Вера Булич - Чужая весна

Под луной, под луной
Серебристой толпой
Мы несемся, как дым,
Словно птицы, летим,
Мы летим и поем,
Задевая крылом
Ясных звезд серебро,
И роняем перо
На родные снега,
На земные луга.
В таинственной млечности легких одежд,
В загробной прозрачности теней ночных
Мы — вольные призраки грез и надежд
В исканье просторов иных.
Под музыку ночи, под пенье ветров
К далеким созвездьям свершаем наш путь.
Мы — лунные лики ночных облаков,
И нас не догнать, не вернуть.
Под луной, под луной
Наш стремительный рой,
Словно радужный дым.
Мы несемся, летим,
Мы летим и поем
И в безбрежность зовем.
Не вернуть, не догнать
Серебристую рать.
Наш сияющий лик —
Только миг.

Влюбленно подойти к нетронутому снегу,
На месте замереть и взглядом даль обнять.
Вздохнуть — и волю дать размеренному бегу,
Прорезать лыжами синеющую гладь.

Чтобы остался след, прямой, глубокий, четкий,
Мой утвержденный след стремления во мгле.
И в этот ясный час, блаженный и короткий,
Быть первой, быть одной на девственной земле.

Пролетают мимо окон
Легкие снежинки.
Реют в сердце — о далеком —
Думы-невидимки.

В жаркой печке рдеют угли —
Россыпь огневая.
Отблеск розовато-смуглый
На полу играет.

В окна сумрак входит ранний
С тишиной, уютом.
Мерно маятник чеканит
Беглые минуты.

От горячей печки томно,
Разгорелись щеки.
…Друг мой, помнишь ли, как помню,
Свет и жар далекий?..

Отвечаю ему негромко я
И пугаюсь теперь наших встреч.
Мое счастье такое ломкое,
Что, я знаю, его не сберечь.

Прячу в сердце мечты и улыбки я
И стараюсь себя превозмочь.
Мое счастье, как тени зыбкие,
Что бросает белая ночь.

Можно ль стать мне еще смиреннее?
Что в себе я еще подавлю?
Не смотрю я на небо весеннее
И ему не шепчу: люблю.

Только знаю. Придет он, наклонится,
От лица отведет ладонь —
И опять до утра бессонница,
И опять на душе огонь.

Сказать ему: — ты измучил!
Будет так мало.
Может быть, это и лучше,
Что я ничего не сказала.

Дала целовать свои руки,
Смотрела и улыбалась.
Стерплю и горечь, и муки,
Только не жалость.

А день уже падал к ночи,
Последний день, небывалый.
Завтра скажу я устало:
— Праздник окончен.

…И тихо подошел последний вечер.
Старинные часы пробили шесть,
Взметнули трепетное пламя свечи,
И звезды в окна кинули мне весть.

Безмолвный вечер стал у белой двери.
Упала длительная тишина.
А сердце жадное мое не верит,
Что грань предельная уже видна.

Ах, Тот, кто сотворил цветы и звезды,
Озолотил сияньем солнца даль,
Другим все солнечное счастье роздал
И мне оставил темную печаль.

Часы стучат, как сердце, неуемно,
И гулкий маятник все близит срок.
А в глубине пустых вечерних комнат
Разлуки тень ложится на порог.

Чуть золотится лампада,
Лучика тянется нить.
Знаешь, мне больше не надо
Бога о счастье просить.

Ночью вчера не спала я
После молитвы моей.
Вдруг чья-то тень голубая
Вышла из лунных дверей.

Ангел мой тихий и верный,
Взявший молитву мою,
С мукой моею безмерной
Только что был в раю.

Ангел вернулся не светел
С тяжкой моею мольбой.
Бог ему грустно ответил:
— Отдано счастье другой.

Когда лицо мое застынет
В улыбке мертвой навсегда,
В окно, сквозь занавеси кинет
Свой тонкий луч моя звезда.

И за конец лучистой нити
Тихонько взявшись, я уйду.
— Стихи надгробные, звените
В лиловом ладана чаду.

Освобожденная, я сброшу
С себя томительную плоть,
Как опостылевшую ношу,
Что не могла я побороть.

И обреченная скитаньям,
Я уж далеко отлечу,
Когда зажгут с глухим рыданьем
Над мертвой первую свечу.

Бесцветная канва грядущих дней
Еще не вышита цветным узором.
Не угадать земным бессильным взором,
Что зацветет таинственно на ней.

Но знаю: будет день и сон медвяный,
И радуга неведомых цветов,
И будет ночь, тягучий ход часов
И черный луч из бездны безымянной.

Так жизнь сойдет до устья, до конца.
Так было, есть. Таков закон возврата.
Над темною землей — то кровь заката,
То золото рассветного венца.

Я сердце закрыла на семь замков,
А ключи уронила в воду.
И пошла на чей-то неведомый зов,
Прославляя свою свободу.

Я сердцу велела: отныне молчи.
Я забыла запретную сказку.
Но кто-то сказал мне: — нашел я ключи…
И вынул заветную связку.

Я закрыла глаза. То был долгий миг.
Холодели покорные руки.
Так неслышно, так нежно мне в сердце проник
И раскрыл его снова для муки.

Мой нежный друг со мной, влюбленной,
Так непреклонен был и строг.
Но глаз его туман зеленый
Меня истомой заволок.

Как радостно к нему приникнуть,
В томленье тихом изойти…
Но хочется порой мне крикнуть:
К чему же разные пути?

К чему рассудочные речи,
Все эти мертвые слова,
Когда так близко наши плечи,
Когда в тумане голова.

И хоть и знала я, что снова
Просить о том же мне нельзя,
Но все же я шепнула слово,
Рукою по руке скользя.

Его, как золотую рыбку,
Молила я: — дай счастья свет…
Поцеловал мою улыбку
И повторил спокойно: — нет.

Облокотясь о милые колена,
Следить, как всходит, медля, чуть смутна,
За стогом хрусткого сухого сена
Тяжелая медовая луна.

Насыщен воздух сочным ароматом
Нескошенного клевера полей.
С деревни тянет дымом горьковатым.
Во ржи тягучий скрип коростелей.

…Мы сено теплое с тобой рассыплем,
Чтоб лечь среди прожженных солнцем трав,
И, лунный мед с росой мешая, выпьем
Сладчайшую из всех земных отрав.

Любовь пришла неведомо откуда.
Смутила, опалила и ушла…
Но не забыть томительного чуда,
Касаний огненных ее крыла.

Неосязаемую позолоту
На всем оставил крыльев жарких взмах.
В руках — ответная тоска по взлету,
И отблески зарниц дрожат в глазах.

А из груди, где зной и пенье крови,
Со дна души, что вдунул в тело Бог,
К губам, полураскрытым в жадном зове,
Восходит медленно глубокий вздох.