которые существуют неизвестно для чего». Это – лишние люди.
Раневская и Гаев – просто лишние люди, не-романтики: романтиком является Трофимов. Он из «неделающих», но зовет к новой жизни, к труду. Он жалок: «облезлый барин», постарел, вылинял, приживальщик. Но автор его любит.
Определенное отрицание прошлого, сегодняшнего (Овсянико-Куликовский, 173).
Лопахин. Трофимов говорит ему: «Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает все, что попадается ему на пути, так и ты нужен». Нет прежнего, как у Глеба Успенского, изображения «гнусного промышленника», «гнусного хозяйственного мужика». Чехов понимал необходимость Лопахиных в процессе общественного развития; тут сказался реалист.
Лопахин – вовсе не зверь: он готов выручить Раневскую из беды, он предлагает Трофимову денег, чтобы тот мог учиться. Он уважает книгу, знание, Трофимова. Он утешает плачущую Любовь Андреевну: «Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь. (Со слезами.) О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась какая-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».
И все же Чехову он не мил: он – не романтик. Чехову ближе смешной, облезлый недотепа Трофимов.
Вместе с «Тремя сестрами» – «Вишневый сад» наиболее типичная для Чехова пьеса, наиболее типичная психологическая драма. Опять – полнейшее отсутствие внешнего действия, динамики. Вся драма глубоко скрыта. Вместо звука выстрелов, которые должны потрясти нервы зрителя в обыкновенной драме – зреет такой, на первый взгляд, нестрашный звук: рубят деревья, рубят вишневый сад. Но за этим…
Опять паузы, недоговоренности, намеки. В паузе – слышен странный звук «как бы от бадьи, упавшей в воду».
Символизм: «Вишневый сад».
Итоги.
1. Взята статика жизни, а не динамика, как обычно в пьесах. Начало психологической драмы. Действие происходит в глубине, под поверхностью. Улавливаются мельчайшие, молекулярные движения души, настроения. Драма настроения. Само слово в русском языке стало существовать именно со времен Чехова.
2. Внешние признаки такого рода пьес – отсутствие действия, отсутствие завязки и развязки; отсутствие внешних драматических эффектов; отсутствие обычных связных драматических диалогов.
3. Темы в чеховских пьесах – темы жизни, а не сцены.
4. Какая-то коллизия должна быть – без коллизии нет пьесы. Эта коллизия – во всех пьесах Чехова – коллизия между мечтателем, романтиком – и жизнью, между поэзией и прозой. Во всех пьесах эти противопоставления: Иванов – и Львов; Кулыгин, учитель, который говорит: «Вот имею даже Станислава второй степени» – и Вершинин; Аркадина – и Треплев; Гаев – и Лопахин.
5. Но эта коллизия – не временная, а вечная; это бесконечная трагедия, бесконечно стремящаяся вдаль романтизма. И потому, совершенно логично, коллизия в чеховских пьесах остается неразрешенной. Пьесы заканчиваются не консонансом, а диссонансом. Пьесы, если хотите, не заканчиваются.
6. Изображение настроений – не хватает слов: пользование паузами.
7. Символизм. Еще примитивный в «Иванове»; «Африка» в «Дяде Ване»; «Москва» в «Трех сестрах»; «Вишневый сад». Это вошло в жизнь.
8. Юмор.
9. Темы жизни – показывают, что он реалист: реализм пьес. Это, в частности, в «Вишневом саде» – в изображении Лопахина; неприкрашенное изображение интеллигенции – Иванов, Астров, Трофимов.
Продолжатели: Леонид Андреев – «Анфиса», «Катерина Ивановна»; Борис Зайцев – «Усадьба Лапиных». Новый этап – в пьесах Сологуба, Минского, Гиппиус. Баранцевич, Альбов, Лазаревский, Потапенко.
Нетенденциозность. «Свободный художник». Материалы: 6. Письма Чехова к Плещееву по поводу повести «Жена»: «Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист. Я хотел бы быть свободным художником и – только, и жалею, что Бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах, и мне одинаково противны как секретари консисторий, так и Нотович с Градовским. Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи… Потому я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святая святых – это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались».
1. Отсутствие тенденциозности – делает его реалистом.
2. Отсутствие мистики, таинственного и
3. Самые образы его – реальны, даже для наиболее отвлеченных представлений.
Что нового в вещах Чехова?
В отношении формы:
1. Новелла: краткость, сжатость и т. д. (Лекция 4.)
2. Импрессионизм.
3. Драматическая, а не описательная форма рассказа.
4. Пейзажи.
Со стороны содержания:
1. Юмор.
2. Боль.
3. Борьба с пошлостью.
4. Вера в человека и его будущее.
5. Романтизм. Все его герои фантазеры. «Палата № 6». Доктор и почтмейстер. «Черный монах». Коврин и тесть. «Дом с мезонином». Лида и Женя. «Моя жизнь». Архитектор и «я».
Пьесы Чехова.
Какое-то великое единство во всей природе: единство материи; единство материи и силы; единство движения и покоя.
Нет покоя: все в движении. Молекулы.
Эпохи революционные и эпохи органические.
У человека.
У моста.
Молекулярная жизнь человеческой души – драмы Чехова. Это драма не в действиях: мост как стоял – так и стоит. Это драма даже не в словах, а в паузах между слов, в намеках.
Заскобочный зритель.
* * *
«Иванов».
Иванов – и Львов. Саша.
Представители пошлости: Боркин, Зинаида Савишна, Косых и гости.
«Чайка».
Аркадина и Треплев. Тригорин и Треплев.
{[Материалы: Он борется с средним, нормальным человеком, с мещанством. Он охотнее простит грех, чем мещанство. «Старость»: «Маленький, белый памятник глядел на него задумчиво, грустно и так невинно, словно под ним лежала девочка, а не распутная, разведенная жена».]}
Папа (т. е. Римский папа) советской литературы (фр.).
Скрябин Александр Николаевич (1872–1915) – композитор и пианист. Последние годы жизни стремился создать произведение нового типа – «Мистерию», призванное преобразовать мир магической силой искусства.
Вечер Александра Блока в БДТ 25 апреля 1921 г.