ГЛАВА 21
Чтобы вернуть любимую, Басильо прибегает к хитрости. Воткнув в землю один конец длинной шпаги, он «с безумною стремительностью и непреклонною решимостью бросился на острие, мгновение спустя окровавленное стальное лезвие вошло в него до половины и пронзило насквозь, и несчастный, проколотый собственным своим оружием, обливаясь кровью, распростерся на земле». С помощью Дон Кихота он убеждает священника обвенчать его перед смертью с Китерией, после чего она сможет выйти замуж за Камачо. Растроганный до слез священник благословляет молодых, «новобрачный же, как скоро получил благословение, с неожиданною легкостью вскочил и с необычайной быстротою извлек шпагу, для которой ножнами являлось его собственное тело. Все присутствовавшие подивились этому, а иные, отличавшиеся не столько сметливостью, сколько простодушием, стали громко кричать:
— Чудо! Чудо!
Однако ж Басильо объявил:
— Не "чудо, чудо", а хитрость, хитрость!
Священник, растерянный и сбитый с толку, бросился к нему и, пощупав обеими руками рану, обнаружил, что лезвие прошло не через мякоть и ребра, а через железную трубочку, в этом месте искусно прилаженную и наполненную кровью, которая, как потом выяснилось, не сворачивалась, оттого что была особым образом изготовлена».
Дон Кихот одерживает еще одну моральную победу — не дает разгореться битве между сторонниками Басильо и Камачо. Громоподобным голосом он кричит: «что Бог сочетал, того человек да не разлучает, а кто попытается это сделать, тому прежде надлежит изведать острие моего копья.
И тут он с такой силой и ловкостью начал размахивать своим копьецом, что навел страх на всех, кто его не знал». В конце концов Камачо смиряется и приказывает продолжать веселье в честь Китерии и Басильо.
Еще в доме дона Дьего Дон Кихот сообщил о своем намерении по пути в Сарагосу исследовать пещеру Монтесиноса. Пробыв три дня у молодых, он просит дать ему проводника и отправляется к пещере. Проводник предлагает запастись веревками, чтобы потом, обвязавшись ими, спуститься вниз.
«Дон Кихот объявил, что хотя бы то была не пещера, но пропасть, он должен добраться до самого ее дна; и для того купили они около ста брасов веревки и на другой день, в два часа пополудни, достигли пещеры, спуск в которую, широкий и просторный, скрывала и утаивала от взоров стена частого и непроходимого терновника, бурьяна, дикой смоквы и кустов ежевики. Приблизившись к пещере, студент, Санчо и Дон Кихот спешились, после чего первые двое крепко-накрепко обвязали Дон Кихота веревками; и в то время как его опоясывали и стягивали, Санчо обратился к нему с такими словами:
— Подумайте только, государь мой, что вы делаете, не хороните вы себя заживо и не уподобляйтесь бутыли, которую спускают в колодец, чтобы остудить. Право, ваша милость, не ваше это дело и не ваша забота исследовать пещеру, которая, наверно, хуже всякого подземелья.
— Вяжи меня и помалкивай, — сказал Дон Кихот, — этот подвиг, друг Санчо, уготован только мне».
У входа в пещеру Дон Кихот взывает к Дульсинее: «-<…> ведь я ни о чем другом не прошу, кроме как о помощи твоей и покровительстве, в коих я ныне более чем когда-либо нуждаюсь. Я намерен низринуться, низвергнуться и броситься в бездну, которая здесь предо мною разверзлась, броситься единственно для того, чтобы весь мир узнал, что если ты мне покровительствуешь, то нет такого превышающего человеческие возможности подвига, которого я не взял бы на себя и не совершил».
Дон Кихот спускается на глубину в восемьдесят фа-томов (480 футов), и через полчаса его извлекают на поверхность в блаженном обмороке.
Дон Кихот рассказывает о своих приключениях. Спустившись не слишком глубоко, он проник во впадину в стене пещеры и там погрузился в глубочайший сон. Проснулся он на прелестном лугу. Его глазам открылся пышный королевский дворец из прозрачного хрусталя, из которого вышел его приветствовать Монтесинос.
«Много лет, доблестный рыцарь Дон Кихот Ламанчский, мы ожидаем тебя в заколдованном этом безлюдье, дабы ты поведал миру, что содержит и скрывает в себе глубокая пещера, именуемая пещерою Монтесиноса, куда ты проник, совершив таким образом уготованный тебе подвиг, на который только ты с необоримою твоею отвагою и изумительною стойкостью и мог решиться. Следуй же за мною, досточтимый сеньор, я хочу показать тебе диковины, таящиеся в прозрачном этом замке, коего я — алькайд и постоянный главный хранитель, ибо я и есть Монтесинос, по имени которого названа эта пещера».
Монтесинос рассказывает о том, как он вырезал сердце из груди Дурандарта, павшего под Ронсевалем, чтобы поднести его возлюбленной рыцаря, а затем ведет к гробнице, в которой, положа на сердце правую руку, покоится рыцарь.
«Это и есть мой друг Дурандарт, цвет и зерцало всех влюбленных и отважных рыцарей своего времени. Его, как и многих других рыцарей и дам, околдовал Мерлин, французский волшебник, а о Мерлине говорят, будто он сын дьявола, мне же сдается, что сын-то он, может, и не сын, но что он самого дьявола, как говорится, за пояс заткнет. Как и для чего он нас околдовал — ничего не известно, однако ж со временем это узнается, и время это, мне думается, недалеко». И хотя Мерлин держит их в заколдованном царстве вот уже более пятисот лет, никто из них не умер. Дон Кихот становится свидетелем множества других чудес, в том числе шествия леди Белермы, возлюбленной Дурандарта, несущей в руках его сердце. От горя ее красота померкла. «<…> не будь этого [продолжает Монтесинос], вряд ли могла бы с нею соперничать по красоте, прелести и изяществу сама великая Дульсинея Тобосская, которая столь широкою пользуется известностью во всей нашей округе, да и во всем мире».
«Ну уж это вы оставьте, сеньор дон Монтесинос, — прервал я [Дон Кихот] его, — пожалуйста, рассказывайте свою историю, как должно. Известно, что всякое сравнение всегда неприятно, следственно, незачем кого бы то ни было с кем-либо сравнивать. Несравненная Дульсинея Тобосская — сама по себе, а сеньора донья Белерма — также сама по себе была и самою по себе останется, и довольно об этом». Монтесинос приносит извинения.
Хотя Дон Кихот провел в пещере не более получаса, но в заколдованном царстве Монтесиноса он пробыл три дня без еды и сна. На лугу он видел трех поселянок, на которых Санчо прежде указал как на Дульсинею и ее спутниц. «Я спросил Монтесиноса, знает ли он их, он ответил, что нет, но что, по его разумению, это какие-то заколдованные знатные сеньоры, которые совсем недавно на этом лугу появились, и что это, мол, не должно меня удивлять, ибо в этих краях пребывают многие другие сеньоры как времен протекших, так и времен нынешних, и сеньорам этим чародеи придали самые разнообразные и необыкновенные облики, среди каковых женщин он, Монтесинос, узнал королеву Джиневру и придворную ее даму Кинтаньону, ту самую, чье вино пил Ланселот, «Из Британии приехав».
Дон Кихот рассказывает, как одна из поселянок подошла к нему, чтобы одолжить денег для сеньоры Дульсинеи, он дал ей все, что у него было, и поклялся «никогда не отдыхать и еще добросовестнее, чем инфант дон Педро Португальский, объезжать все семь частей света до тех пор, пока я сеньору Дульсинею Тобосскую не расколдую". — "Вы еще и не то обязаны сделать для моей госпожи», — сказала мне на это девица».
Тут она схватила четыре реала и вместо поклона подпрыгнула на два локтя от земли».
Другие фантастические эпизоды романа всегда объяснялись реалистически либо обманом со стороны других людей, либо самообманом, иллюзией Дон Кихота. Но в данном случае у нас нет оснований игнорировать фактор времени и фактор пространства, к тому же и сам Дон Кихот должен был бы знать, спал он или нет. Глава начинается с попытки переводчика разобраться в этом деле.
«Переводчик великой этой истории объявляет, что, дойдя до главы о приключениях в пещере Монтесиноса, он обнаружил на полях подлинника следующие собственноручные примечания первого автора этой истории Сида Ахмета Бен-инхали:
"Я не могу взять в толк и заставить себя поверить, что с доблестным Дон Кихотом все именно так и происходило, как о том в предыдущей главе повествуется, и вот почему: все приключения, случавшиеся с ним до сих пор, были вероятны и правдоподобны, но приключение в пещере в высшей степени несообразно, и у меня нет никаких оснований признать его истинность. И все же я далек от мысли, чтобы Дон Кихот, правдивейший идальго и благороднейший рыцарь своего времени, мог солгать; он не солгал бы, даже если б весь был изранен стрелами. С другой стороны, повествовал и рассказывал он об этом приключении со всеми вышеприведенными подробностями, и я полагаю, что за такой короткий срок он не мог сочинить всю эту кучу нелепостей; словом, если это приключение покажется вымышленным, то я тут ни при чем, и я его описываю, не утверждая, что оно выдумано, но и не высказываясь за его достоверность. Ты, читатель, понеже ты человек разумный, сам суди обо всем, как тебе будет угодно, мне же нельзя и не должно что-либо к этому прибавлять; впрочем, передают за верное, будто перед самой своей кончиной и смертью Дон Кихот от этого приключения отрекся и объявил, что он сам его выдумал{52}, ибо ему казалось, что оно вполне соответствует тем приключениям, о коих он читал в романах, и вполне согласуется с ними"».
