теперь для плохих рисунков нереальной фантастической архитектуры, т. е. для предметов, которых никогда не было и которых, благодаря Бога, никогда не будет, — занятой вместо этого тщательными этюдами по исторической живописи, не пятнами светотени, а тонкими рисунками, исполненными при помощи пера или карандаша.
Со стороны молодых художников ничто не должно быть терпимо, кроме подражания природе bona fide. Они не должны подражать манере известных мастеров, не должны допускать бессильных и бессвязных повторений чужих слов, имитировать жесты проповедника, не понимая его мыслей или не принимая участия в его чувствах.
§ 20. Блеск выполнения или попытки изобретательности не должны быть допускаемы у молодых художников
Нам не нужно незрелых идей их композиции, их несформировавшихся представлений о прекрасном, их несистематизированных опытов в области возвышенного. Мы презираем их быстроту, так как она без направления; мы отвергаем их решительность, так как она не имеет основания; мы осуждаем их композицию, так как в ней нет материала, мы отвергаем их выбор, так как он не сделан на основании сравнения. Их долг состоит не в том, чтобы выбирать, творить, воображать, экспериментировать, — а в том, чтобы скромно и серьезно следовать по стопам природы и идти по указаниям Творца. Нет худшего симптома в произведениях молодых художников, как чрезмерное проворство в обработке, ибо это знак того, что они удовлетворены своей работой и не пытаются сделать ничего лучшего. Их работа должна быть полна недостатков, так как они служат признаком усилий.
Они должны выбирать спокойные цвета, серые и темные, и, взяв себе в пример ранние произведения Тернера (подобно тому, как его позднейшие должны быть предметом их соревнования),
§ 21. Обязанность и привилегии всех учащихся
они должны подходить к природе со всей простотой сердца и работать трудолюбиво и доверчиво, имея в мыслях только одно — проникнуть в ее мысли, помнить о ее руководстве, ничего не отбрасывая, ничего не выбирая, ничего не презирая; веря, что все в ней правильно и хорошо, и все время наслаждаясь ее правдой затем, когда их память обогатилась, воображение насытилось, рука окрепла; пусть они дают нам бархат и золото, пусть они дадут волю своему воображению и покажут нам продукты своего творчества. Мы последуем за ними туда, куда они захотят нас повести; мы ни в чем не будем упрекать их; тогда они наши учителя и способны быть ими. Они стали выше нашей критики, мы будем внимать их словам со всей верой и покорностью, но не ранее, чем они сами склонились, подчинившись в свою очередь высшему Авторитету и Учителю.
Высшей похвалой для наших великих художников служит в настоящее время похвала за возвышенный характер и определенности цели. У нас слишком велико производство живописи, слишком велико производство банальных манекенов с известным количеством листвы, известным количеством неба и воды;
§ 22. Нашим великим художникам недостает единства цели
картин, на которых можно найти капельку всего, что приятно, капельку солнца и тени, мазок красного и голубого, немножко чувства и возвышенности, немножко юмора и старины, найти все это очень мило скомбинированным в одно красивое целое, но не объединенным одной конечной целью. Но если задача выше, чем ставили себе, например; Баррэт и Варлей, то нам приходится обыкновенно иметь дело с избитым повторением одной и той же композиции: высокое дерево, несколько коз, мост, озеро, храм в Тиволи — и проч. Поэтому мы желали бы, чтобы наши художники работали со всем напряжением своих сил над такими ландшафтами, которые бы производили на них впечатление торжественной, серьезной и сосредоточенной мысли, направленной к одной цели, при помощи всяких подробностей, цвета и идеализации форм; все это может дать только дисциплинированное чувство, накопленное знание и неутомимый труд живописца.
Я указывал во втором предисловии недостаток у наших современных художников этого важного элемента — серьезности и законченности; в заключение я снова называю это же их главным недостатком; он во многих отношениях является роковым для интересов искусства. Все наши ландшафты имеют описательный, а не рефлективный характер; они приятны и занимательны, но не экспрессивны и не поучительны. В основе их лежит не что иное, как
Та живая изменчивость,
Которую многие считают недостатком сердца.
Они заблуждаются; это не что иное, как подвижность
Продукт темперамента, а не искусства,
Хотя он и кажется таковым по своей предполагаемой легкости.
Это делает ваших актеров, художников и романистов
Не великими, но в значительной степени искусными.
Только следует заметить, что у художников эта живость не всегда бывает изменчива. Желательно, чтобы это было так, но быть подвижным в живописи не так-то легко. Поверхностность мысли не способствует подобной подвижности, быстрота в работе — оригинальности. Как бы там ни было в литературе, легкость не может служить в искусстве достоверным признаком способности воображения. Художник, который выполняет множество полотен, не всегда обнаруживает, даже в сумме всех своих произведений, широчайшую затрату мысли [102]. Я видел всего четыре произведения Джона Льюиса на стенах выставки акварелистов; я насчитал сорок других художников, но в конце концов нашел, что сорок были повторением одного, a те четыре — концентрацией сорока. И потому я серьезно стал бы спорить с нашими художниками по поводу их утверждений, что они ставят себе за правило никогда не повторяться; ибо тот, кто никогда не повторяется, не может произвести неограниченного числа картин, и тот, кто ограничивает себя в числе, оставляет себе, по крайней мере,
