А. Москвин
Неоконченная «История»
Не исключено, что читатель, перевернув последнюю страницу книги, завершающей историко-географический труд Жюля Верна, придет в недоумение. В самом деле, писатель назвал финальную часть своего капитального исследования «Путешественники девятнадцатого века», тогда как повествование заканчивается на рубеже 20 — 30-х годов этого столетия и только в одном случае, при описании французских открытий в Антарктике, переступается рубеж сороковых. Это выглядит по меньшей мере странно по отношению к произведению, представленному на суд читателей в середине 1880 года.
Но, в сущности, ничего удивительного тут нет. Непревзойденный творец приключенческих романов не был историком науки. Его «Открытие Земли» (как стал называться трехтомник, начиная с 1886 года) — не оригинальное произведение. Автор переводит в более художественную, популярную форму строгие научные историко-географические сочинения, появившиеся к середине XIX века. Например, Ж. Верн часто ссылается на «Историю географических открытий» известного английского ученого Уильяма Десборо Кули. Эта «История» вышла в свет в 1830 — 1831 годах, что в значительной степени определило принятый французским писателем рубеж. Более новая, появившаяся в 1873 году «История географии и географических открытий» верновского знакомца Вивьена де Сент-Мартена также обрывалась на путешествиях первой половины столетия.
Обязан ли был уже очень популярный к тому времени писатель продолжить свою «Историю»? Трудно сказать. С одной стороны, Верна эта область человеческой деятельности всегда интересовала и он был в курсе самых последних географических открытий, в чем читатель может легко убедиться, перелистав едва ли не любой роман мэтра. С другой стороны, уже существовали периодические издания, публиковавшие краткие отчеты путешественников или сообщения о завершенных исследованиях. Во Франции XIX века подобные издания были представлены «Летописью путешествий» Мальтбрунна и Эйрье и сент-мартеновским «Географическим ежегодником» (1863 — 1876) и сменившей его «Новой летописью путешествий» (с 1876 г.). Кроме того, каждый более или менее честолюбивый землепроходец после завершения экспедиции старался выпустить книгу о своих странствиях и открытиях. Следовательно, как мог рассуждать и Ж. Верн, любой интересующийся путешествиями читатель мог относительно легко познакомиться с последними достижениями в этой области (не будем забывать также и о прессе, и о ставших весьма популярными в конце прошлого века публичных лекциях). Одному же человеку собрать воедино весь столь обширный разноязычный материал было бы весьма и весьма нелегко. Для этого прежде всего нужна была масса времени, а его-то у писателя катастрофически не хватало.
Возникала и другая сложность. Верн не был ученым, а следовательно, не мог объективно оценить значимость того или иного путешествия. Читатель, верно, уже успел в этом убедиться. Достаточно ординарное кругосветное плавание, в котором европейским морякам удавалось «открыть» с десяток малюсеньких островков, к тому же по большей части давным-давно заселенных, в книге относится к разряду замечательных. А вот кругосветка И. Ф. Крузенштерна, в ходе которой были сделаны подлинные открытия в структуре важнейшего географического объекта — Мирового океана, объявляется малозначимой с научной точки зрения. Вдумайся, читатель: открыто Межпассатное течение, огромная река в океане, стоящая всех Маккензи, Ниагар, Рио-Нуньес и Сенегалов вместе взятых, а писатель утверждает, что никаких крупных географических открытий сделано не было. Да создание одного «Атласа Южного океана», которым долгие годы пользовались мореплаватели всех наций, перевешивает достижения многих с пиететом описанных в книге французских и британских экспедиций. Что ж, в очередной раз приходится посетовать на незнание Верном русского языка. Получи писатель возможность работать с оригиналом отчета о первом российском кругосветном плавании, он, может быть, иными глазами смотрел бы на деяния наших предков.
Непрофессионализм таит в себе и другие опасности. Младший коллега Ж. Верна, его соотечественник, не только автор захватывающих приключенческих романов, но и сам путешественник, Луи Буссенар, выпуская собственную историю географических открытий, решил внести в нее сведения о землепроходцах последней четверти XIX века. Увы! Наряду с именами, действительно достойными серьезного внимания самого широкого круга образованных людей, писатель старательно рассказывал о путешественниках, чьим единственным достоинством было посещение далеких стран и относительно увлекательное изложение собственных приключений и переживаний в становившейся на время популярной книжке. Буссенар, щедро раздавая эпитеты «замечательный», «выдающийся» и т. п., сообщает о журналистах, миссионерах, купцах, офицерах, имена которых ныне позабыты даже самыми педантичными составителями биографических справочников. Жюль Верн оказался намного разумнее. Он а приори согласился с устоявшейся оценкой специалистов и предпочел в данном случае воздержаться от собственного продолжения «Истории». Правда, делает это не совсем корректно. Писатель, завершая свой труд, приводит исполненную гордости за род человеческий фразу: «Земля открыта, теперь предстоит освоить ее». Нам, читающим эти строки спустя сто с лишним лет, ясно, что дело обстояло далеко не так. Даже очертания континентов, преимущественно в полярных областях, не были известны. Что уж тут говорить о внутренних районах материков!
Скажем, на британском атласе мира 1840 года с относительной достоверностью показана только береговая линия Южной Африки. Все, что отстояло на несколько десятков километров от побережья, виделось сплошным белым пятном. Конечно, для читателя восьмидесятых годов оно уже не было таким сплошным — после титанических усилий отважных Давида и Чарлза Ливингстонов, Генри Мортона Стенли, Джона Хеннинга Спика, Джеймса Огастеса Грина, Саворньяна де Браззы, Ричарда Френсиса Бёртона, Георга Швейнфурта, Поля-Беллони дю Шайю, Густава Нахтигаля, Генриха Барта и многих других. Однако Верн-то не обмолвился об этом и словом.
Еще большее несоответствие громкому верновскому утверждению являла собой изученность внутренних областей других континентов. Она была почти нулевой. Нашему читателю и ближе и понятнее эпопея исследования Внутренней Азии. Первоочередной эту задачу, кстати, считало основанное в 1845 году Русское географическое общество (РГО). В 1856 году отправляется в экспедицию на Тянь-Шань выдающийся географ Петр Петрович Семенов. Его роль в изучении труднодоступных районов планеты была оценена настолько высоко, что он получил официальное почетное добавление к своей фамилии: Тян-Шанский. А вслед за ним провели свои блестящие по результатам, разносторонние исследования путешественники, вписавшие едва ли не самые славные страницы в историю отечественной науки. Туркестанский край с 1857 года исследовал Николай Алексеевич Северцов, в Центральной Азии с 1866 года работал Михаил Васильевич Певцов, совершивший в 1876 — 1890 годах три самостоятельные экспедиции по Джунгарии, Монголии, Кашгарии и Куэнь-Луню. В 1858 — 1859 годах совершил плодотворную по результатам экспедицию в Кашгарию казах Чокан Валиханов. Мировую известность получил своими четырьмя экспедициями в Центральную Азию (Кашгарию, Джунгарию и Тибет) в 1870 — 1885 годах Николай Михайлович Пржевальский. В конце XIX века, уже после выхода книги Ж. Верна, открытие внутренних азиатских просторов для науки продолжали русские путешественники Всеволод Иванович Роборовский, Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло, Григорий Николаевич Потанин, швед Свен Гедин, французы Ж.-Л. Лютрей де Рен и Ф. Гренар, а также десятки других мужественных и самоотверженных исследователей.
И уж коль скоро заходит речь о России, нельзя не сказать о некоторой тенденциозности Ж. Верна. Часто говорится о его особых чувствах к России, чуть ли не о любви к нашей стране. Пожалуй, излишне напоминать, что писатель, умеренный демократ по своим убеждениям, не мог любить страну, потопившую в крови две революции: венгерскую 1848 — 1849 годов и польско-литовскую 1863 — 1864 годов. Да, Верн интересовался этой огромной страной с ее богатейшими природными ресурсами, с ее могучим народом, дважды на протяжении полувека оказывавшимся в состоянии войны с Францией. Да, у него были знакомые среди русских политических эмигрантов, да, он неоднократно переносил в Россию действие своих романов, но любовь тут ни при чем. И данный том верновской истории путешествий лишний раз это подтверждает.
Взгляните-ка, кто у него исследует Россию или разносит славу русского имени по просторам Мирового океана — сплошь иностранцы или, в лучшем случае, выходцы из Прибалтики. Приводятся одно-два русских имени, которых просто нельзя было выбросить. В сущности, Верн продолжает ту же линию дискриминации русской науки, которой в Европе придерживались в течение всего XIX века. Слов нет, иностранцы внесли большой вклад в научное изучение России, и отечественная наука с благодарностью признает труды Герарда Миллера и П. Палласа, Александра Гумбольдта и Родерика Мёрчисона, гордится именами российских подданных Ивана Крузенштерна, Фаддея Беллинсгаузена, Отто Коцебу, Иохана Эшшольца, Ивана Черского, Александра Чекановского, Германа Абиха, Гергарда Майделя и многих-многих других, навсегда оставшихся в истории изучения и исследования Земли.
