Все в одночасье изменилось для Бориса Годунова и его семьи, когда в Москве 15 октября 1604 года получили точные сведения о начавшемся походе самозваного царевича Дмитрия в Московское государство. Кроме этого, в миру появились подметные послания с «листом» Лжедмитрия I, отправленным Борису Годунову (одна из копий этого документа сохранилась в составе так называемых «татищевских известий»). Самозванец обвинял Годунова в похищении царства и напоминал ему о возмездии за кровавые дела: расправу с политическими противниками, покушение на его, царевича Дмитрия Ивановича, жизнь, спасенную доктором Симеоном, поджоги и наведение крымского хана на Москву, ослепление царя Симеона Бекбулатовича и проявленную уже по воцарении жестокость к Романовым, Черкасским и Шуйским[701]. Как записали английские послы, в Москве «были получены столь тревожные вести», что все остальные дела были «оставлены без внимания, кроме принятия решения по поводу наступившей опасности». Появление претендента, говорившего о «наследственных правах» на престол, «привело в сильную тревогу государя и все царство», как писал анонимный автор описания посольства Томаса Смита. Он отмечал немедленно возникшие «бесчисленные россказни», обсуждение которых «волновало все слои общества». Даже английский посол испугался хода событий; «в страхе находились сам царь и правительство, хотя и надеявшиеся, что удастся убедить народ, что все это один дерзкий обман»[702]. Вскоре в Смоленске возникло дело по извету о том, что «посадские люди ужеснулись, и меж себя, ходя, и неведомо что шепчут». Природа этого вселенского страха была разной. Кто-то, как в Смоленске, боялся, что снова не будет хлеба, поскольку «комаричане мужики смутилися и заворовали»[703]. Но были и совсем иные, иррациональные, объяснения успехов самозванца. Нужно вспомнить, что в Москве Григория Отрепьева считали «чернокнижником». Автор Хронографа записал, что в царствование Годунова вели борьбу со всякими волхвами (вспомним, что именно на этом было основано обвинение Романовых): «зане же в то время царь сыскивал звездочетцев накрепко, и всяких волхвов до конца изводил, глаголют бо о нем (Григории Отрепьеве. — В. К.), яко тоя же ради вины из за порук уйде он в Литву». Откуда бы ни явилось это зло, оно, по образному сравнению автора Хронографа, встало «облаком» над головою царя Бориса, и именно из него возгремел «скрежет смертный»[704].
Современников должно было смутить еще одно обстоятельство — то, с каким чрезмерным усердием Борис Годунов принялся организовывать отпор наемному войску самозванца, состоявшему из нескольких тысяч казаков и небольших отрядов шляхты. Все, что удалось поначалу Лжедмитрию, вторгшемуся в пределы Московского государства, — так это захватить несколько не самых значительных городов в Северской земле. За царем же Борисом Федоровичем была мощь армии всего Русского государства, которую он и обрушил на Лжедмитрия. Сохранилась «Роспись русского войска, посланного против самозванца в 1604 году»[705]; из нее вырисовывается масштабная работа по созыву поместной конницы и даточных людей. Центром сбора войска первоначально был избран Брянск, где в поход «против Ростриги» должны были собираться царские полки во главе с боярином князем Федором Ивановичем Мстиславским. Даже в обычное время развернуть целую армию было делом очень сложным, а здесь все усугублялось тем, что война начиналась глубокой осенью, когда было сложно даже проехать из конца в конец страны.
Тем не менее с этой первой задачей царь Борис Федорович справился. Недюжинную энергию проявил его приближенный, новгород-северский воевода Петр Федорович Басманов, немедленно ставший годуновским фаворитом (спустя какое-то время его личный фавор повторится у Лжедмитрия!)[706]. Басманов несколько недель сдерживал войско самозваного «царевича» под Новгородом-Северским, обеспечив возможность сбора главных сил. Первое крупное сражение армии Бориса Годунова с наемным войском самозванца произошло у этого города 21 декабря 1604 года. Московские воеводы донесли о победе, чем чрезвычайно обрадовали царя Бориса Федоровича. Он хорошо умел организовывать триумфы. Так случилось и на этот раз, к войску был послан с милостивым словом и для раздачи наградных золотых царский чашник Никита Дмитриевич Вельяминов. Вскоре, правда, выяснилось, что победа над самозванцем не была такой безоговорочной, а главный воевода князь Федор Иванович Мстиславский получил серьезные ранения в бою («по голове ранили во многих местех»). За это царь Борис выговорил второму воеводе и своему свояку боярину князю Дмитрию Ивановичу Шуйскому: «И вы то делаете не гораздо, и вам бы к нам о том отписать вскоре подлинно». Потом использовавший любую возможность для умаления деяний Бориса Годунова автор «Нового летописца» даже запишет, что «под Новым же городком бысть бой, и гневом Божиим руских людей побили»[707].
Решающим стал бой «на Севере, в селе Добрыничах под острожком под Чемлижом», пришедшийся, по сообщению разрядных книг, на 20 января 1605 года[708]. Участник той битвы капитан Жак Маржерет описал бегство польских и русских сторонников самозванца: «Пять или шесть тысяч всадников преследовали их более семи или восьми верст. Дмитрий потерял почти всю свою пехоту, пятнадцать знамен и штандартов, тридцать пушек и пять или шесть тысяч человек убитыми, не считая пленных, из которых все, оказавшиеся русскими, были повешены среди армии, другие со знаменами и штандартами, трубами и барабанами были с триумфом уведены в город Москву»[709]. Во время этого сражения самозванец едва не был захвачен в плен, он вынужден был бежать сначала к Рыльску, а потом к Путивлю, где удержался с остатками своих сторонников на несколько месяцев.
В начале февраля 1605 года, до начала Великого поста (11 февраля), для царя Бориса Федоровича наступила небольшая передышка в войне с самозванцем. Он продолжал действовать так, как привык. «Сеунщика» Михаила Борисовича Шеина, приехавшего с победной вестью («сеунчом») в Троице-Сергиев монастырь, царь наградил чином окольничего. По словам «Нового летописца», царь «слышав же такую на врагов победу, рад бысть и нача пети молебная»[710]. 8 февраля 1605 года были устроены отдельные торжества по поводу победы над самозванцем. Народу показали его пленных сторонников. Не забыли пригласить и членов английского посольства, которые оставили следующее известие: «Мы видели, как три тысячи несчастных пленных, семнадцать неприятельских знамен и одиннадцать барабанов были доставлены в Москву с торжественностью, превосходившею, однако ж, значение празднуемой победы». Особые почести были оказаны герою новгород-северской обороны воеводе Петру Басманову. Рассказывали о том, что однажды, принимая его во дворце, царь в уважение к его ранам спустился с трона и помог ему подняться (чего никогда прежде не делали русские цари), после того как Басманов коленопреклоненно бил челом об отпуске его в новый поход[711]. В описании английского посольства содержится свидетельство о том, что царь Борис Годунов сам намеревался двинуться во главе войска против самозванца. Если так, то это многое бы объяснило в последовавших событиях. Определенно можно сказать только, что царские воеводы чего-то выжидали и медлили.
