Предназначение Исао указывается уже в его имени — иероглиф «исао» означает «заслуга, подвиг».
Там же. С. 123-124, 135.
Стерлинг Б. Схизматрица. М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2007. С. 19. В этом романе, кстати, присутствует и тема старости-молодости: с одной стороны, жизнь героев благодаря успехам медицины продлевается до нескольких столетий, с другой — одно из человеческих постгосударственных объединений изгоняет со своей планеты всех, кто перешагнул шестидесятилетний рубеж.
Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. М.: Медиум, 1996. С. 65. Ср. у Батая: «Чтобы человек в конце концов открылся самому себе, он должен был бы умереть, но сделать это, оставаясь в живых — и наблюдая, как он прекращает существовать. Другими словами, сама смерть должна была бы сделаться (само)сознанием в тот самый момент, когда она уничтожает наделенное сознанием существо». Батай Ж. Гегель, смерть и жертвоприношение // Цит. по: Деррида Ж. Письмо и различие. С. 326.
Бланшо М. Опыт «Игитура» // Бланшо М. Пространство литературы. С. 109.
Бланшо М. Опыт начала // Там же. С. 245.
Мисима Ю. Солнце и сталь. С. 311.
Бланшо М. Рильке и потребность в смерти. С. 157.
Лимонов Э. Последние дни Супермена. С. 82.
Мисима Ю. Храм на рассвете. С. 199.
Манн Т. Иосиф и его братья. Т. 1. М.: Правда, 1991. С. 463. Об оголении, «которое в символическом порядке оказывается эквивалентом умерщвления, следовательно, истинной дорогой желания, любви и одновременно смерти, всегда остающихся амбивалентными», писал и Бодрийяр (БодрийярЖ. К критике политической экономии знака. М.: Академический проект, 2007. С. 121). А у уже неоднократно цитировавшегося Чорана, в мировоззрении которого обнаруживается поразительно много сходных с эстетикой Мисимы мотивов, мы находим мысль о том, что одежда отдаляет человека от ощущения его смертности, а обнаженность соответственно предполагает близость к смерти: «Только потому что мы одеты, мы и можем казаться себе бессмертными: ну как человек может умереть, если он носит галстук? Наряженный труп не знает, что он труп, и, мысленно представляя себе вечность, поддерживает в душе иллюзию. <…> В былые времена отшельники сбрасывали с себя все, чтобы обрести себя; <…> они уподоблялись мертвецам». Сиоран Э. О разложении основ. С. 136. Хотя, конечно, желание осознать свою смертность у святых и у героев Мисимы имело разные причины.
Речь А. Гитлера цит. по: Кунц, К. Совесть фашистов. М.:Ладомир, 2007. С. 294-295.
Запертый сад, «вертоград уединенный» (лат.).
Ср. у футуриста Хлебникова: «Вот слова новой священной вражды! <…> Пусть возрасты разделятся и живут раздельно! <…> Право мировых союзов по возрасту. Развод возрастов, право отдельного бытия иделания. <…> Прочь, шумы возрастов! <…> Пусть те, кто ближе к смерти, чем к рождению, сдадутся! Падут на лопатки в борьбе времен под нашим натиском дикарей. <…> Государство молодежи, ставь крылатые паруса времени; перед тобой второе похищение пламени приобретателей. Смелее!» Хлебников В. Труба марсиан // Хлебников В. Творения. М.: Советский писатель, 1986. С. 602-603.
Мисима Ю. Храм на рассвете. С. 199.
Сад пыток (фр.). Нелишне вспомнить одноименный роман О. Мирбо с его выдумыванием изощреннейших пыток, эстетизацией зла и смерти.
«…Радость, когда я узнал об убийстве немецким солдатом пятнадцатилетнего мальчика, была вызвана восхищением: какая отвага! он, убивая нежную душу подростка, осмелился разрушить всем очевидную красоту и возвести красоту совсем иную — ту, что родилась из союза той, уничтоженной, красоты и варварского жеста». Жене Ж. Чудо о розе. С. 362.
Излишнее сияние, как и боль, порождает слепоту — вспомним Исао с его солнцем ночью под веками…
Лаку-Лабарт Ф., Нанси Ж.-Л. Нацистский миф. СПб.: Владимир Даль, 2002. С. 36-37. В этом исследовании см. также о греческом восприятии искусства и солярном мифе, привлекавшихся нацистами при создании их идеологии. Там же. С. 56 и 55.
Ср. с «так называемым "неоязычеством", которое пошло по пути, напоминающему худшие аспекты ницшеанского "дионисийства"». Эвола Ю. Оседлать тигра. СПб.: Владимир Даль, 2005. С. 133.
Мисима Ю. Хагакурэ Нюмон. С. 210.
Камю А. Бунтующий человек. С. 151.
Барт Р. Сад I // Маркиз де Сад и XX век. С. 184-185.
Бовуар С. де. Нужно ли аутодафе? // Там же. С. 152. Надо заметить, что, например, тема замка как садического места была весьма популярна и в XX веке: можно вспомнить замок из «Истории О» Полин Реаж, усадьбу из вольной экранизации де Сада Пазолини «Сало, или 120 дней Содома» или фантазию из «Сердца искателя приключений» Э. Юнгера о Замке боли («Мимо меня проносятся двери, запертые на стальные засовы. Теперь я знаю: за каждой дверью, будь то глубоко в подвале или высоко в башенных комнатах, разыгрываются бесконечные муки пыток, вынести которые не способен ни один человек. Я попал в тайный Замок боли…» Юнгер Э. Сердце искателя приключений. М.: Ad Marginem, 2004. С. 33).
Лимонов Э. Священные монстры. С. 28.
См.: Хёйзинга Й. Homo ludens. С. 20.
Мисима Ю. Исповедь маски. С. 14. Интерес к «трагическому», которое было для Мисимы синонимом прекрасного, разделял и Лимонов, заявлявший, например, в той же сцене разговора с Бродским из книги «В плену у мертвецов», что он «трагический писатель». «Трагическое» возводилось Лимоновым к тому же источнику, что и Мисимой, — к Греции: «Трагедия — жанр здорового, мощного государства. Авторы трагедий — Эсхил, Софокл, Эврипид — творили в здоровой Греции». Лимонов Э.
