В этих апокрифических словах из «Евангелия от Фомы» заключается суть поэтического юродства Набокова в его последнем русском романе «Дар».
«Как бы то ни было, теперь все кончено: завещанное сокровище стоит на полке, у будущего на виду, а добытчик ушел туда, откуда, быть может кое-что долетает до слуха больших поэтов, пронзая наше бытие своей потусторонней свежестью — и придавая искусству как раз то таинственное, что составляет его невыделимый признак. Что ж, еще одна привычка нарушена, — своя привычка чужого бытия. Утешения нет, если поощрять чувство утраты личным воспоминанием о кратком, хрупком, тающем, как градина на подоконнике, человеческом образе. Обратимся к стихам».
(V, 590)
Так Владимир Набоков отозвался в 1939 году на смерть поэта Владислава Ходасевича. 2 июля 1977 года скончался автор процитированных строк. Его «завещанное сокровище стоит на полке, у будущего на виду».
Обратимся к книгам.
В процессе рождения (лат.).
Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5 т. СПб., 2000. Т. 5. С. 339. Далее цитаты из русскоязычных произведений Набокова приводятся по этому изданию, с указанием в тексте, в скобках, тома и страницы.
Тот, кто все выдумывает, никогда не ошибается (лат.).
Перевод мой; переводы иноязычных цитат, приводимые далее без указания переводчика, выполнены также мной. — С. Д.
Кого бог хочет погубить, того он прежде всего лишает разума (лат.).
Как таковую (лат.).
Вкус к сравнениям (фр.).
Сам по себе (лат.).
Камера творца (лат.).
Посредством отрицания (лат.).
Случаи неизреченности (греч., лат.).
Как безумец полагает, что он Бог, так мы полагаем, что мы смертны. Делаланд. «Рассуждение о тенях» (фр.).
Прочь удалитесь, непосвященные (лат.).
Там красота, там гармоничный строй,
Там сладострастье, роскошь и покой. —
Перев. И. Озеровой.
Dance macabre (фр.) — пляска смерти.
Здесь все-таки необходимо оговориться. Художественный уровень, на котором начинает писать Федор, несравненно выше уровня, на котором пишет Илья Борисович, а мастерство, которого Федор добивается, идентично мастерству Набокова.
Прославленного философа (лат.).
Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4 т. Л., 1979. Т. 1. С. 477.
Набоков В. Предисловие к «Герою нашего времени» // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. СПб., 1999. Т. 1. С. 525–526 (перев. С. Таска).
Вейдле В. В. Сирин. «Отчаяние» // В. В. Набоков: pro et contra. СПб., 1999. С. 242. (Впервые: Круг. 1936. № 1. С. 185).
См. главы VI, VIII, IX.
В «Подлинной жизни Себастьяна Найта» (1941) герой романа, «В.», пишет биографию писателя Себастьяна Найта. Роман «Лолита» (1955) «написан» его героем — Гумбертом Гумбертом. Роман «Бледное пламя» (1962) содержит поэму Джона Шейда и комментарии к этой поэме Чарльза Кинбота. В «Аде» (1968) герой Ван Вин пишет эссе «Ткань времени», которое становится романом «Ада». «Смотри на арлекинов!» — произведение, построенное на автозаимствованиях. В него косвенно вошли чуть ли не все произведения Набокова.
Интересно было бы знать, автобиографичен ли образ слепого барда Демодока или, наоборот, легенда о слепоте Гомера навеяна образом слепого певца. Наверное, навсегда останется необъясненным, подражало ли здесь искусство жизни или жизнь — искусству.
Ср. стихотворение Пушкина «Клеопатра» (1828) и строфу XIII неоконченной поэмы <«Езерский>» (1832–1835).
В виде «внутренних» текстов в рассказ вошли: «краткие исторические известия» (которые уже сами по себе являются «внутренними» текстами, поскольку они были обнаружены на страницах старых календарей за 1744–1799 годы), «Летопись Горюхинского дьячка», «замечания прежних старост» на полях «Ревижских сказок», стихотворение Архипа Лысого. В виде «внутреннего» текста сюда вошла сама «История села Горюхина», написанная рассказчиком И. П. Белкиным. Она имеет межтекстовые соотношения как в рамках самого произведения, так и за его пределами. Рассказчик «Истории села Горюхина» — это покойный Иван Петрович Белкин, который записал «Повести Белкина».
См.: Slonim M. Soviet Russian Literature: Writers and Problems: 1919–1977. 2nd ed. London, 1977. P. 202; Struve G. Russian Literature under Lenin and Stalin: 1917–1953. Oklahoma, 1971. P. 103.
Прием «двойной фотографии» наглядно реализован в стихотворении В. Ходасевича «Соррентинские фотографии» (1926).
Концепт «чужого слова» разработан в книге М. М. Бахтина: Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. 1972. См. гл. 5 — «Слово у Достоевского».
Здесь мне хочется высказать одно подозрение, а именно, что «внутренним» текстом иногда становится неудавшееся произведение самого Набокова, которое строгий к себе автор приписывает своему герою и затем подвергает этот текст язвительной пародии. Такими неудавшимися текстами могут быть, например, повесть Германа в романе «Отчаяние» или поэма Джона Шейда в романе «Бледный огонь». Если так, то в том и другом случае мы имеем дело с приемом автопародии в творчестве Набокова.
См. картины Яна Вермеера «Художник в своей мастерской» или Йоста ван Винга «Апеллес, рисующий любовницу Александра Великого» (1590).
Johannes Vermeer «The Art of Painting»
Joos Winghe «Alexander de Grote, Apelles en Campaspe»
Ходасевич В. О Сирине // Ходасевич В. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, 1954. С. 249–250.
Набоков В. Весна в Фиальте и другие рассказы. Нью-Йорк, 1956. С. 251–270. В этом сборнике Набоков датирует рассказ 1929 годом (см. с. 270), а в предисловии к английскому изданию (Nabokov V. A Russian Beauty and Other Stories. N. Y., Toronto, 1973. P. 46) — 1931–1932 годами. Датировка А. Филда: декабрь 1931 — тоже ошибочна, см.: Nabokov: A Bibliography. N. Y., 1973. Р. 93. Рассказ был написан не раньше 1933 года, прямые доказательства этого я приведу далее в настоящей главе.
В романе «Машенька» слово автора не вступает в диалогические отношения со словом героя. Контраст между лирической окраской внутреннего текста героя, Ганина, и гротескным фоном романа продиктован разностью предметов изображения, а не намеренно использованным «двуголосым словом». Лирический текст Ганина обращен к русскому прошлому, гротескный текст автора — к берлинскому настоящему.
Nabokov V. A Russian Beauty and Other Stories. P. 47.
К числу перекличек между именами в романе и рассказе следует отнести также основанную на принципе мимикрии игру между именем Ильи Борисовича и его литературным псевдонимом. Редактор «Ариона» Галатов неоднократно коверкает имя Ильи Борисовича, обращаясь к нему в письмах то как к Борису Григорьевичу, то как к Илье Григорьевичу (V, 344, 345). Вслед за причудливыми метаморфозами имени героя и его художественный псевдоним проделывает ряд аналогичных трансформаций. Не подозревая о существовании поэта Иннокентия Анненского, Илья Борисович подписал свой роман псевдонимом «И. Анненский» (V, 346), «выведенным из имени покойной жены» (V, 345). Редактор «Ариона» предложил заменить «И. Анненский» на «Илья Анненский», на что Илья Борисович охотно согласился. Но первые страницы романа появились в «Арионе» под псевдонимом «А. Ильин» (V, 349). Псевдоним в его литературной функции следует рассматривать как часть художественного текста, в данном случае псевдонимы Ильи Борисовича принадлежат роману, в то время как его бытовое имя принадлежит рассказу. Трансформации имени и отчества Ильи Борисовича в рассказе подражают метаморфозам его псевдонима в романе, чем еще раз наглядно демонстрируется мимикрическая связь между внутренним текстом романа и внешним текстом рассказа.