Ознакомительная версия.
Эсэсовцы на своих ремнях несли девиз: «Моя честь – моя верность». Так выражалась их абсолютная преданность своему фюреру Адольфу Гитлеру, поскольку охранные отряды (СС) считали себя его личными телохранителями. Эта клятва, которую приносили телохранители Гитлера во время борьбы за власть, стала девизом СС. Но такая верность была просто верностью одному человеку. Гиммлер ничего не знал о второй стороне верности, о доверии между хозяином и слугой, которая представляла собой сущность старонемецких феодальных государств, чья история оставила нам поразительные примеры такой верности. Едва Гитлер выказывал недовольство кем-либо из вождей СС, подчиненных Гиммлеру, последний немедленно сдавался: ему не хватало силы воли, чтобы защитить своего человека, хотя он ясно понимал, что поступает несправедливо. Брандт мог рассказать мне о множестве подобных возмутительных случаев. Он называл это принципом «диктатуры, смягченной преданностью». Гиммлер никогда не мог настоять на своем, даже в практических дискуссиях, посвященных важным вопросам внутренней политики.
Гиммлер утверждал, что никогда не собирался решать еврейскую проблему в Германии путем буквального уничтожения евреев. Но когда противоположная идея набрала силу, Гиммлер подхватил эстафету и стал проводить эту политику, несмотря на всю ее чудовищность, и делал вещи, вызывавшие у него отвращение, чтобы доказать, что он не «отступник» – а также, разумеется, чтобы не лить воду на мельницу Геббельса и Бормана, которые внимательно следили за всеми шагами Гиммлера.
То же самое касалось и обращения с другими народами на восточных территориях. Как Гиммлеру хотелось воспитывать их в соответствии со своим учением; если бы он смог сразу же начать это, то уже следующее поколение стало бы воплощением истинно нордического духа. Какие возможности открывались перед ним на завоеванных территориях! Его идея отобрать лучших и самых храбрых представителей этих народов, сделать им прививку нордической крови, а затем пересадить в старый рейх уже прорабатывалась и была готова к воплощению, когда Гитлер издал противоположные приказы. Они похоронили всякую возможность дать покоренным народам образование, потому что тем было предписано прозябать в самом примитивном существовании. Гиммлер снова покорился без борьбы и похоронил свою мечту, как бы ни тяжело было у него на сердце. Он опять вовлек своих людей в дела, выполнение которых не принесло бы ему ничего, кроме ответственности за причиненные страдания.
Гиммлер вскоре увидел, насколько пагубна политика Гитлера, когда ему стало известно о чудовищных последствиях этой политики в исполнении Эриха Коха, рейхскомиссара Украины. Доклады службы безопасности дали Гиммлеру возможность сообщить Гитлеру об этих последствиях; Гиммлеру стоило рискнуть всем, чтобы попытаться изменить эту политику, тщательно рассмотрев весь вопрос с Гитлером. Но Гиммлер поступал так лишь в редчайших случаях, и то с величайшей осторожностью и сдержанностью. Он не хотел, чтобы про него думали, что он пользуется докладами службы безопасности для критики приказов, исходящих от фюрера. Я нередко заставал Брандта в отчаянии, когда Гиммлер чрезвычайно внимательно читал доклады службы безопасности и убирал их подальше, вместо того чтобы обсудить их с Гитлером.
Я часто спрашивал себя – в чем причина такого поведения Гиммлера? Почему он никогда не осмеливался откровенно сообщать свои мысли Гитлеру, хотя сам вполне терпимо относился к возражениям и, в сущности, презирал тех вождей СС, которые боялись раскрывать рот. Он умел внимательно слушать человека, излагавшего свое мнение, при условии, что соблюдены формы приличия. В первую очередь я подумал, что Гиммлер не вполне уверен в прочности своего положения и избегает откровенности скорее по тактическим причинам. Но все оставалось точно так же, когда Гиммлер оказался на вершине власти. Далее я полагал, что он сознательно пускает события на самотек, чтобы воспользоваться ситуацией и занять место Гитлера, когда настанет нужный момент. Я укрепился в этой идее, когда Гиммлер ознакомился с докладом о болезни Гитлера, но не стал ничего предпринимать. Было вполне резонно предположить, что Гиммлер ждет неопровержимых доказательств болезни фюрера, чтобы использовать их в политических целях. Но вскоре мне пришлось изменить точку зрения, когда во время одного из сеансов лечения я ответил на телефонный звонок, после чего Гиммлер повернулся ко мне с сияющими глазами и сказал:
– Знаете, кто это был? Вы слышали голос фюрера – вам крупно повезло!
После того как я увидел такое собственными глазами, было несложно убедиться в полной преданности Гиммлера Гитлеру. Раздраженного замечания Гитлера по поводу какого-либо поступка Гиммлера было достаточно, чтобы последний совершенно расстроился и заработал жестокие желудочные колики. Одного лишь намека на то, что Гитлер может придерживаться иного мнения, хватало, чтобы Гиммлер начинал колебаться и откладывал решение до тех пор, пока точно не выяснял отношение Гитлера. Как бы плохо ни относился Гиммлер к какому-либо человеку, едва он узнавал, что тот пользуется расположением Гитлера, старался с ним поладить, зачислял его в СС и всячески поощрял. Никто, не бывший этому свидетелем, не мог бы поверить, что человек, имеющий в своем распоряжении такую власть, как Гиммлер, мог бы испытывать такой страх, когда его вызывали к Гитлеру; никто бы не поверил, как радовался Гиммлер, если разговор проходил успешно, а тем более если в его адрес звучало слово похвалы. Но, приняв все это во внимание, можно понять, как боялся Гиммлер сообщить что-либо неприятное для Гитлера и как поспешно он отступался, едва фюрер начинал хмуриться. В душе Гиммлера не было ничего, что стало бы противовесом тому влиянию, которое имел над ним Гитлер. Надежные свидетели сообщали мне, что Гитлер мог одним словом или жестом отмахнуться от него или так его отчитать, что тот больше не осмеливался сказать ни слова.
Такая слабость Гиммлера причиняла ему самому неописуемые мучения. Он пытался упрочить свою позицию путем чрезвычайно тщательной подготовки; он обдумывал любые возможные возражения, которые мог выдвинуть Гитлер, и очень тщательно вникал во все мелочи, прежде чем выдержать пытку разговора с фюрером. Его спасали специальные познания, поскольку они давали возможность убеждать, не прибегая к психологии. В таких обстоятельствах понятно, почему Гиммлер всякий раз с трепетом шел к Гитлеру и был рад, когда его не вызывали, хотя его обязанностью как члена правительства было видеть Гитлера как можно чаще и излагать перед ним взгляды, полностью противоречившие представлениям последнего, но основывающиеся на точных сведениях.
Ознакомительная версия.
