Я служил в Армии не где-нибудь, а в дивизии первого удара на тревожной иранской границе. Мы учились маршировать, не сгибая колен и хлопая всей ступнёй, учились бегать на кроссах и ходить в марш-броски, прыгать через «коня» и подтягиваться на турниках, делать пару упражнений на брусьях. Нас даже всей дивизией сводили на преодоление горы-четырёхтысячника и всем вручили значки «Альпинист СССР». А стреляли мы — по десять патронов в год, ни одной боевой гранаты за всю службу брошено не было. Разобрать и собрать пулемёт или заменить погибшего пулемётчика, гранатомётчика, артиллериста — дело в условиях войны необходимейшее! — никто из нас не мог. И не учили нас приёмам рукопашного боя, знать которые солдату положено согласно боевому уставу пехоты А когда мы спрашивали у офицеров вообще и замполита полка в частности — почему так? — нам с достаточной откровенностью отвечали, что по возвращении «на гражданку» мы можем оказаться и правонарушителями, что опасно всех граждан СССР до единого обучать приёмам рукопашного боя и владению оружием. Есть де отборные части, где люди по анкетам проверены, там учат защищать Родину и идею коммунизма в полном объёме, от врагов внешних и внутренних, а нас не то что не обязательно, а именно нежелательно… Впрочем, на третьем году моей службы ожидалась инспекторская проверка особой придирчивости, и поставил лейтенант-взводный вверенных ему воинов Советских Вооружённых Сил в одну шеренгу, каждому велел взять в руку прутик, имитирующий нож, и пошёл перед строем, вышибая эти прутики — единственный урок рукопашного боя за три года и четыре месяца (нас задержали с увольнением по случаю Берлинского кризиса, части нашей дивизии были выведены уже на исходные позиции, разведчики уже под Тавриз сходили, выясняя обстановку на той стороне, так что нам с такой вот воинской выучкой светило стать смазкой для вражеских штыков и мишенями для пуль…) Но мы тогда ещё верили в то, что дело Двадцатого съезда живёт и побеждает, что нужно только в него верить и — как бы тебе лично туго ни приходилось — действовать согласно своей вере. Так что я именно тогда в кандидаты был принят, желая иметь право подняться по призыву «Коммунисты, вперёд!», и успел побывать на партсобраниях, где настоящие люди без оглядки на настроение и пищеварение начальства обсуждали вопросы достижения победы с наибольшими эффектами и наименьшими затратами. Это великая удача — видеть таких людей в такой обстановке, и пусть потом «майоры» и их боссы всех званий и положений намертво перекрыли мне путь из кандидатов в члены партии, — я благодарен судьбе за тот месяц, один из последних моих армейских месяцев.
А «майоры» не мне одному жизнь калечить намеревались и намереваются. К примеру, кампания против самочинного обучения населения страны восточным единоборствам, в частности — каратэ, начатая в «Комсомольской правде» в октябре 1981 года и затянувшаяся надолго, с привлечением к ней и авторов «научно-фантастических рассказов» (см. сборник «Фантастика-84»), и видных актёров (Станислава Тихонова, к примеру), ничем иным объяснима быть не может. Возможно, «майоры» и вправду верят, что так надо для построения коммунизма — я уже отмечал, что комэски с определённого периода перестали становиться комбригами, если были умны и честны, если правду ставили превыше благосклонности начальства, а потому чем выше пост военный или гражданский, тем меньше доверия к порядочности и разуму того, кто тот пост занимает, а майорский чин — это же всего одна звёздочка меж двух просветов, так что она может украшать погоны и честного дуболома, согласно закону Питера об уровне некомпетентности. Но за спиной таких «майоров» всегда стоят «неизвестные отцы» более высоких калибров, уже твёрдо знающие, что одним из важнейших условий удержания их у власти является разоружение советских людей во всех смыслах. Ведь так и не были сформулированы и обнародованы описания «негативных явлений», накопившихся в нашей жизни, на предмет беспощадной борьбы с ними на всех уровнях и во всех пространствах нашей жизни, а там и вся «эпоха Двадцатого съезда» ушла в прошлое и стала всё реже упоминаться. Дескать, что нужно — сделано, а теперь продолжим былые игры, этими деяниями прерванные… Да, много было слов, а точных формул, ставших законом, так и не появилось. Одни пытаются их вывести самостоятельно, эти формулы, другие теряют веру и уходят в себя, третьи начинают борьбу именно с советской властью, полагая, что именно она является причиной всех неприятностей…
Крапивин пока среди ищущих ответы самостоятельно. Как и я… А потому у меня при чтении его книг появляются мысли, среди которых и такая: «Необходим целый свод законов о борьбе с социальной нечистью, порождённой как культом личности, так и рядом других хворей нашего общества. Необходим не менее, чем оказался необходимым в ковпаковском соединении „Приказ Двести — расстрел на месте“».
Но ведь если бы неугомонной маме Сенцова противостояли мамы и папы Серёжи и Мити, Данилки и Генки, всех прочих членов клуба, и сотни связанных с ними общей целью и общим пониманием жизни людей, то дуболом-майор не принял бы данного решения, возможно даже уразумел бы, что данный клуб полезен и нужен. Возможно даже — стал бы ему оказывать покровительство… Только вот — покровительство дуболома тоже вещь опасная, сродни описанной Крыловым «медвежьей услуге», так что и при таком исходе бдительности терять не следует, дорогие товарищи… А в описанной Крапивиным ситуации активность проявляли только силы зла, а родители и прочие взрослые — молчали…
Что такое «народ»? Это отглагольное существительное, аналогичное «насыпи» (то есть тому, что насыпано), «навалу» (тому, что навалено) и даже «сволочи» (тому, что надлежит сбить с ног и сволочь-сволочить за ноги на свалку, в общую кучу, иного применения данной двуногой мутации не находя). «Народ» — абсолютно всё двуногое, что имеется в данный момент в данных границах данного государства. Всё, что народилось в пределах этих границ. Но это — в пространстве. А есть ещё и время. Так вот — «народ» всё время меняется в составе. Потери в ходе войны или в ходе репрессий, от природных катаклизмов, от эпидемий, от попадания на ответственный пост идиота или мерзавца и от последствий его активной деятельности — уподобляют «народ» банке, в которой была некогда простокваша. но уже сожран слой сметаны и примыкавший к нему слой плотного белка, а осталась сыворотка с плавающими в ней, но не могущими слиться белковыми хлопьями.
Или уподобляют былому каменному углю, из коего извлечены кокс и смола и большей частью использованы, так что от кокса шлак остался. а от смолы пек, а потому сами по себе эти остатки энергии не выделяют, а напротив того заваливают ещё уцелевшие кое-где куски кокса и капли смолы.
Так что «народ» включает в нашем случае и бандита Гаврика, и завуча Елизавету Максимовну, и Нелли Ивановну, и Сенцова с его мамой, и Сыронисского с компанией, и Дзыкиных, и дядюшку… Средняя оценка «народу» гораздо ниже, чем Олегу, Серёже и их друзьям. Как же вывести эту оценку?
В «Алых перьях стрел» тамошний аналог Дзыкина «Жада» написал на ребят, вставших поперёк его намерению превратить сарай в общественном дворе их дома в свою молочно-товарную ферму на одну корову и одну работницу-батрачку, заявление не куда-нибудь, а в городское отделение НКВД. Заявление из серии «Нарочно не придумаешь»:
«…при растущем народном благосостоянии мне не даётся возможности внести свой вклад в дело расцвета благосостояния методом расширения розничной торговли путём продажи населению молочных продуктов рыночным методом…»
У ребят возник вопрос: почему в НКВД занялись этим делом? Там же борются со шпионами, вредителями, врагами народа, а борьба ребят с Жадой вроде бы из другой оперы…. «А Жада думает, что он как раз и есть народ, — сказала Валентина. — А мы его враги. Так и получается». «Он — народ?! — подскочил Цыпа. Умру от смеха! Народ — это кто на заводах работает и в колхозах трудится. И с фашистами дерётся. В Испании». Увы, неправ не только Жада, неправ и Цыпа. Народ включает в себя их обоих. Но ребята той породы, которая встала на пути Жады к обогащению, будут выбиты на фронтах и на оккупипрованных территориях, а потом будут надрываться в труде и снашиваться в боях с начальством. А Жады будут стремиться выжить сами, а ребят этих из жизни убрать, чтобы не мешали. И при любом изменении соотношения между этими ингредиентами народа он всё равно будет в совокупности называться «народом», а употреблять этот термин будут в полярно противоположных смыслах. И слово «демократия» будут переводить на русский язык понятием «власть народа», а это тоже неправильно. Это «власть демоса», то есть того бывшего когда-то полносоставного народа, который подобен простокваше с несожранной ещё сметаной и углю с невыгоревшим коксом и не подвергнутой перегонке и израсходованию смолой. А если остались от простокваши сыворотка, а от угля шлак и пек, то демоса уже нет, есть охлос, что поляки переводят как быдло, а в Московском царстве и Российской империи произносилось как чернь. И соответственно не будет никакой «демократии», а будет «охлократия» — в Афинах после Пелопоннесской войны именно такой строй и воцарился, ибо «демос» был выбит и Перикла сменили люди типа Кимона. Что и привело к упадку и конечной гибели Афинской державы…
