Деление, конечно, условное (а бывают ли деления «безусловными» — неизвестно): вышеупомянутая «опопсовевшая» составляющая русского рока (для краткости обозначим её «0-ой» категорией) переходит в 1-ю, а та — во 2-ую, — но для себя я их границы чувствую чётко. Чтобы было понятнее, обращусь к конкретике: альбом "Отечество иллюзий" — почти целиком из 0-й категории (кроме нескольких моментов — допустим, эмоциональная окраска фразы "А может быть, их не три и не четыре, а сотни миллионов" — характерных для 1-й); классика Майка — очень яркое выражение сути демократической культуры (свобода по-своему смотреть на мир[33] — 1-я категория); "Вежливый отказ" — дальновидные интеллектуалы, нацеленные на подачу идей 2-ой категории (элитарный без кавычек авангард), но корнями уходящие в первую (такие мысли, как: "Знаю я наверняка, что и ты — ярый враг победы над собою", "исправляет не смерть, а сознанье своей правоты" и т. д.).
Такова моя «тарификация», прошу любить и жаловать, — она дана с целью дифференцировать перспективность рок-музыки. Победа демократии в историческом масштабе предрешена, — но она растянется на период жизни нескольких (минимум) поколений — столько же времени демократическая культура не будет "общий местом". На Западе "полной и окончательной" виктории свободомыслия тоже пока нет, но это светит в близкой будущем (независимые "масс-медиа"). У нас: грядущее "долгожительство в оппозиции" настоящей, демократической культуры не гарантирует её исключительно «магнитофонного» характера; существенно возросшие возможности обрести свою аудиторию в других видах культурной деятельности привлекут к последним множество талантливых людей (ранее — потенциальных рокеров); кроме того, специфика этих видов часто лучше «роковой» соответствует задачам дем. культуры.[34]
Я очень сомневаюсь в удачном исходе соревнования: к рок-движению налипло слишком много мусора, чтобы оно выдержало конкуренцию с остальными «отрядами» свободного искусства. Примечательно: молодые небесталанные люди, будучи «наслушаны» русским роком, пытаются перенести и развивать его духовные традиции в независимых театрах-студиях, в самиздатовской публицистике, в самодеятельном кинематографе, в своей поэзии, живописи — где угодно, только не в самом роке. Даже при наиблагоприятнейшем раскладе рок-музыка станет одной из дырочек в решете «совка»; для "живой воды" настоящей культуры её существование не будет играть принципиальной роли. Вышедшие в печати Пастернак и Бердяев дают больший импульс одухотворению человека, чем самый удачный сейшен; фильмы Абуладзе и Райзмана в утверждении внутренней свободы заходят порой дальше, чем андерграундные альбомы; — поэтому я считаю неизбежным «угасание» элементов 1-й категории в рок-н-ролле (соответственно, угасание всего рок-н-ролла в демократической культуре).
Пост-демократическая культура в наших условиях не имеет шансов на образование и самоопределение. Более того: данный мною термин достаточно бессмыслен — относимые к нему явления объединяет одно-единственное свойство: равнодушие к «человеческим» (социально-нравственным и вытекающим из них) проблемам, сосредоточение внимания на всевозможных «праздных» вещах, пестрота которых ничем не сцементирована. Что общего между сакраментальным вопросом о курице и яйце и авангардным экспериментированием с пространством? Правда, в нашем «контексте» это почти всегда выступает как право думать о таких вещах, право на "лица необщее выраженье", то есть относится к демократической культуре (у Б.Г. — "Какая рыба в океане плавает быстрее всех?"). В чистом же виде, пост-демократическая культура представляет собой совокупность «заморочек» людей, не ощущающих давления извне — не думающих о добре и зле — занимающихся более «туманными» проблемами: к примеру, медитацией (или мастурбацией, как Диоген) — по нашим понятиям, "бешенством с жиру". Создание условий, стимулирующих расцвет пост-демократической культуры, являлось давней неосознанной мечтой человечества — ее выполнимость я предлагаю решать читателю. Эта бредятина — только ягодки, сейчас я перейду к контркультуре.
«Я вру»…
Как помнит внимательный читатель, все написанное мною до этого заголовка служило цели реабилитации контркультуры: я прилежно старался очернить ее соперников, исподволь подсовывал мысль об их преходящей ценности (намекая на выигрышность контркультуры в этом отношении), ратовал за переориентировку рока в сторону его первородной питательной среды, — короче, звал вперед, к новым горизонтам. Стиль изложения был пронизан самодовольством, ерничеством и жаждой вивисекции всего живого, — он точь-в-точь соответствовал задаче ниспровержения старого для утверждения нового. А словечко «развитие» явно не из лексикона контркультуры.
И статья моя никому не нужна (в том числе и мне). Это все от лукавого, от Лукича — желание писать статьи. Это все культура. Впрочем, нежелание писать статьи — тоже культура, только более поздняя. Куда ни плюнь — всюду одна культура, и становится очень мерзко. Прошла минута, чувство капитулировало, я продолжаю жизнерадостно писать статью (и острить при этом (том)).
Перечитав предыдущий абзац, я понял, что это (то) там не присутствует: в буквах оно не прячется и ничем себя не обнаруживает, — наверное, это к лучшему. Честное слово, я сейчас в своем уме (даже немного себе на уме). Теперь я окончательно возвращаюсь к теме моего многостраничного монолога.
Прежде чем приступить к теоретическому рассмотрению понятия «контркультура» (и его взаимоотношений с понятием "культура"), я сделаю ряд оговорок: по предыдуще написанному, а) моя статья носит агитационно-популяризаторский характер — б) в ней применяется традиционная для нас методология исследования — в) которая основана на привычно-аксиоматичных основах нашего мировоззрения (таких, как материальность мира) — г) все элементы послегегелевских гносеологий (но не рожденных от нее) исключались из моего инструментария. Стараясь следовать правилам хорошего тона современной философии, я не употреблял слово «диалектика» и свел к минимуму составляющие ее методики (используя лишь самые «безотказные» из них: взаимодействие категорий «формы» и «содержания», "сущности" и «явления», "общее" — «частное» — «единичное» и т. д.), — но в результате, однох. ственно, получилось "саморазвитие объекта вследствие борьбы содержащихся в нём противоположностей". Смешно; но этого и стоило ожидать, так что нечего мне огорчаться.
Далее: я пользовался такой моделью культуры:
Существовали и существуют различные общества (народы, эпохи). Их жизни — их культуры, их духовные жизни — их духовные культуры (последние являются интересующим нас предметом — для краткости их и назовём "культуры"). И форма, и содержание духовной жизни каждого общества — всё укладывается в понятие "его культура". Духовная жизнь — не обязательно что-то хорошее: она объединяет в себе и гения, и злодейство (по признаку их одинаковой неотносимости к материальной жизни). Культура практически автономна от мат. культуры — их взаимосвязь ощутима только в глобально-историческом масштабе (или в некоторых частных обобщениях: культуры «земледельческих» народов можно обособить от "скотоводческих"). Искусство — область культуры, не несущая прямой функциональной нагрузки обеспечения жизнеспособности общества (в том виде, в каком социальные отношения и мораль «обслуживают» цельность, «нераспадаемость» общества, а знания — его производящую мат. деятельность), — аналогично сну, "не несущему" прямой функциональной пользы. Но и прикладные знания, и внутриобщественные отношения вырабатывают общее мировоззревие культуры, которое пропитывает каждого носителя культуры; этот «дух» очень чётко выражается искусством (поэтому оно и является для нас наиболее ценным свидетельством о какой-нибудь культуре). Культура национальна — у человека языковое мышление, соответственно есть некоторые различия в разнонародных типах познавательно-коммуникационной (2 функции языка) деятельности, но базируется все на единых для хомо сапиенса принципах. Развитие общества приводит к некоторому разделению культуры на старое мировосприятие и новое; поскольку они сосуществуют в одном обществе, они базируются первоначально на одних и тех же коренных принципах, и через какое-то время накопление новых мыслей «вверху» приводит к изменению "глубоких основ" так, что новое мировосприятие уже не терпит старого — и начинается новая культурная эпоха.
На протяжении всей цивилизованной жизни человек стоял перед выбором: к какой из двух сосуществующих культур присоединиться. В зависимости от воспитания и личных способностей он оказывался верящим в волю божию — либо в свои силы, в величие «кулака» римского императора — либо в воскресение человека, для которого все цезари — «тлен», в маловероятную удачу «вольного» набега и охоты — либо в гарантированную сытость цивилизации ближайшего царства. Человек крайне редко оказывался носителем только старого или только нового типа мировосприятия, но выбирал он только между ними. Таким образом, существующие в обществе субкультуры распределяются по разные стороны баррикады, возводимой мировосприятиями между собой. Победившая культура считает памятники побеждённой культуры образцами дикости, мракобесия, идолопоклонства и т. д.: христианство смеялось над язычеством, наука — над суевериями, мы — над совком; после того, как придёт понимание неодномерности развития и опасение выбросить отдельные ценные зёрна в "хламе старья", будут смеяться над теми, кто раньше слишком огульно смеялся. Это уже культура XX века, культура демократии, — в одной статье предлагалось только её называть культурой, а всё остальное назвать цивилизацией, или традицией: мол, сейчас, чтобы быть культурным человеком, мало быть образованным и способным мыслить — надо постоянно переоценивать все культурные ценности, отрицать и утверждать культуру, надо "жить в культуре". Статья напечатана в "Театре"(если мне не изменяет память), но аналогичные мысли встречались и в других источниках.[35]
