Виссарион Григорьевич Белинский
Фритиоф, скандинавский богатырь. Поэма Тегнера в русском переводе Я. Грота
ФРИТИОФ, СКАНДИНАВСКИЙ БОГАТЫРЬ. Поэма Тегнера в русском (?) переводе Я. Грота. Гельсингфорс. В типографии вдовы Симелиус. 1841. В 12-ю д. л. 60 и 207 стр.
Мы виноваты перед скандинавским рыцарем, которому с чего-то вздумалось назваться «богатырем»: еще в прошлой книжке следовало бы нам отдать о нем отчет публике; но срочность журнальной работы часто отвлекает от хорошей книги, именно потому что она хороша и требует отзыва более обдуманного и обращает перо рецензента к куче вздоров, от которых можно скоро отделаться, только слегка заглянув в них. Тем с большим удовольствием обращаемся теперь к «Фритиофу».
«Фритиоф» – поэма шведского поэта Тегнера, созданная им из народных сказок и преданий, следовательно, по преимуществу, произведение народное, которое должно быть мало доступно и мало интересно для всякой другой публики, кроме шведской. Но «Фритиоф», несмотря на свою народность, общедоступен, понятен и в высшей степени интересен для всякой публики и на всяком языке, если передан хоть так хорошо, как передал его на русский язык г. Грот. Причина этому – общечеловеческое содержание и самый характер скандинавской народности. Чтоб эта мысль была для всех ясна, мы должны в кратком очерке изложить содержание «Фритиофа».
Фритиоф, сын Торстена Викингсона, бонда (владельца земли, вассала) и брата по оружию конунга (вождя, государя) Бела, воспитывается у Гильдинга, старого бонда, вместе с Ингеборгою, дочерью конунга Бела. Оба они любят друг друга с самой нежной юности.
Как счастлив Фритьоф! он в восторге,
Что руны первые узнал;
Он их толкует Ингеборге,
Богаче конунга он стал.
Как любит он, подняв ветрило,
Носиться с ней над бездной волн!
Как бьет она в ладони мило,
Когда он правит легкий чёлн!
Как высоко гнездо ни свито,
Он ей достать его готов,
И у орлицы, в тучах скрытой,
Легко отнять ему птенцов.
И как ни быстр поток сердитый,
Он рад нести подругу вброд!
Прелестной ручкою обвитый,
Смеется Фритьоф шуму вод.
Ей с поля первый цвет душистый,
Ей земляники первый пук,
Ей первый колос золотистый
Приносит резвый, верный друг.
Но детство мчится мимо: вскоре
Уж пылкий юноша цветет
С мольбой, с надеждою во взоре,
И дева, полная красот.
Уж Фритьоф ходит на ловитву;
Иному б страшен был тот лов:
Он без меча, без дрота в битву
Зовет медведя в тьме лесов.
Грудь с грудью бьются; но со славой
Смельчак, хоть ранен, прочь идет;
У ног подруги дар кровавый;
Она ли им пренебрежет?
Нет, женам мужество любезно,
И сила стоит красоты:{1}
Чело бойца и шлем железный
Краса и сила – вот четы![1]
Когда же в поздний час зимою
Пред очагом читал он стих
Иль о Валгалле – мзде герою —
Иль о богах и женах их;
Он мыслил: «Светлы кудри Фреи,
Как жатва зыбкая полей;
Что ж? сеть златая вкруг лилеи —
Вот кудри девицы моей.
Идуны перси ярко блещут,
Дрожа под тканью шелковой;
Я знаю ткань: под ней трепещут
Два альфа с пышной полнотой.
У Фригги очи так же ясны,
Как небо синее весной;
Я знаю очи: день прекрасный
Пред ними будто мрак ночной.
Ланиты Герды – снег, горящий
Сияньем северных огней;
Ланиты есть: то день, всходящий
С двойною утренней зарей.
Есть сердце: как у Нанны, страстно —
Хоть и не славится – оно:
Тебе, о Бальдер, не напрасно
Похвал так много воздано!
О если б я, как ты сраженный,
Подругой мог оплакан быть,
Как Панна нежной, неизменной, —
Я был бы рад у Гелы жить».
А дева, с песнью про героя,
Беспечно ткала, – в свой узор
Перенося картину боя
И волны синие и бор.
Средь белой шерсти вырастают
Щиты златые, день за днем,
И копья красные летают,
И латы блещут серебром.
Герой же битвы неприметно
Все с ним становится сходней;
Вот он с ковра глядит приветно:
Ей любо, но и стыдно ей.
Меж тем в лесу мечтатель юный
Врезает всюду И да Ф;
Слились их души: вот и руны
Растут, сплетясь, в коре дерев.
Стоит ли день на небосводе —
Сей златовласый царь земли —
И жизнь кипит в обычном ходе,
Друг другом заняты они.
Стоит ли ночь на небосводе —
Мать темновласая земли —
И все молчит при звездном ходе,
Друг другом заняты они.
«Земля! цветами молодыми
Свое чело ты убрала;
Отдай мне лучшие, чтоб ими
Я увенчать его могла».
«Ты, море, перлами обило
Свой влажный, сумрачный чертог:
Отдай мне лучшие, чтоб милой
Я ожерелье сделать мог».
«Златое солнце, мира око,
Звезда с Одинова чела!
Будь ты моим, – твой круг широкой
Ему б на щит я отдала!»
«О месяц, месяц серебристый,
Свеча Одиновых палат!
Будь ты моим, – твой облик чистый
Я б милой отдал на наряд».
Мы нарочно выписали такой большой отрывок, чтоб не рассуждениями, а фактом показать, что такое скандинавская любовь и каковы были взаимные чувства и отношения Фритиофа и Ингеборги. Какая чистота, глубокость, возвышенность, благородство! Какой общечеловеческий характер! Здесь видны все элементы рыцарства, впоследствии, при влиянии христианства, так роскошно развившегося.
Гильдинг говорит сыну, что Ингеборга ему неровня и что потому он должен забыть свою любовь; Фритиоф отвечает:
Нет, вольный муж не уступает;
Ему весь мир в наследье дан;
Судьба неровное равняет;
Венцом надежды я венчан.
Знатна могущества порода:
Жив Тор среди своих палат;
Он хочет доблести – не рода;
Товарищ-меч – вернейший сват.
Я б за невесту, не бледнея,
И против бога грома стал.
Цвети, цвети, моя лилея,
А кто разрознит нас – пропал!
Конунг Бел созывает детей.
К закату, – начал конунг, – мой день пришел;
Мне мед уже не вкусен, мне шлем тяжел.
Во взорах мрак скрывает юдоль земную,
Валгалла ярче блещет; то смерть я чую.
Бел, по обычаю скандинавскому, запрещающему героям умирать естественною смертию на постели, вместе с другом и сподвижником своим, Торстеном Викингсоном, решается умереть от меча. Его завещание детям дышит исполинским величием скандинавской поэзии и мифологии.
По смерти конунга Бела, владение его наследуют сыновья его, Гелг и Гальфдан; Фритиоф один наследует владения своего отца —
На три мили в три стороны земли его простирались,
Долы, холмы и горы; четвертой касалося море.
Холмы увенчаны были березовым лесом; на скатах
Стлались ячмень золотой и рожь в вышину человека.
Там зеркалами лежали озера меж гор и меж рощей,
Где круторогие лоси гуляли царственным шагом
И из несчетных токов студеную черпали воду.
В долах обширных паслись на злаке стада, и лоснилась
Шерсть у них, и ждали сосцы вожделенных сосудов.
Фритиоф сватается за Ингеборгу. Его объяснение с Ингеборгою – верх поэзии. Гелг, брат Ингеборги, с презрением отказывает Фритиофу в руке сестры своей. Ринг, престарелый владетель Нордландии (Норвегии), хочет жениться на Ингеборге;
Она молода еще; знаю, что ей
Угоднее были бы розы;
А я уж отцвел: над главою моей
Меж редких кудрей
Уж снег рассыпают морозы.
Но ежели может она полюбить
Меня, старика с сединою,
И матерью сирым готова служить:
То трон разделить
Угрюмая осень желает с весною.
Гелг отказывает Рингу – и Ринг идет на него войною. Братья просят помощи Фритиофа – он отказывает. Ингеборга заключена в храме Бальдера; Фритиоф тайно видится с нею там. Невозможно дать понятия о полноте лиризма, о возвышенной прелести поэзии, с которыми изображены эти свидания. Песнь VIII поэмы, содержащая в себе прощание Фритиофа с Ингеборгою, – торжество поэзии. Гелг, узнав о тайных свиданиях, народным судом изгоняет Фритиофа из отечества. Фритиоф, объявляя это Ингеборге, преклоняет ее бежать с ним. Она отвергает его предложение и говорит ему:
Мой друг, будь мудр! уступим грозным норнам:
Все отдадим, но честь свою спасем;
Мы счастия уже спасти не можем,
Должны расстаться.
Фритиоф
Почему ж должны?
Не потому ль, что ты бессонной ночью
Расстроена?
Ингеборга
Нет, потому что должно
Нам сохранить достоинство свое.
Фритиоф
Вам, женщинам, достоинство дается
Лишь нашею любовью.
Ингеборга
Не прочна
И самая любовь без уваженья.
Фритиоф
Упрямством трудно заслужить его.
Ингеборга
Любить свой долг – похвальное упрямство.
Фритиоф
Вчера был долг в ладу с любовью нашей.
Ингеборга
