Виссарион Белинский - Утренняя заря, альманах на 1841 год, изданный В. Владиславлевым. Третий год

Сверх всякого ожидания и вопреки безотрадным предчувствиям касательно будущности русской литературы, невольно овладевшим нами при взгляде на ее пустоту и бесцветность, «Библиографическая хроника» первой книжки «Отечественных записок» в новый 1841 год начинается тремя такими книгами, которые, при всей нашей недоверчивости к приметам, особенно благоприятным, пророчат счастливый урожай в наступающем году{1}. Это обстоятельство тем приятнее, что в короткий промежуток каких-нибудь двух недель, разделяющих выпуск последней книжки «Отечественных записок» за прошлый год от выхода первой книжки за новый год, нельзя было надеяться и на дюжину даже плохих книг, – как вдруг набирается всех книг не один десяток, и большая часть из них – хорошие, а между хорошими три превосходные! Начинаем с «Утренней зари», желая от всей души, чтоб она была светлою «утреннею зарею» столько же и для литературы наступающего года, сколько она вправе носить это название для самой себя. Если полдень и вечер будут соответствовать такой прекрасной «утренней заре», то 1841 год будет одним из лучших годов русской литературы…

Вот уже четвертый альманах издает г. Владиславлев и делает этим четвертый подарок любителям легкого чтения и красивых изданий. На этот раз его альманах превзошел, как говорится, самого себя и изящностию своей наружности, роскошью приложений, и замечательностию содержания. По стихотворной части, его украсили произведения Пушкина, князя Вяземского, гр. Р-ной, Языкова, Кольцова, Подолинского и других. Драгоценным алмазом сияет между ими стихотворение Пушкина – одно из лучших между лучшими созданиями его лирической музы. Выписываем его вполне:

Из трех стихотворений князя Вяземского, невольно обращающих на себя внимание прекрасными стихами и отдельными мыслями, одно отличается глубокостию и полнотою грустного чувства, которое разделит с ним всякая человеческая душа, оригинальностию и поразительною верностию выраженной в нем поэтическими стихами мысли. Не можем не поделиться с читателями тем грустным и вместе высоким наслаждением, которым переполнилась душа наша от этой чудной поэтической мелодии благородно страждущего чувства:

Прекрасна своим свежим, благоуханным чувством и своею неподражаемою оригинальностию «Русская песня» Кольцова:

Мы выставили здесь только самое лучшее, что может назваться драгоценным приобретением литературы; но вообще из всех стихотворений альманаха нет не только таких, которые портили бы книгу, а напротив, иные из них блещут красотами первоклассными, хотя и не могут сравниться с приведенными выше стихотворениями Пушкина и князя Вяземского.

Прозою «Утренняя заря» так же примечательна, как и стихами. Статей немного, но большая часть из них прекрасна. Пересмотрим их по порядку.

«Южный берег Финляндии в начале XVIII столетия», повесть князя Одоевского, отличается теплотою и свежестью чувства, превосходным рассказом и тем «гуманическим» созерцанием, которое лежит в основании всех произведений этого писателя. Содержание ее просто. Во время войны с шведами русские взяли мальчика финна; он вырос между ими, образовался, сделался известен Петру Великому, который хочет употребить его на типографское дело и тем открывает ему в будущем блестящую карьеру. Финн едет на родину, чтоб увидеться с подругою своего детства, красавицею Эльсою, привозит ее в Петербург и отдает ее на руки семейства, с которым он сам связан родственным чувством. В этом семействе есть девушка-красавица, и наш финн борется между чувством к образованной (по тогдашнему времени) девушке, которая любит его и во всех отношениях – пара ему, и между чувством к дикой дочери природы, которой глубокая натура, полная магнетических сил и видений, влечет его к себе неотразимою прелестию, тогда как дикость, какая-то восторженная полупомешанность, прославившая ее на родине колдуньею, и упрямое отвращение от сближения с общественными формами – отталкивают от нее. Картина семейного быта полурусского и полуголландца Эверена; нелюбовь к Эльсе его доброй, но невежественной жены, видевшей, что Эльса отбивает жениха у ее дочери; ревность самой дочери к своей сопернице; страдания поэтической финляндки; борьба чувств у молодого человека; некоторые черты тогдашнего времени, – все это так увлекательно, так полно жизни и истины, что невольно жалеешь, почему автор не употребил большего труда для отделки этого поэтического произведения[1]. Особенно поразительно в повести то, что все главные действующие лица ее, будучи финнами, в то же время и люди, и что в национальном элементе поэтической и грациозной героини резко пробивается общечеловеческий элемент. Превосходна картина финского семейства, которою открывается повесть. Автор делает примечание, что финны живут не деревнями, а отдельными хижинами, рассеянными далеко одна от другой на огромном пространстве, и что, вследствие этого, при национальной настроенности их духа, они все известия о том, что делается на свете, обыкновенно доходящие до них в искаженном виде, – облекают в мифические образы и делают из них баснословные предания. Не можем удержаться, чтоб не выписать поэтического рассказа старого финна о борьбе Карла XII с Петром Великим, где оба эти лица являются в гигантских образах фантастической поэзии дикого племени.

Нет на свете земли краше нашей Суомии: у нас и море широкое, и озера глубокие, и сосны вечно зеленые; и в других землях также есть солнце, да оно покажется, посветит и спрячется, как у нас зимой. А наше солнце полгода отдыхает, зато полгода светит, и на полях наших едва уляжется роса вечерняя, как поднимается роса утренняя. Но в старину было еще лучше: было у нас чудное сокровище Сампо, пестрое, из разноцветных каменьев, и с такой крышей, что теперь всем ковачам по сковать. Тогда был рай земной в Суомии: ничего люди не делали, все делало Сампо: и дрова носило, и домы строило, и кору на хлеб мололо, и молоко доило, и струны на кантелу[2] навязывало, и песни пело, а люди только лежали перед огнем да с боку на бок переворачивались; всего было в изобилии, но когда Вейнеменен[3] рассердился на нас, Сампо ушло в землю и заплыло камнем, а на земле осталась только кантела. Тогда люди были не такие, как теперь, а великорослые, сильные. Они хотели разбить камень, трудились долго, но не дошли до Сампо, а только навалили груды каменьев на нашу землю. С тех пор проведали и другие люди, что в нашей земле такое сокровище: сперва рутцы[4], а потом и вейнелейсы;[5] вот они и спорят с тех пор, кому достанется Сампо! У народа рутцы есть король, а у вейнелейсов царь. Оба они великие тиетаи[6]. Они ведают, как добыть сокровище из земли, но один другому уступить его не хочет. Давно уж они готовились завладеть им. Уж чего не знает наш тиетай Кукари? – Он видит все, из чего что произошло, откуда и железо, и бурелом, и все силы земные, но пред царем и королем меркнет и его ум чародейный. Царь, видно, сильнее короля, ибо знает, как он родился. Едва вышел король из материнского чрева, как топнул ногою и сказал: что Юмала дал, того у меня Перкола не отнимет. И пошел он по земле с железным мечом; куда ни придет, махнет мечом, все люди вкруг него умирают; и такова его мудрость, что никто еще не видал, чтоб он ел или пил, а спит он одним только глазом, другим же все смотрит и в небо и в землю, и все видит, что и как от чего происходит; одного только не видал он, как произошел царь вейнелейсов. Говорят, что вышел он прямо из моря. Была сильная буря, волны землю подмывали, корабли тонули, скалы с берегов падали в море. Король сидел на берегу, помахивал железным мечом и приказывал скалам подыматься из моря, но скалы не слушались; король рассердился, море пуще взбушевало; как вдруг расступилось, и из воды вышел царь вейнелейсов; одною рукою он приподнял скалы, а другою повел вокруг себя и сказал: все мое, что ни вижу. Король и пуще рассердился и бросил в царя железо, царь отвечал ему тем же. У царя же не было ни серы, ни селитры. Бой стал неровный. Царь собрал своих вейнелейсов и стал с ними ходить по белому свету, перешел он и за полуденное море, там, где небо к земле прислонилось. Придет в одно место, ударит железом по земле, скажет: копайте, и из земли выйдет железо. В другом месте ударит, выйдут из земли сера и селитра; в третьем разные сокровища. Но все не дорылся он до Сампо, потому что Сампо в нашей Суомии. Что ни собрал царь, все принес в свою землю. Но он так долго ходил по белому свету, что на его земле все люди постарели, у всех отросли длинные бороды. Царь рассердился. «Хочу, – сказал он вейнелейсам, – чтобы все помолодели, потому что нужны мне люди молодые и сильные». И такова была его мудрость, что от одного его слова все вейнелейсы помолодели: сделались они здоровы и сильны, и бороды у них отпали. Тогда царь велел вейнелейсам ковать оружие против врага своего короля рутцы. Три дня усердно помогают царю своему рабы, на плечах у них пыль в сажень толщиной, на голове сажа в аршин, на всем теле густой слой копоти. Но про то узнала сестра царева. Приходит, смотрит и молвит: «Много ты, братец, навел ковачей из-за полуденного моря; вели мне сковать царское ожерелье, чтобы все почитали меня царицей; да вели мне выковать месяц из серебра и солнце из золота, чтобы они ходили вокруг меня, и днем и ночью светили. Не выкуешь, братец, злые слова пошлю на тебя». Рассердился царь, услышав такие речи. «Нет царя, – сказал он, – кроме меня; есть у меня царское ожерелье, да не для тебя; есть месяц и солнце, да не тебе они светят». Царская сестра пригорюнилась и с досады стал гребнем чесать свои черные волосы; волосы падали на землю, и от каждого выросло ядовитое зелье. Потом разломила она свой гребень на части и из каждого зубца вышел великан с луком и стрелами. Узнал об этом и король рутцы и турка, вечный враг христиан. И сошлись они вместе и напали на мудрого ковача. Увидевши это, ковач ударил молотом по наковальне, и от одного стука рассыпались в прах великаны; он ударил в другой раз, от наковальни отскочили куски железа и засыпали турку; ковач ударил в третий раз, от наковальни брызнули искры, зажгли серу и селитру и опалили короля рутцы. Король бросился в море, чтоб затушить огонь; царь за ним, – приходит к морю, а корабль уже за морем; царь гнаться – смотрит, нет корабля, вокруг него только песок морской да голые камни, да топь, да болота. Царь собрал своих вейнелейсов и говорит им: «Постройте мне город, где бы мне жить можно, пока я корабль построю». – И стали строить город, но что положат камень, то всосет болото; много уже камней навалили, скала на скалу, бревно на бревно, болото все в себя принимает и наверху земли одна топь остается. Между тем царь состроил корабль, оглянулся: смотрит, нет еще города. «Ничего вы не умеете», – сказал он своим людям и с сим словом начал поднимать скалу за скалою и ковать на воздухе. Так выстроил он целый город и опустил его на землю. Между тем король на другом берегу ходит и думает, что царь затевает. Встречает его месяц. Король кланяется месяцу: «Ах, месяц божий, не видал ли ты, что делает царь вейнелейсов?» Но месяц ему не отвечает. Короля встречает солнце; он кланяется солнцу: «Ах, солнце божие, не видало ли ты, что делает царь вейнелейсов?» Но и солнце ему не отвечает. Король встречает море, он кланяется морю: «Ах, море божие, не видало ли ты, что делает царь вейнелейсов?» Море наконец ему отвечало: «Знаю, что он делает, он землю сушит, волны гонит в мое сердце; тесно мне становится в моих берегах, как тебе, королю, в твоем королевстве». – «Нападем же на него, – сказал король, – авось-либо просторнее будет нам на белом свете». – И согласились они, и пошли на царя войною. Король приготовил серу и раскаленные уголья, а море взбушевало, вылилось из берегов и всползло на кровли нового города. Царь отдыхал тогда после дневной работы, проснулся, видит: хочет море залить его! Сильно ударил он жезлом по морю, и море смутилось, быстро потекло в берега и только в страхе обмывало царские ноги. «Неси мои корабли», – вскричал царь грозным голосом, и море приняло их на свои влажные плечи. «Остынь!» – сказал царь, и море подернулось льдом серебристым. «Дуй, буря, в мои паруса!» – сказал царь, и корабли покатились по скользкому льду. Король между тем, видя, что море застыло, смотрит и радуется. «Победило море, – говорит, – и затянуло вейнелейсов под своей льдиной». Еще смотрит он, чернеет что-то по белому снегу, ближе… ближе… горе!.. то летят корабли вейнелейсов; тщетно заклинает их король, тщетно обсыпает красным угольем, – с кораблей дышит бурный ветер, свивает в облако горячую серу и палит короля и всю землю рутцийскую. Испугался король и побежал к турку просить подмоги. Но такова его мудрость, что он и у турка за морями, и у нас на берегу в одно время. Чем-то кончится эта кровавая битва? Кому достанется земля наша? Кому достанется наше сокровище Сампо?