Максим Либанов - Почему наш мир таков, каков он есть. Природа. Человек. Общество (сборник)

© Сноб, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Издательство CORPUS ®

Часто можно слышать сетования на кризис научно-популярного жанра: современная наука, дескать, настолько оторвалась от интересов широкой публики, что никакой диалог невозможен. Редакция проекта «Сноб» решила опровергнуть этот миф, организовав цикл научно-популярных лекций и предложив ведущим российским ученым рассказать о том, над какими вопросами в новом тысячелетии ломают голову их коллеги. Двери аудиторий были открыты для всех желающих, и желающих нашлось в избытке. А редакции оставалось лишь собрать эти рассказы под обложкой одного сборника, чтобы познакомить с ними и тех, кому не нашлось места в переполненном зале.

Мы выражаем нашу глубокую признательность Департаменту науки, промышленности и предпринимательства г. Москвы и советнику мэра Москвы Алексею Комиссарову, а также коммуникационной группе Dentsu Aegis Network и ее президенту Олегу Полякову за интерес к проекту и неоценимую помощь, без которых проведение цикла лекций и выход этой книги вряд ли были бы возможны. Мы искренне благодарим всех ученых, принявших участие в проекте, и всех слушателей лекций, чей неподдельный интерес и острые вопросы лишний раз убедили нас, что мы старались не зря.

Александр Аузан – Декан экономического факультета МГУ, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета МГУ, член Экономического совета при президенте РФ.

Один мой друг – биолог, который занимается муравьями, – говорит так: «На наших могилах будет написана эпитафия: «Они заблуждались искренне». То, что в нынешнем научном понимании не вызывает сомнения, через сто лет будет считаться заблуждением, а через триста лет может снова быть реабилитировано. Наука – штука очень относительная, поэтому рассказывать о крупнейших достижениях науки сложно. И все же я попробую рассказать, как на сегодня выглядят вершины экономической науки – с точки зрения институциональной экономики, которой я занимаюсь.

Экономическая наука берет свое начало с Адама. Адама Смита, а точнее, его работы «Исследование о природе и причинах богатства народов». Вопросы, на которые пытался ответить Смит, продолжают задавать и двести пятьдесят лет спустя.

Адам Смит – 1723–1790 – Шотландский экономист, философ-этик; один из основоположников современной экономической теории.

Во второй половине XX веке вся экономическая теория была подобна физике, в которой все процессы проистекают в вакууме. А потом экономист Рональд Коуз открыл главную экономическую теорему XX века, которая заложила основу для ответа на основной вопрос экономики: почему один народ живет плохо, а другой хорошо. Коуз открыл силу трения в экономике. Если излагать эту теорему в совсем упрощенном виде, то она сводится вот к чему: если бы в этом мире не было трансакционных издержек[1] – то есть сил трения, издержек коммуникации между людьми, – то, как ни сделай, все будет хорошо. Как бы вы ни разместили ресурсы, они автоматически придут в эффективное состояние. В социальном вакууме точно так бы и произошло. Но в реальности так не бывает, потому что существуют положительные трансакционные издержки.

Рональд Коуз – 1910–2013 – Американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике 1991 года «за открытие и прояснение точного смысла трансакционных издержек и прав собственности в институциональной структуре и функционировании экономики».

С приходом к идее о положительных издержках перевернулось представление о самых различных областях в этом мире. Экономика вакуума стала экономикой всего. Она позволила по-другому понимать историю. Для начала перевернулось представление о собственности. Потом стали создаваться теоретические ответвления, которые объясняют суды, полицию, армию, исторический процесс, различия в развитии стран, тупики в развитии стран и так далее.

Открытие трансакционных издержек показало, что значительная часть объектов в этом мире находится в свободном доступе – в так называемом режиме несобственности. Взять, например, лавку в городском саду. У лавки есть собственник, который установил режим пользования, но в какой-то момент на лавке появляется надпись: «Люди, я любил вас». То есть собственник не в состоянии поддержать режим пользования, и лавка оказывается вне собственности. Или, например, формально все признают, что у компании «Майкрософт» есть права на программу, но также все понимают, что бывают нелицензионные программы. Эти нелицензионные программы – по существу, объекты, вышедшие из реального контроля собственника. И оказывается, что с изменением техники и правовых условий то большее, то меньшее число объектов оказывается вне какой-либо собственности – частной, государственной или коммунальной. При этом каждый режим собственности необходим: без этого не будут воспроизводиться скамейки и программы.

Историю собственности в России за последние двадцать лет можно передать метафорой Кирилла Рогова. В 1990-е все несут мешки из амбаров – приватизация. Несут, но по дороге отсыпают. В нулевые все несут мешки обратно в амбары, но по дороге также отсыпают. В процессе такого перетекания собственности вопрос не в том, куда несут. Вопрос – сколько отсыпают, то есть много ли оказывается вне какого-либо режима собственности, чтобы стать объектом произвольного присвоения.

Теорема Коуза в применении к собственности имеет глубокий философский смысл. Получается, что если сила трения существует, то совершенство невозможно. Любой проект – будь он либеральный, то есть построенный на частной собственности, консервативный, основанный на роли государства, или социалистический, основанный на коммунальной собственности, – обречен рассыпаться, столкнувшись с положительными трансакционными издержками.

Однако, хоть совершенства в мире нет, есть разнообразие, возможность выбора и перехода из одной системы в другую. Если у вас в шкафу висят шуба, смокинг, джинсовый костюм и купальник и вам нужно выбрать, что лучше надеть, вы не можете сказать, что какой-то из вариантов абсолютно верный, не учитывая нюансов.

Так и с режимами собственности, включая свободный доступ: хорошо, что есть выбор. У каждого режима свои достоинства и недостатки. Частная собственность – самая дорогая. Она требует четкой инвентаризации, отлаженной работы судебной системы и исполнения судебных решений. Государственная собственность прекрасно обеспечивает мобилизацию источников, переступая через всякого рода ограничения в виде договоренностей. Но есть у нее и недостаток: отсутствие собственника. А это требует всякого рода контрольно-надзорных служб, внутренних инспекций, чтобы бороться с расхищением. В результате мы недополучаем того эффекта, которого ждали от огосударствления или приватизации. Происходит это оттого, что трансакционные издержки положительны, то есть благодаря той самой силе трения. Чтобы ее снизить, выстраиваются институты.

«Частная собственность – самая дорогая. Она требует четкой инвентаризации, отлаженной работы судебной системы и исполнения судебных решений».

Если же институты недостроены, реализуется коммунальная собственность. Ее недостаток описывается понятием «трагедия общин»: если не уметь использовать ресурс, то выгоду от его использования присваивает каждый лично, а издержки несет все общество. В результате это приводит к переиспользованию. Так, яблоки в саду МГУ никогда не вызревают, потому что все яблоки срывают зелеными, а тот, кто ждет, пока они созреют, не получает ничего. До недавнего времени было непонятно, как с таким недостатком коммунальная собственность вообще еще существует. За ответ на этот вопрос получила Нобелевскую премию Элинор Остром. Она объяснила, что «трагедии общин» можно избежать, если есть четкие границы группы и плотная социальная связь.

Элинор Остром – 1933–2012 – Американский политолог и экономист. Магистр искусств и доктор философии Калифорнийского университета. Лауреат Нобелевской премии по экономике в 2009 г. «за исследования в области экономической организации».