Гость
Все было очень просто. Пили чай,
Кроша бисквиты на стеклянных блюдцах…
И было счастье, будто невзначай
Порой его руки рукой коснуться.
Все было очень чинно. О любви
Не говорили мы. Да и к чему бы?
Слова, как вспугнутые соловьи,
В моей душе. Но их не скажут губы.
Я знаю, будут дни и вечера
Совсем такие же, как до потери.
Но было очень грустно мне вчера
Закрыть за счастьем выходные двери.
Семьдесят три года назад.
— Как побледнели чернила! —
Чья-то рука… Исчез аромат.
Мрак. Забвенье. Могила.
Тайна радости, тайна слез.
Чья-то рука написала
Кратко: «comme je suis malheureuse».
Разве этого мало?
Дата: июнь. Весна, как теперь.
Белые ночи все те же.
Та же и радость, и боль потерь.
Счастье земное лишь реже.
Бедный мой друг. Времени нет.
Есть лишь воля Господня.
Горе твое через семьдесят лет
Стало моим сегодня.
Я слабею. Томится дух.
Я слабею. Теряю опору…
И меня слепую ведут
На высокую темную гору.
Мы восходим. Дорога крута.
Мы восходим. Слабеют колени.
Суета, маета, тягота
И без счета: ступени, ступени…
Принимай! Голоса шуршат…
Принимай томление духа!
Это предков твоих душа
Свою жалобу шепчет глухо.
Подымайся! — Вверху на горе —
Подымайся! — На самой вершине,
На последней, холодной заре
Ты застынешь камнем в пустыне.
За тобою — года в пустоту —
За тобою — нет края прибою! —
Всю земную твою тяготу
Примут те, кто идут за тобою.
I. «Мы с тобою, сердце, не модны…»
Мы с тобою, сердце, не модны,
К современной жизни не годны:
У меня — не выщипаны брови,
У тебя — любовь на каждом слове.
Бабушкин заветный медальон
В наши дни безлюбые смешон.
Что для внучек с их любовью краткой
Сувенир — волос забытых прядка!
Ну, а мы волос любимых прядь
Постарались бы не потерять.
Но на память брать ее не будем.
Раз любили, — значит не забудем
II. «Сердце, ты маленький счетчик…»
Сердце, ты маленький счетчик
Коротенькой жизни моей.
Будь же скромнее и проще,
Считай точней и верней.
Я слышу в биенье заминку,
Прерывист, неровен твой стук.
Надо снести в починку
Тебя, ненадежный друг.
Врач про твои перебои
Мне скажет: порок… невроз…
Но, может быть, это другое —
Сухие солинки слез.
III. «Ну полно же, сердце, ребячиться…»
Ну полно же, сердце, ребячиться,
Пора тебе взрослым стать.
Не беда, что сегодня плачется,
Улыбнешься опять.
Мои брови тоже нахмурены,
Пепельница полна,
И в комнате очень накурено.
Это твоя вина.
IV. «Сердце, сожмись в комочек…»
Сердце, сожмись в комочек,
Тише кровинки мерь.
В жизни твоих полномочий
Не признают теперь.
Прячут тебя под платьем,
Прячут под слоем слов.
Только в долгом объятье
Вслушиваются в твой зов.
Если же нет горячих
Нежных и нужных рук —
Бедный мышонок мой, прячься,
Чтобы не выдал стук.
V. «Ну как-нибудь мы проживем…»
Ну как-нибудь мы проживем,
Не как другие, а по-своему,
С моим нахмуренным лицом,
С твоими, сердце, перебоями.
Раз счастья нам не суждено,
Довольны будем самой малостью,
И в сущности не все ль равно:
Любовью жить нам или жалостью.
Спи, моя девочка маленькая,
Алая моя коралинка.
Хрупкая моя бусинка,
Крошечная, малюсенькая,
Родинка моя, ненаглядинка,
Сладкая моя виноградинка,
Воркотунья моя гулинька,
Шалунья моя капризулинька…
Не буду пугать тебя букою,
Я сказкой тебя убаюкаю:
О месяце — золотом мячике —
И облачке — белом зайчике…
……………………………………
Ах, нет тебя, дочка, и не было,
Это сердце тебя потребовало.
Выдумало тебя и нянчится,
Зато хоть ночью не плачется.
За каплей капля с крыши в желоб,
С листа на лист и с листьев наземь.
Воркует сизый дождь, как голубь,
Полузакрыв глаза в экстазе.
В изнеможенье нежном тужит
И машет влажными крылами,
И брызжет, брызжет жемчугами
На стебли, стекла, листья, лужи…
Шуршит листва промокшей шалью,
Шумит широкою печалью.
Звеня, ползут по стеклам струи,
Тоскуя и взыскуя всуе.
«Нажми педаль: не ту, что длит, возносит…»
Нажми педаль: не ту, что длит, возносит,
А ту, что тушит.
И слушай,
Как гаснет замшевый короткий звук,
Глухой, как сердца стук,
Которое уж ничего не просит.
Так — кануть, утонуть, сорваться в бездну,
Исчезнуть
Под черною волной.
Один последний выход
Для тех, чье слово — «звук пустой»:
Да будет тихо.
«Был голос с неба: — выше, выше…»
Был голос с неба: — выше, выше,
Еще последняя ступень —
И будет в радостном затишье
Преображенный, новый день.
Но сердце колоколом билось,
Тяжелым звоном все глуша,
И призывала смерть, как милость,
Им побежденная душа.
Изнемогая от усилья,
Едва я слышала в жару —
Шумят невидимые крылья,
Шумят, как листья на ветру.
Ничья рука не помогла мне,
И не звала я никого.
Я сердце бросила на камни
И наступила на него.
……………………………………
Стою на солнечном пороге.
Легка душа моя, светла.
Сама собою мне под ноги
Ступень последняя легла.
Что знаем мы, бродя среди могил,
О сумрачном глухонемом покое
Тех, кто земле земное возвратил?
Не их ли вздохи в ветровом прибое,
Не их ли тени в длинных прядях мглы?
Что знаем мы! Метель заносит плиты…
Не им ли пенье вечное хвалы,
Не мы ли, здесь живущие, забыты?
И ангела чугунного крыло
В снегу легчайшем — райском оперенье —
Не дрогнет ли нежданно и светло
Навстречу ветру в радостном паренье?
Ходит в звонах изнывая,
Пыльным ветром обдувая,
Заводная, круговая,
Расписная карусель.
Едут звери, едут кони
В размалеванной попоне,
В заколдованной погоне,
Едут дети, бьют в ладони…
Мимо, мимо, не догонишь,
Не приблизишься, не тронешь,
Только голову уронишь
В балаганный, мутный хмель.
Едут кони разной масти,
Заводной машины части,
Машут кисти, пляшут снасти,
Мимо, мимо лица, пасти…
Ах, скорее, поскорее,
Чтобы ветер был острее,
Ты кружи, крути пестрее,
Разноцветная метель.
Больше гонки и приманки!
Без заминки, без стоянки,
Чтоб не слышали шарманки,
Чтоб не видели изнанки,
Чтоб любили все живую,
Золотую, голубую,
Круговую, роковую,
Вековую карусель.
