Новые вызовы не заставляют себя ждать. Теперь передо мной стоит задача представить себя миру и столкнуться с последствиями рассказа своей истории. Однако это еще не все: я планирую найти свою дорогу к тому, чтобы быть счастливой – возможно, даже более, чем когда-либо. А Лиза, как и все дети, сталкивается с необходимостью понять и уравновесить правду своих двоих родителей и лучшее в них привнести в свою собственную жизнь. Так как нам со Стивом не удалось решить эту задачу между собой, для нее это будет непросто. Однако мы оба дали ей множество талантов, и теперь у нее есть возможность найти путь к собственному призванию и величию.
Лиза – человек, который планирует все наперед. Она обладает прекрасным чувством, подсказывающим ей, что все необходимо делать хорошо и в срок. Лиза может справиться со всем, что ей дают. Одно из величайших удовольствий моей жизни – наблюдать за дочерью, когда та занята, поскольку она подходит к анализу вещей в спокойной и тщательной манере. Она словно парит между небом и землей, взлетая и приземляясь, счастливая и невредимая в своем идеальном внутреннем мире. Являясь, как и все дети, амальгамой двух своих родителей, она превосходит сумму изначальных слагаемых. Я не думаю, что она знает, насколько совершенна и как огромны ее способности и возможности. Однако она демонстрирует огромный потенциал, когда говорит и пишет. Ее идеи и предложения звучат цельно и кажутся такими же изумительными, как драгоценные камни идеальной формы.
Возможность стать свидетелем того, что она и люди ее поколения сотворят в течение последующих 30–40 лет, не сравнится ни с чем в мире.
5 октября 2011 года, когда я ехала вниз по 280-й автостраде на север к Пало-Альто, Лиза позвонила мне, чтобы сказать, что ее отец только что скончался. Мы обменялись несколькими фразами, прерываясь, чтобы помолчать. Я порадовалась, что она находится с молодым человеком, ведь я не могла быть рядом. Я заехала в город, чтобы встретиться с другом в Менло-Парке. Небо над головой затянули мрачнейшие темно-серые тучи, но высоко над Пало-Альто и Менло-Парком растянулась поражающая воображение сияющая двойная радуга. Она плыла в воздухе, словно молитвенный флажок, как бы отдавая почести ушедшему из жизни Стиву.
В своей книге «Где угодно, только не здесь» Мона пишет: «Всех тех, с кем мы познакомились до 25 лет, мы запоминаем на всю жизнь». Стив был первым из моих ровесников, кто умер. Он был отцом моего единственного ребенка и тем, кого я, несмотря ни на что, по-настоящему любила. Я чувствовала очень сильный шок.
Лиза находилась со Стивом в тот момент, когда он скончался, и позднее рассказала мне о его последних минутах. Я неоднократно вспоминала это на протяжении следующих месяцев, стараясь сохранить в сердце малейшие детали последних моментов жизни Стива и в полной мере осознать, что его больше нет. Однако, как в юности, когда мой отец объяснял мне идею бесконечности, каждая попытка осмыслить смерть Стива оставляла меня лишь на полпути к пониманию ее значения для меня.
Я была приглашена на поминальную службу по прощанию со Стивом в Стэнфорде, поскольку просила, чтобы меня включили в список. Однако затем меня из него вычеркнули, поскольку я дала разрешение журналу Rolling Stone опубликовать статью о Стиве и о наших ранних совместных годах. Только благодаря рассказам Лизы я сумела понять, чем же стала для меня его смерть. Во время похорон и поминальной службы я сидела одна в Лос-Альтос Хиллс, возвышающемся над ранчо Дювенек, пытаясь понять смысл всего произошедшего.
Несколько месяцев спустя я узнала, что обо мне и моей жизни со Стивом были опубликованы и озвучены вещи, которые никто со мной не согласовывал. Вещи постыдные и ложные. Я чувствовала себя так, словно с меня заживо изнутри сдирают кожу. Неужели это были проделки Стива после смерти? Ох, хитрец! Одним вечером я чувствовала такую огромную боль, что позвонила подруге, чтобы позвать ее поужинать, поскольку я не могла вынести эту тяжесть в одиночку. В тот вечер я выпила стакан красного вина и съела мясо, чтобы приглушить чувства внутри себя. Моя подруга изучила меня и сказала: «Я не думаю, что причиной твоей боли является клевета. Я считаю, что в ее основе лежит смерть Стива». Прошло уже более трех месяцев с момента его смерти. К тому времени я испытала глубокое чувство облегчения от его утраты. Хоть ее слова и шли от самого сердца, они казались нелепыми.
Следующим вечером я просто бродила по дому, не в силах ничем заняться. Меня в очередной раз выставляли сумасшедшей – людям было проще сделать так, чем признать неспособность Стива поступить правильно. Я была зла и растеряна, но сохраняла спокойствие. Я взглянула фактам в лицо: мне нужен по крайней мере еще один год, чтобы закончить работу над собственной историей, и я не могу продолжать пить красное вино и есть мясо, чтобы протянуть это время. И я также поняла, что не смогу писать, испытывая такую боль. У меня возникали даже мысли о самоубийстве. Я ненавидела этот мир.
Тем не менее мой разум позволяет мне смотреть на вещи под разными углами. Я отношусь к типу людей, которые склонны решать возникающие проблемы. Сама того не желая, я вернулась к словам подруги, сказанным прошлым вечером. Я задала себе вопрос: а не является ли причиной моей боли смерть Стива, а не унижение от клеветы? Это была только идея. Я не ожидала много, однако как только я сформулировала вопрос подобным образом, я, к огромному удивлению, неожиданно освободилась от прожигающей меня изнутри, словно кислота, боли и смогла понять истинную причину своих мучений. Она заключалась в смерти Стива, и я скорбела о нем. Правда состояла именно в этом. В итоге я поняла, что непереносимая боль являлась результатом переплетения двух факторов, однако, без сомнения, смерть Стива была более важна. Волны скорби омыли мою душу и помогли мне вновь почувствовать землю под ногами. Я могла продолжать жить.
Когда в ту ночь я пошла в спальню, скорбь не покидала меня. Мне нужно было спать, но в то же время оставаться сосредоточенной, иначе я бы сошла с ума, пытаясь понять, как справиться с обрушившейся на меня клеветой. Около трех часов подряд я то входила в медитативное состояние, то выходила, не теряя высокой эмоциональной сосредоточенности. Когда я пребывала в нем, ко мне явился Стив и показал мне истинное лицо любви между нами. Он словно сливался со мной в запутанный и сложный калейдоскоп взаимосвязанных инь и ян – двух частей, совместимых друг с другом. Он обратил мое внимание на светящийся шар, похожий на яркое солнце размером с пляжный мяч, раскаленный и белый в центре, а по краям розовый, шафрановый и светло-оранжевый. В этом видении мы стояли вместе на ранчо Дювенек под деревьями, наблюдая, как световой шар движется взад и вперед по склону горы, словно печатающая головка матричного принтера. Он двигался взад и вперед, и амплитуда его колебаний составляла около 15 метров. Чтобы убедиться, что я это вижу, Стив отметил, что, где бы ни находился световой шар, ни один объект не отбрасывает тени. Не было ни одного деревца, камня или даже травинки, которые бы не освещались со всех сторон сразу после того, как над ними пролетало маленькое солнце. Я с трепетом наблюдала за этим зрелищем, очарованная. Стив, казалось, рыдал и одновременно с этим был таким добрым и счастливым, каким я его сроду не видела. Мы с ним разделяли сразу все душевные состояния: умиротворенность и печаль, радость и любовь в боли истины и утраты. И я пыталась не потерять сосредоточенности, оставаясь в покое на протяжении всех часов, чтобы не потерять с ним связь. В конце концов, уже не в силах сохранять концентрацию и начиная засыпать, я увидела, как светящийся шар достиг вершины горы, превратился в заходящее солнце, а затем, когда я наконец заснула, скрылся за горизонтом.
