Елагины и Эмины, стараясь вымыслами оживлять и украшать летописные известия, представляя первых князей в виде монархов XVIII века, не могли, однако, сообщить начальной русской истории никакого величия: Шлёцер, ограничиваясь одними краткими, сухими известиями летописца, умел показать величие событий и величие заслуг исторических деятелей: «Кто прочел историю этих четырех всемирно-исторических людей (Рюрика, Олега, Ольги и Владимира) у Татищева, Ломоносова, Щербатова, Елагина и других, тот нелегко поймет великое, общезанимательное, которое источники действительно представляют, ибо это великое погребено под хламом мелочей, посторонних прибавок, нейдущих к делу рассуждений, преувеличений, народных сказок». Шлёцер указал на важное значение деятельности Олега, который положил начало будущему величию России, могущественному влиянию ее на всем Севере, умел понять важность утверждения Олега в Киеве, соединения Севера с Югом[4].
Шлёцер, имея дело только с краткими, сухими известиями летописца, честно обходясь с ними, не позволяя себе никаких прибавок, лучше всех риторов понял величие русского народа, населителя третьей части земного шара, давшего ей гражданственность, историю[5]; в этом отношении Шлёцеру принадлежит первый разумный взгляд на русскую историю; ему принадлежит научное введение русского народа в среду европейских исторических народов. Путем честного, строго научного обращения с источниками, уразумев достоинство русской истории, Шлёцер требовал, чтобы она обрабатывалась достойным образом, а не так, как изображали ее риторы XVIII века[6]. То же честное обращение с источниками дало Шлёцеру возможность уразуметь различие начала русской истории от начала истории других европейских государств: будучи иностранцем, немцем, он не увлекся, однако, норманизмом, хотя, по ясности туземных и чужих известий, и не мог не признать первых князей норманнами: «Между пятью народцами, действующими в начале русской истории, только один принадлежит к славянскому племени — новгородцы (да разве еще кривичи); и эти новгородцы не отличаются ничем пред другими, не первенствуют. Несмотря на то, славяне становятся главным народом новой монархии и поглощают не только четыре остальных народца, но и самих завоевателей: все становится славянским! Через 200 лет от варягов не остается ни малейшего следа; даже скандинавские собственные имена после Игоря исчезают из княжеского дома и заменяются славянскими. Славянский язык не терпит ни малейшей перемены от норманнского языка повелителей. Совершенно иначе происходит в Италии, Галлии, Испании и других странах: сколько германского внесено франками в латынь галлов! Новое доказательство, что норманнские дружины, поселившиеся в стране, не были многочисленны»[7].
Нам не нужно много распространяться о важном значении главных положений Шлёцера в истории нашей науки. Исследования Шлёцера ограничиваются начальным периодом русской истории; о дальнейшем ходе событий он имел ошибочные понятия по недостатку подробного фактического изучения; он только начал, но начал как следует, именно начал сначала, и потому его труд лег в основу исторического направления в нашей науке. Все великое начинается с малого; чтобы определить правильно это малое и наблюдать многосторонне и, по возможности, непогрешительно за его возрастанием в большое, надобно вникнуть в простой, правдивый рассказ честного летописца, не искажая его, не примешивая к нему представлений, из другого времени взятых. Вопрос: что было в нынешней России в то время, как на ней еще русского имени не было? Вопрос этот, правильно, на основании летописных показаний решенный, — чрезвычайной важности, ибо только посредством его решения мы получим ключ к уразумению начала нашего государства и дальнейшей его истории.
Как же изображает нам летописец это дорюриковское состояние своей страны? «Честный Нестор представляет свою страну до Рюрика пустынею, где живет несколько народцев». Страна — пустыня, и какая пустыня, каких размеров? Это громадная равнина от Белого моря до Черного и от Каспийского до Балтийского! Если эта обширная страна в половине IX века была пустынею, то могла ли она скоро перестать быть пустынею, скоро населиться? Явные следы постепенного и медленного населения ее мы видим в продолжение всей нашей истории; видим, как древние южные князья, как потом северные князья, государи Московские, тяготятся малочисленностию народонаселения, стараются увеличить последнее; в XV, XVI, XVII веках путешественники описывают большую часть страны пустынею, покрытою на обширных пространствах дремучими лесами, болотами, по которым можно ездить только зимою, а не летом. Вспомним, какое ничтожное относительно пространства народонаселение имело Московское государство при переходе своем во Всероссийскую империю и после, в XVIII веке! Но, вспомнивши все это, мы не будем удивляться медленности государственного развития, медленности установления наряда на Земле великой, ибо знаем, как огромное пространство с редко-разбросанным народонаселением препятствует быстроте и правильности отправлений государственного организма. Какие важные явления нашей истории, нашей жизни легко объясняются, когда историк начнет сначала, когда начнет с того, что страна наша в половине IX века была пустынею, по которой редко были рассеяны разные народцы, что до половины IX века здесь не было истории!
Честный летописец изображает восточную равнину до Рюрика пустынею, где живет несколько народцев; но как он изображает быт этих народов? «Каждый жил особо с родом своим на своем месте, владел родом своим, свой обычай имел». На севере, в некоторых племенах эти особные роды были приведены к единству под одну общую власть сперва силою; потом, когда эта власть была отстранена, родовая особность высказалась вновь в усобицах: «встал род на род»; но средство прекратить это положение было недавно испытано, и общая власть призывается. Призванные князья, благодаря соединенным силам призвавших племен, заставляют и все другие племена восточной равнины подчиниться одной общей власти: происходит соединение племен, вместо племен видим волости, каждую со своим князем; но эти князья суть члены одного нераздельного рода, и эта нераздельность поддерживает единство Русской земли во время государственного младенчества; потом волости соединяются в одно государство, многие князья исчезают, является единовластие. Внутренний процесс государственного объединения оканчивается, тяжелый, медленный процесс опять вследствие громадности страны, составляющей свой отдельный мир. По окончании этого процесса государство получает возможность войти в систему европейских государств с сильным, по своим средствам, влиянием, но в то же время подвергаясь влиянию и других государств, что необходимо в общей жизни народов, необходимо для успехов народной жизни.
Но мы не можем высказать это последнее положение как общепринятое, ибо существует мнение противное, существует направление, противоположное историческому направлению, которое начинается Шлёцеровым Нестором. В чем состоит это направление, которое мы должны назвать антиисторическим, оказывается из положений, высказанных его последователями.
Первое положение состоит в том, что у восточных славян и у славян вообще не было родового быта, а если и был, то рушился во времена доисторические. Отрицать господство родового быта у славян в половине IX века и сильное влияние его после в отношениях самых видных, именно в отношениях княжеских и вельможеских, можно, только отвергая свидетельства честных летописцев и других неоспоримых источников, чего последователи исторического направления позволить себе не могут. Последователи антиисторического направления могли это сделать, или заподазриван подлинность летописи, или перетолковывая ясный смысл летописных известий, употребляя натяжки. Они предпочли второй способ. Там, где на сцене прямо явление из родового быта, как, например, если братья владеют нераздельно отцовским имуществом, там последователи антиисторического направления видят явление семейное! Летописец говорит ясно, что у восточных славян каждый жил особо с родом своим и владел им; нет, говорят, это значит, что славяне владели по родам, целым родом совокупно — и таким образом, вопреки своему желанию, прямо доказывают господство родового быта. Всем, сколько-нибудь знакомым с языком древних памятников, известно, что слово «род» употреблялось для означения современной совокупности всех живых родственников; последователи антиисторического направления отвергают и это; говорят, что слово «род» означало только семью; родовые княжеские отношения они объясняют тем, что князья не были славянского племени, не указывая на тот не славянский народ, у которого это явление было бы в такой степени развито, и умалчивая о тех славянских народах, в которых оно было развито.
