь «закон относительности»?
Если бы в русском Временном Правительстве нашлись люди, которые бы сумели взять действительно власть в руки, как потом взял её Ленин, который уже за одно за это достоин уважения, поверьте, что русские военные инвалиды и ветераны получали бы теперь германские репарации, а миллион русской интеллигенции не обивал бы чужие пороги…
В русской революции были вожди.
В русской контрреволюции вождей не было. Даже Корнилов, и тот считал нужным рекомендоваться:
— Я сын казака и крестьянки!..
Другими словами: я — демократ, извините меня!
В этом отношении Россия — прямая противоположность Германии: там у революции не оказалось вождей, потому что Карл Либкнехт и Роза Люксембург оказались убиты…
— А у контрреволюции оказались: деревообделочник, социал-демократ, и патриот Носке не побоялся сказать:
— Если нужна теперь кровавая собака, то пусть я буду ею!
И ещё:
— Нужно пожертвовать жизнью тысячи дураков ради жизни нации!
И поверьте, народ бы поблагодарил такого русского Носке; но русские Носке, к сожалению, держались иной тактики: они выжидали…
И выжидают…
* * *
В представлении господина Б-ма государство подобно казённому огромному дому, выстроенному в незапамятные времена.
Там всё смирно, тихо, чисто и жутко.
Народ оттуда гонят в толчки.
Там разыгрывается величественная история. Там — «величества». Там — «международные сношения». Там — «командующие».
Нет, это не так. Государство — это дом народа, в котором правит определённый хозяин; и если кто в нём начинает скандалить или производить совершенно нелепые, противные здравому смыслу эксперименты, — так того надо выбросить за шиворот.
Вот и всё. И тогда в этом дому будет мир, порядок, богатство, благополучие и будут расти и учиться дети, чтобы наследовать уходящему поколению.
О нелепая русская бюрократия с её уложениями!.. Как ты сидишь ещё и в беженских, и большевистских мозгах с этим обожествлением власти мощей!
* * *
— Зачем на св. Софии в Константинополе крест? — восклицает господин Б-м.
Что же делать, если был уже такой договор между Россией и Англией. Понимаете, был!
Поэтому это не я «карабкаюсь» с крестом на св. Софию. На неё карабкалось старое правительство.
И вот что характерно. Господин Б-м — русский и, по-видимому, православный человек. Но он интеллигент. Крест на св. Софии не радует, решительно не радует его сердца.
Почему?
