Не только таганрогский материал лег в основу рассказа «Человек в футляре». Главное здесь - в общерусском характере написанного. И какой бы город ни был описан в «Человеке в футляре», будь то Таганрог, Серпухов, Мелихово и т. д., он является прообразом всей бюрократической царской России, «страны казенной», как говорил Чехов. Такая страна могла породить гимназии с казенным духом и формализмом могла породить «человека в футляре».
В результате сообщения учителя и учащихся было выдвинуто три положения:
1. Образ Беликова воплотил в себе некоторые черты реальных прототипов.
2. Образ Беликова - это обобщение исторических и социальных черт того времени.
3. Образ Беликова - обобщение, представленное в конк ретном сатирическом облике.
Раскрывая эти положения, учитель привел учащихся к выводу, что Чехов обобщил черты не только внешней футлярности, он проник вглубь этого социального явления, он показал, что за этим ножичком в чехле, черными очками скрывается стремление уйти в футляр старых укладов жизни и не просто спрятаться от нового, а ожесточенно противостоять ему. Это чувствуется во всем, даже в знаменитой формуле, где вначале как будто идет признание, что «это было бы хорошо, да как бы чего не вышло». Это видим мы и в поступках самого Беликова, который решил жениться, шаг для него противоестественный, но при этом повел наступление против Вареньки и Коваленко, по его мнению, нарушающих правила этого старого уклада жизни, рыцарем которого он был.
За Меньшиковыми, Дьяконовыми и многими другими Чехов увидел распространенность этой футлярности, за которой по существу скрывалось стремление сохранить старые порядки в жизни. Чехов увидел это явление, характеризующее: не одну историческую эпоху, а старый социальный строй бюрократической России, увидел это социальное явление, проявившееся сильнее всего в 80-е годы, в годы общественно-политической реакции, увидел его со всей отчетливостью в 90-е годы, когда она, эта футлярность, вступила в борьбу с новыми ростками жизни, увидел, обобщил и воссоздал в образе Беликова.
Меньшиков, Дьяконов и другие были для него лишь отправным материалом для взлета его творческой фантазии: точная и глубокая чеховская мысль выделила в них то главное, что требовало немедленного разоблачения, что проникало собой современную жизнь, чго мешало ее развитию, выделил эти черты футлярности как социально-исторического явления и воплотил при помощи творческой фантазии, мышления в совершенно новый, бесконечно своеобразный образ Беликова. Беликов - это явление жизни и вместе с тем создание Чехова, создание своеобразное, сделанное при помощи преувеличения, заострения определенных черт, но вместе е тем не потерявшее своей реальной основы.
Этот неприятный человечек «со своими темными очками на бледном, маленьком лице - маленьком лице, как у хорька», с поднятым воротником, в калошах и под зонтиком превратился под пером Чехова в своеобразный символ ограниченности, тупости, страха и враждебности по отношению к жизни.
Он стал в силу этого оружием борьбы в руках новых сил. Творчески воссозданный писателем с целью обличения социального зла в определенный исторический период, он стал в руках гениального Ленина средством политической борьбы в этим социальным злом, открытым в форме художественного образа всем, кто раньше этого не видел. В 900-е годы первой русской революции футлярность мешала народному движению, поэтому Ленин использует в своих речах чеховский образ, раскрывая его социально-историческую глубину и емкость.
Выступая против реакционной интеллигенции в 1904 г. (В. И. Лении. Внутреннее обозрение, соч., том. IV, стр. 316), Ленин обвиняет ее в приверженности к «низкопоклонству и бумажному отношению к делу», подобно тому, как это имело место у чеховского человека в футляре.
Выступая с критикой позиции Плеханова в статье «Не надо было браться за оружие!», В. И. Ленин в 1907 г. смеется над этой поистине футлярной точкой зрения, он считает, что только человекам в футляре не понять революционной романтики, не понять тех, кто пытается штурмовать небо.
В. И. Ленин в работе «Близкий разгон Думы и вопросы тактики» издевается над филистерской позицией партии кадетов, пытающихся спрятаться от народного движения. Кадеты, по мнению В. И. Ленина, ведут «бесподобную политику по отношению к Государственной думе: «Сказать: «выражаю недоверие» - неосторожно. Надо беречь Думу. Сказать: «Не выражаю доверия» - это можно. Ну, разве ж это не политические «человеки в футляре»? Разве это не филистеры, которые перед лицом неминуемо надвигающейся бури надвигают себе на глаза свой ночной колпак и твердят: мы осторожны... мы бережем... Вы бережете свой филистерский колпак, и ничего более, почтенные рыцари «народной свободы» (В. И. Ленин. Предисловие к русскому переводу писем К. Маркса к Кутельману, соч., том X, стр. 365) .
Ясные черты предреволюционной эпохи проявились и в том, что если сатирические рассказы 80-х годов, такие, как' «Хамелеон», «Унтер Пришибеев» и др., показывали выпукло и ярко социальное зло, то рассказ «Человек в футляре» показывал ростки новой жизни, тех людей, которые выступали против, понимали необходимость борьбы. Сам конфликт, положенный в основу рассказа, показывал необходимость столкновения, протеста, борьбы. Кульминацией сюжета явилась та сцена, когда Коваленко не выдерживает: его возмущение «этим фискалом, этой мерзкой рожей» достигает наивысшей силы. И когда Беликов, заканчивая свой визит у Коваленко, говорит: «..я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора... в главных чертах. Я обязан это сделать!», - Коваленко гремит своим громовым басом: «Доложить? Ступай докладывай!» и, не ограничиваясь этим, схватив Беликова за воротник шинели, спускает его с лестницы. Беликов, естественно, катится по лестнице, гремя своими калошами. Конечно, это не форма борьбы с беликовщиной, это лишь своеобразная форма протеста. Чехов это прекрасно понимает, так как его Коваленко предпочитает не бороться, а уйти, уехать в деревню хохлят учить. Да и смерть Беликова не приносит людям избавления, видимо, дело не в Беликове.
Для того, чтобы показать, в чем дело, раскрыть точки зрения представителей русской интеллигенции, Чехов и вкладывает в уста учителя Буркина рассказ о человеке в футляре. Буркин не только иронически ведет повествование о Беликове, показывая свое, явно отрицательное отношение к явлениям такого рода, но и обобщает это явление как своего рода общественное зло. Он понимает, что дело не в Беликове, но дальше того, что он рассказал, он идти не желает.
Продолжая мысль Буркина, слово берет сам автор: он рисует мягкий, лирический пейзаж лунной ночи.
«Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и, кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением. И что зла уже нет на земле и все благополучно...»
Эта картина мягкой лунной ночи не только противостоит всему тому, что рассказал только сейчас учитель Буркин. Она подготавливает, настраивает на размышления. В этот мирный пейзаж врываются своеобразным ответом слова Ивана Ивановича: они убеждают, что это спокойствие кажущееся, а зла слишком много на Земле:
«А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт - разве это не фут-лярность?» Иван Иванович продолжает размышления, он представляет своим слушателям «футлярность» как социальное зло, с которым нельзя мириться.
«Видеть и слышать, как лгут, - проговорил Иван Иванович, переворачиваясь на другой бок, - и тебя же показывают дураком, за то, что ты терпишь эту ложь; сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты -на стороне честных свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинжлка, которому грош - цена, - нет, больше жить, гак невозможно!»
«- Ну, уж это вы из другой оперы. Иван Иванович,- сказал учитель. - Давайте спать».
Реплика Буркина «Это вы из другой оперы» дает нам возможность яснее понять писателя: понимание, обобщение coциального зла - это одно дело, а нежелание мириться с ним, протестовать - это другое, и это другое так же закономерно, как первое. Да, это «из другой оперы», - говорит писатель, направляя внимание учителя именно в это русло, и размышлениями Ивана Ивановича и замечанием Буркина и обращает внимание читателя на то, что социальное зло, существующее на земле, не всегда явно, нужно обладать зорким глазом, чтобы увидеть его, и сильным духом, чтобы бороться с ним.
Естественно, что после подобной аналитической работы представление учащихся об исторической эпохе в рассказе Чехова «Человек в футляре» существенным образом изменяется и углубляется. Учащиеся начинают понимать, что в художественном произведении исторические и социальные явления действительности представлены совершенно своеобразно в обобщенной и вместе с тем в индивидуализированной форме художественных образов, что эта связь обнаруживается в особом освещении писателем событий с позиций его мировоззрения.
