Ознакомительная версия.
Національного відродження ми навряд чи дождемось. Дозволили на зупинках в метро у вас об'являти їх назви українською мовою – і це вже дуже багато. Думаю, що на цьому окозамилюванні все і скінчиться. Залишки української особистості будуть розтоптані. Ще деякий час буде розігруватися комедія з суверенитетом, a modi заглухне i це. А може, ще буде якась несподіванка, і життя потече в інший бік? Подивимось.
Гадаю, що від наших поглядів і прагнень нічого не залежить. Всі подiї проходять, не торкнувшись рядового громадянина. Кажуть, що скоро буде референдум. Мабуть, це буде якесь наступне шарлатанство. Сьогодні слухав виступ Олени Боннер. Вона говорила коротко, але розумно. Каже, що всім вчинкам наших керівників передуϵ брехня і радить бойкотувати референдум. Як думает mu?[29]
12 февраля был рабочий день, поэтому решили отметить день рождения в следующий выходной. В воскресенье утром Петр Степанович зашел в комнату старшего сына.
– Лида сказала, что вы хотите сегодня праздновать мой день рождения. Давай отменим это дело. Не такое важное событие. И где взять столько продуктов? Это ж надо в очередях стоять!
– Да ты уже говорил, папа. А потом согласился. Все уже куплено.
– Не помню, чтобы я соглашался. У нас разговора об этом не было.
Старший сын Петра Степановича давно уже старался поменьше общаться с отцом – всякий раз на него накатывала волна раздражения. А чего, собственно, раздражаться? Еще неизвестно, каким ты сам будешь, приведись тебе дожить до девяноста пяти лет, может, совсем выживешь из ума. Даже точно выживешь!
Рассуждал он, как видим, правильно, а толку от этого не было никакого, характер, мы же знаем, у него был очень вспыльчивый. На вопросы отца он обычно отвечал саркастически, но кратко, чтобы не разогреться до вспыхивания. Отец на долгих разговорах не настаивал, а обижался он на сарказмы старшего сына или нет, тому было неизвестно, а нам – тем более.
В этот раз обошлось без сарказма, день рождения все-таки, но не без обычной краткости. Старшему сыну Петра Степановича позарез нужно было к понедельнику написать отзыв на диссертацию, и сделать это надо было до обеда, пока не сядут за стол. Не подводить же диссертанта из-за своих домашних дел! Он еще смотрел на отца, а вполглаза уже в диссертацию.
Петр Степанович потоптался посреди комнаты.
– Ну как знаете, вам виднее. Я вот хотел тебе рассказать, мне сегодня интересный сон приснился. Тебе как человеку, связанному с космическими полетами, должно быть интересно.
Этого только не хватало!
– Может, ты потом расскажешь, папа?
– Потом я забуду.
Пришлось слушать, нельзя было обидеть отца в этот день.
На праздничный обед в честь Петра Степановича, пришли внуки. Олег, муж внучки Лены, с которым у Петра Степановича еще со времен его больничной эпопеи, сложились почти приятельские отношения, спросил:
– Петр Степанович, вы прожили почти целое столетие. Какой кусок вашей жизни кажется вам самым лучшим?
Петр Степанович задумался. При всей его забывчивости, касавшейся недавних событий, давние он помнил хорошо, нередко до деталей, до отдельных звуков и запахов. Но только отдельные события – перебрать в памяти все пережитое у него не получалось, он быстро уставал, мысль отвлекалась на что-то другое. Сейчас вдруг в памяти всплыла та давно забытая, казалось, зимняя лунная ночь, когда он ехал на санях с вечеринки райсельхозсоюза и ощущал себя частью мироздания, и она вспомнилась в мельчайших подробностях, и звездным небом, и запахом овчины от полушубка, от бараньей полости, и лаем выбежавших его встречать собак, и какими-то необыкновенными ожиданиями, и чувством, что ты хозяин в этой жизни…
– Трудно выбрать, – сказал Петр Степанович. – Может, при НЭПе? Или то просто молодость была? Ведь самый лучший кусок жизни – это молодость. А вообще были разные куски… Я на свою жизнь не обижаюсь. Жаль только, что поумнел поздно. Но я все свои мысли успел записать, почитаете, когда умру…
Летом, в августе, оставив отца на попечение Лены, старший сын Петра Степановича с Лидой и сыном Никитой, как обычно, поехали на Волгу – рыбачить. Он никогда не расставался со своей «Спидолой», был в курсе всех новостей, сразу узнал и о московских событиях, а уже по дороге домой – об их благоприятном исходе.
В Харькове ничего не изменилось, отец был в добром здравии – насколько это было возможно в его возрасте и при его общем состоянии здоровья. Дома ждало письмо от среднего брата.
Здоров, брат!
Кілька днів тому одержав від тебе просторого листа, не відповідав, знаючи, що ви у відпустці. Але коли цей лист дійде до вас, ей, напевно, еже повернетеся.
Як почуваϵ себе батько? У вересні хочу, нарешті, приїхати побачитися.
Про життя і ціни не буду писати, бо всім відомо, що в цій справі діється.
Наталка з обома хлопцями півтора місяця назад поїхала в Махачкалу до батьків Володимира, а зараз живе з ними в аулі десь в горах. В своϵму листі вона написала про бідність гірської землі, про велич і багатство наших просторів, які вона оцінила тільки тепер. Про прикрість, що володаріцих просторів зовсім не шанують їх, тому що ці володарі не знають і в упор не бачатъ, звідки береться хліб і всяка благодать. Наталка ще описала, як гірські жінки від джерела носять воду в мідних глеках ϵмкістю 20–25 літрів по крутих стежках і на значну висоту.
Надіϵмося, що в вересні Наталка з хлопцями повернеться назад. Я вже починаю сумувати за ними. Моϵ життя проходить на роботі, де я спілкуюсь з невеличкою кількістю людей. Повернувшись додому після 17-ї години пораюсь біля кіз, кой-що роблю по господарству, але намагаюся знайти і час, щоб побути з онуками. Ціхлопці мені подобаються. Обоϵ дуже активні, темпераментні, дуже цікавляться всім навколо. Коли вони в іншій кімнаті, весь час чути вигуки захоплення, потім свари, плач, потім знову діло, гурчать губами машини, трактори, потім щось малюють і т. ін.
Нещодавно одержав листа від Велорія. Ось що він пише:[30]
«Получил справку из Военной прокуратуры, за что арестовали и кончили Василия Степановича. Сразу по трем статьям: террористическая, диверсионная, контрреволюционная деятельность. По каждой из них – расстрел! Не пойму, зачем три раза? За это все мне дали бесплатный проезд в метро, трамвае и автобусе. Во Львове же улицу его имени новые демократы снова переназвали по-старому, бюст из сквера убрали и предложили мне забрать его и установить на могиле отца. Они, видно, не знают, что у него нет могилы, и где он похоронен – неизвестно. Что теперь делать, не знаю».
Ознакомительная версия.