Через полгода он уже не помнит ни про кактусы Берлускони, ни про тамбовское совещание, ни про дальневосточные маневры. Такие вещи, как «Норд-Ост», Беслан, арест Ходорковского, «оранжевая революция» на Украине, конечно, не забудутся, но основная масса паркеровских историй замешена как раз на событиях не исторических. Естественно решение снабдить книгу комментариями, позволяющими соотнести байку про Владимира Владимировича™ с реальными новостями, ставшими для нее поводом. Но только ли для этой цели придуман справочный аппарат?
Издание книги сопровождалось шумной презентацией, отголоски которой долго прокатывались по электронным и бумажным СМИ. Авторы сообщений и рецензий, рассказав о заслугах перед Рунетом Максима Кононенко, особо напирали на отличие книги от соответствующего интернет-сайта обилием комментариев и обилием предисловий. В этом жанре отметились скандально популярные Марат Гельман, Глеб Павловский и Станислав Белковский, каждому из которых время от времени приписывается роль кремлевского политтехнолога, а также таинственный профессор Д. П. Васильев (таинственный – потому что ни его специальность, ни место работы, как это принято – ну, скажем, «профессор МГУ», – не указывается, а о научных заслугах Д. П. Васильева решительно ничего не известно не только мне, но и всем поисковым системам). Многие цитировали аннотацию, где подчеркивалась роль профессора Д. П. Васильева и его исследовательской группы, сочинивших к тексту 700 комментариев, а также предисловие самого профессора, где число комментариев возрастало до 1200, а жанр «Владимира Владимировича™» определялся как эпос: «У отдельных народов из эпических стихотворений, образующих циклы преданий, развились эпопеи или героические поэмы. Таковы „Махабхарата“ и „Рамаяна“ у индусов, „Илиада“ и „Одиссея“ у греков, „Эдда“ у скандинавов, „Нибелунги“ у немцев, „Калевала“ у финнов, песни о Марко Кралевиче у сербов. Таков теперь и родившийся из отдельных историй о повседневной работе второго президента России эпос „Владимир Владимирович™“ у русских». Самое смешное, что многие восприняли это прикольное литературоведческое открытие совершенно всерьез и слово «эпос» без всяких кавычек запорхало по заметкам, рассказывающим о проекте Кононенко.
Но если тридцатичетырехлетнего программиста и сетевого журналиста ставят на один уровень с Гомером, должен же его «эпос» обрасти исследованиями и комментариями? Профессор Васильев (кто б он ни был) понимает это и отважно морочит головы читателям, уверяя, что «эпос» «Владимир Владимирович™» является предметом пристального изучения и споров многочисленных ученых, которые до сих пор не пришли к единому мнению о его природе. Но почему-то не приводит ни одного имени, ни одной цитаты, ни единой ссылки на статьи участников научных дебатов. «Исследователи отмечают», – этот оборот то и дело появляется и в тексте комментариев. «Имена, даты, сноски» – так и хочется сказать, перефразируя популярную фразу главного героя «эпоса».
Есть у комментариев еще и такая функция. К одной из ранних баек 2002 года следует примечание: «В этой истории впервые начинается формирование образа Владимира Владимировича™ как человека, попавшего в высшую власть случайно, по воле судьбы. Он пытается встроиться в систему и порой допускает забавные оплошности, которые вызывают у автора эпоса добрую улыбку».
Это не дело комментатора – сообщать об эмоциональной окраске улыбки у автора. Это дело читателя – улыбнуться ему добро или рассмеяться зло. У комментариев, кроме основных, обнаруживаются и побочные задачи: эмоционально настроить читателя, внедрить в его сознание миф о «Владимире Владимировиче™» не просто как о тексте популярном, но – сверхзначимом, уникальном, научно отрефлектированном, откомментированном, исследованном.
Но одновременно сделать это так, чтобы смысл комментариев был достаточно амбивалентным. Пусть одни воспринимают сказанное всерьез, а другие – как забавный прикол, шутку, стёб, шутовство под профессорской маской. В случае чего можно и отшутиться: да кто ж не понимает, что время эпосов ушло: для него нужны боги и герои, а не политики. Это, мол, всего лишь пародия, которая следует рука об руку с оригиналом с самой древности: героическая «Илиада» порождает комическую «Батрахомиомахию» – войну мышей и лягушек.
Но «Владимир Владимирович™» все же не пародия. И не летопись, как то полагает Александр Гаврилов («Книжное обозрение», 2005, № 27–28), отказавшийся записывать Кононенко в Гомеры, но немедленно произведший его в Пимены. Летописец бесстрастен. Кононенко ангажирован. Он не свидетель, он мифолог. Эпос складывается у народа, современный миф создается напором медиа. А вот энергетика проекта «Владимир Владимирович™» стоит сотни газетных статей: потому он так высоко ценится у современных мифотворцев, носящих звание «политтехнолог».
Поначалу многие воспринимали проект как сатирический. Автор против этого возражал: «Я лоялен к власти. Мне моя власть нравится. Этот проект – развлекательный» (из интервью с Алексом Экслером). «Владимир Владимирович™» действительно не является сатирой по отношению к президенту и его ближайшему окружению – главе кремлевской администрации и его замам. Министры же, губернаторы, парламентарии часто высмеиваются довольно едко. Чего стоит одна только мифология андроидов, изготовленных по заказу кремлевской администрации. У президента на приеме бывают Борис Грызлов, устаревший андроид, то и дело ломается, приходится чинить-паять, Александр Вешняков, новая модель, на атомных батарейках, и Сергей Миронов – вполне исправный андроид. Потом выясняется, что все члены «Единой России» в Государственной Думе – простейшие андроиды. (Уже после выхода книги Кононенко с гордостью рассказывал, что парламентарии не только следят за сайтом, но вполне усвоили его терминологию и обращаются друг к другу: «Ну что, андроид, как будем голосовать?») Слуги президента (за исключением администрации), все эти парламентарии, губернаторы, Совет Федерации, министры, могут быть объектом сатиры (от этого мнимая политическая острота баек). Но над Владимиром Владимировичем™ автор только подшучивает, ставя его в смешные и неловкие ситуации, в которых, впрочем, он выглядит скорее трогательно, чем глупо. Он просто человек, попавший во власть вопреки своей воле (паркеровский Путин все время мечтает уйти с поста, да люди не отпускают). Он томится в золотой клетке, страдает от одиночества, от того, что с ним никто не разговаривает откровенно, кроме марсианина, поселившегося в его голове, рассматривает свою коллекцию сакральных предметов и мечтает о рыбалке. Не его вина, что, кроме собственной администрации, никто в этой стране делом заниматься не хочет, а спину перед ним гнут холопски. Не он выборы губернаторов отменил: пошутил с ними, а те верноподданнически стали восхвалять его предложение – пришлось с ними согласиться. Он и в деле Ходорковского ни при чем: сочувствует ему, Мишенькой называет, в тюрьму к нему ездит, передачки носит, в морской бой играет. И в монетизации льгот неповинен – андроиды напринимали законов. Иногда Путин становится фигурой даже драматической.
Вообще-то драматизм противопоказан жанру иронических скетчей. Но есть события, которые мало годятся для шуток. Прежде всего теракты с большим количеством жертв. Беслан – как раз такое событие. Ему Кононенко посвящает пять историй, и в каждой из них Путин выглядит куда симпатичнее своего окружения. В истории от 3 сентября в кабинете Владимира Владимировича™ собирается Совет безопасности, все горячо спорят о том, что надо делать. Директор ФСБ Патрушев предлагает ограничить информацию, его поддерживает министр обороны Иванов, и только один Владимир Владимирович, в отличие от раздраженных и кричащих собеседников, тих и печален. «Давайте подумаем лучше, как детей спасти», – пытается унять он собравшихся. «Каких детей?» – недоуменно спрашивает директор ФСБ, да и остальные члены Совета безопасности смотрят на президента с удивлением. А в следующей истории Владимир Владимирович™ не может уснуть ночью, ворочается на своей президентской постели, закрывает глаза и видит «пол, усыпанный дымящимися телами мертвых детей», по его щекам стекают «скупые офицерские слезы», и глубокой ночью он отдает распоряжение главе своей администрации: «Закладывай. В Беслан полетим». (Так вот отчего Путин прилетел в Беслан в пять часов утра 4 сентября.)
Комментатор очень настаивает на том, что следующая история – от 4 сентября 2004 года – «общепризнанно считается самой удачной во всем эпосе». Не будем задавать вопрос: «Кем?» Достаточно того, что автор хочет обратить на нее особое внимание. Что ж, такое выступление Путина перед нацией действительно было бы куда уместнее, чем его реальная речь, полная общих мест. И нельзя не видеть, насколько лестно для Путина приписываемое ему выступление, в котором он оказывается единственным совестливым политиком посреди растленного окружения, бессильным справиться с доставшимся ему наследством. «И я, так же как вы, знаю про то, что милиция берет взятки, что высшие чиновники думают только о том, как урвать себе побольше денег, что армия используется как бесплатные строительные рабочие, что олигархи растаскивают нефть и не платят налоги, что федералы в Чечне грабят людей, что все прогнило и сыплется. Это не какие-то мои люди. Это ведь вы и есть».
