Александр Куряев - Статьи в газете «Ведомости»

Наблюдая за подготовкой к вступлению России в ВТО, трудно отделаться от ощущения, что членство в этой организации нужно только правительству, и оно добивается своего всеми правдами и неправдами.

Когда чиновник, перед которым поставлена задача обеспечить вступление в ВТО в 2003 г., говорит на встрече с представителями авиа- и автопрома: "Переговорный процесс с ВТО может продлиться 1,5–2 года, может 15–20 лет, а может никогда не завершиться", то это не что иное, как попытка усыпить бдительность аудитории (или попросту ее обмануть).

Когда вице-премьер Алексей Кудрин сообщает, что в перспективе Россия будет стремиться установить средние ставки импортного таможенного тарифа на уровне 3–4 %, возникает вопрос: от чьего имени произносится слово "Россия"? Боюсь, в данном случае всего лишь от имени членов правительственной комиссии по вступлению в ВТО. Это не кажется сильным преувеличением на фоне безудержной вакханалии, устроенной в СМИ активными оппонентами "ускоренного вступления".

Сейчас членство в ВТО навязывается "стране непуганых протекционистов". И логику организаторов вступления России в ВТО понять можно. Ссылаясь на требования ВТО, будет легче решать внутренние проблемы: приводить в божеский вид законы, регулирующие внешнюю торговлю и иностранные инвестиции, ограничивать аппетиты протекционистов. Россия получит возможность защищаться от протекционистских атак других членов ВТО (которая, собственно, является как раз не органом свободной торговли, а вполне протекционистской организацией).

Правительственные переговорщики с ВТО надеются, что их отблагодарят потомки. Однако оценит ли страна такой подарок, пойдет ли он ей впрок?

Истории известны два способа реформы таможенного тарифа. В середине XIX в. власти Франции, Италии и Германии провели фритредерский тариф, не обращая внимания на противодействие промышленников. Потом его приходилось защищать от постоянных поползновений протекционистов. Жизнеспособность такого тарифа невелика — от силы несколько лет (в Германии протекционистский тариф сменил фритредерский уже через два года после принятия).

Противоположный пример — Англия. Фундаментом протекционизма там были "хлебные законы". Их отмене в 1846 г. предшествовала беспрецедентная семилетняя агитация в пользу свободы торговли. Со временем влияние фритредерских идей укреплялось, и в 1853 г. Национальная ассоциация для покровительства промышленности и капиталу навсегда самораспустилась. Реформа закона здесь следовала за реформой идей, что и позволило британцам сохранить фритредерский тариф примерно на 50 лет.

"Политическая экономия представляет обширное поле для изучения и малое — для деятельности". Этот более чем двухсотлетней давности вывод основателей экономической науки сегодня мало кто готов воспринимать буквально и всерьез.

И немудрено. ХХ век отличался активным вмешательством государства в экономику, местами вплоть до полного их слияния. Многие уповают на отточенные за это время методы "тонкой настройки экономики". Упуская из виду, что этатизму ХХ в. предшествовали глубокие институциональные преобразования, которые и создали — капитализм.

Первые экономисты не только открыли законы, изменить которые человек не в силах, но и сформулировали институциональные условия, позволяющие направить действие этих законов на благо людей (т. е. обеспечить экономический рост). Для этого необходимо ликвидировать барьеры, стоящие на пути инициативы наиболее предприимчивых граждан и тем самым — на пути экономических улучшений. Экономика того времени была скована всевозможными ограничениями, удушающей регламентацией, правительственной опекой; правительства проводили "активную экономическую политику": монопольные привилегии, субсидии, экспортные премии, налоговый произвол цвели пышным цветом. Все это следовало ликвидировать.

В конце концов благодаря идеологической революции, вызванной учениями экономистов, и после нешуточной политической борьбы, продолжавшейся не одно десятилетие, в Европе были созданы долгосрочные институциональные основания экономического роста, не замедлившие выразиться в беспрецедентном повышении уровня жизни широких масс.

У нас в связи с наметившимся экономическим спадом все чаще слышны призывы активнее применять "широкий арсенал" инструментов влияния на экономику, — то денежно-кредитная, фискальная, курсовая политика, перераспределение природной ренты, политика бюджетных расходов, промышленная политика. Естественно, с целью стимулировать рост.

Но как ни пришпоривай стреноженную лошадь, скачки она не выиграет. Недавно меня напугала одна цифра. На совещании, в котором принимали участие вице-губернаторы российских регионов, министр труда и социального развития Александр Починок произнес поражающую воображение фразу: "Нам с вами предстоит принять около 4 млн локальных правовых актов". Куда столько?!

Для экономического роста необходимо и достаточно обеспечить защиту частной собственности и выполнение контрактов, поддерживать низкие и стабильные налоги, снизить госрасходы до минимального уровня, достаточного для охраны прав индивидов, создать стабильную и неинфляционную денежную систему. Короче, не мешать людям работать и не вводить их в заблуждение искажением рыночной информации. Как говорили в XVIII в., "просьба промышленности к правительству так же скромна, как ответ Диогена Александру Македонскому: не заслоняй мне солнца".

Налогообложение — проблема рыночной экономики. При социализме налоги не нужны. Государство является владельцем всех средств производства и единственным работодателем. "Прибыль" предприятий распределяется по разным государственным карманам согласно нормативам. Облагать налогами доходы граждан также не имеет смысла: при необходимости просто корректируются оклады и тарифы.

Налогообложение появляется там, где частное отделено от государственного. В рыночной экономике все богатство принадлежит гражданам, государство не имеет независимых источников доходов и расходы на исполнение государственных функций должны покрываться с помощью налогов. Государство становится статьей расходов в индивидуальных бюджетах граждан. На этом основании и в ограниченных пределах полицейский аппарат государства получает право принуждать людей платить налоги под угрозой применения насилия.

Однако, если не следить за налоговыми аппетитами государства, оно увлекается и забывает, что его вовсе не уполномочивали отбирать все. Умножение видов налогов и установление высоких ставок создает проблему собираемости, означающую, что граждане не согласны отдавать на содержание государства столь высокую долю своих доходов.

Первая реакция государства на уклонение от налогов — репрессивная. Налоговая служба из учетно-регистрационного бюрократического учреждения превращается во всемогущую спецслужбу, на знамени которого начертан девиз: "В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным, кроме смерти и налогов". Афоризм Бенджамина Франклина, возможно сформулированный ради красного словца, становится идеологией. Причем — порочной, поскольку в ее основе лежат два заблуждения.

Считается, что определение размеров и сбор налогов по установленным ставкам — то две различные задачи, а увеличение ставки налога приведет к пропорциональному увеличению налоговых сборов. Однако нужно понимать, что в обществе, в котором сохраняется хоть какая-то свобода, налоги не собираются, а платятся. Еще важнее понять, что, установив слишком высокие ставки, вы не соберете даже того, что люди, в принципе, готовы отдать (именно этот феномен имеют в виду, когда говорят, что от снижения налогов казна только выиграет, если предприниматели выйдут из тени).

Второе заблуждение связано с уверенностью, что рынок все стерпит и адаптируется к любой налоговой системе (такое вот парадоксальное проявление веры в "невидимую руку" рынка). Высокие налоги перестают быть налогами и превращаются в средство разрушения рыночной экономики. А 100 % — ный налог полностью уничтожил бы сферу частного богатства и установил централизованное управление экономикой.

Таким образом, любой конкретный налог, так же как и налоговая система страны в целом, обречен на провал, когда его ставка превышает определенный уровень. Следует постоянно помнить слова, сказанные председателем Верховного суда США Джоном Маршаллом еще в 1819 г.: "Власть вводить налоги подразумевает власть разрушать".