Ознакомительная версия.
Герой романа Виктор Новиков, художник по профессии, человек маленький, лишний в этом мире, потому что никак не может приспособиться и чувствовать себя хорошо в жестком, алчном и нечестном мире, в котором все перевернуто с ног на голову. Он не идеальный герой, а живой человек со своими достоинствами и недостатками. Картины его не находят спроса, распадается семья, уходит любимая девушка, в голове полный бардак… Такой же, как и во всей русской жизни. Интересно то, что одни и те же вопросы освещаются Гусевым с двух точек зрения: мужской и женской, причем обе психологически достоверны. Однако я не думаю, что это психологический роман, как написано в аннотации к книге, скорее это роман-апокалипсис, роман-предостережение, роман-осмысление. Это попытка ответить самому себе на вопрос: доколе униженные и оскорбленные своим же правительством русские люди будут закрывать глаза на происходящее в стране и мириться с этим?
«Мир по Новикову» состоит из четырех частей: «Российская история 95», «Портреты его грез», «Повелитель пчел» и «Сто лет со дня рождения». Каждая часть и удивительно обособленна, самостоятельна и в то же время неразрывно связана смысловыми нитями со всеми остальными. Политика, секс, культура, отношения в семье, религия — все это есть в таком небольшом по объему романе. Единственное, чего здесь нет, так это «воды», многочисленных лирических отступлений, философско-изысканных отстраненных размышлений и этакого кичливого самолюбования. Это эпопея общества в состоянии войны. Война и мiр.
Заканчивается роман повестью «Новый Армагеддон», историей простого вайнахского парня Мусы, выросшего при советской власти и верившего ей до поры. Он выбрал свой путь, путь террориста, который готов умереть за свои убеждения, за то, чтобы война прекратилась, дав, наконец, свободу чеченскому народу. Да, это страшно. Но не менее страшно то, что русские, определившие себя богоизбранным народом, считают себя вправе решать судьбы других. Живите своей жизнью и оставьте тех, кто имеет другую точку зрения, не пытайтесь навязать свой образ мышления, свой «рай», свои убеждения. Учитель Мусы Сейран предупреждает его: «Ты должен знать… нас будут называть террористами и пугать нами маленьких детей. Да, если сопротивляться, когда у тебя отбирают все, то тебя назовут террористом. Всех нас постараются превратить в новых изгоев».
На другой стороне этой повести — простая русская девушка Надя, Надежда, операционная медсестра в госпитале ФСБ. Человек, спасающий жизни, дающий надежду, но и человек, постоянно сталкивающийся с кровью и смертью, только с другой стороны. Ей не повезло — она оказалась в том роковом вагоне метро на станции «Автозаводская», где произошел взрыв. О чем она думает на эскалаторе метро перед взрывом? А вот о чем: «Ну, не правда ли, поразительна всенародная (большей части населения) любовь к Ульянову-Ленину, который устроил кровавую революцию, вверг страну в гражданскую войну?! А вспомним события недавние: взрывы домов в Москве и Волгодонске, вторая чеченская война, гибель «Курска», «Норд-Ост»… Другому хватило бы и малой толики этого перечня, чтобы кануть в политическое небытие, а подполковник Путин во второй раз выиграл президентские выборы. В первом туре, с громадным отрывом. Закончилось все кошмарным убийством сотен детей в бесланской школе. Русские офицеры после подобных вещей стрелялись, себе в голову. Видимо, подполковник — не русский офицер. Он даже в отставку не ушел».
Случайно Надя и Муса встречаются в маленьком баре, но не знакомятся, хотя и замечают друг друга. Их отношения невозможны, они на разных полюсах. В современном мiре то, что могло бы стать любовью и нести жизнь, превращается в ненависть и смерть. Они антонимы. Антиподы.
Кто прав? Чья позиция безупречна? Воины джихада не щадят русских женщин и детей, но и русские солдаты сбрасывали бомбы на мирные аулы горцев, которым «оставалось только прятать маленьких детей в подвал, делая вид, будто это веселая игра, и понимая, что подвал при прямом попадании станет общей могилой».
Андрей Гусев пытается объяснить, раскрыть глаза читателю на реальное положение дел. Он не оправдывает джихад, он объясняет его. И от этого еще горше. Они не изверги, они хотят мира и свободы. Так дайте же им это, черт возьми! И тогда мы тоже сможем вздохнуть спокойно, сможем ездить в метро и не выскакивать из поезда, заметив подозрительное лицо или объемную сумку. Мы сможем не бояться дня, который наступит завтра.
Постепенно от одного к другому маленькие эпизоды жизни Виктора Новикова складываются в одну большую многоплановую картину современной российской действительности, той действительности, которую большинство предпочитают не замечать.
Автор, подводя итоги своим размышлениям, говорит, что «…это история о том, как догматический мир — мусульманский, христианский, коммунистический — убивает человека еще при жизни. Маркс, Фрейд, Христос — любая система окажется концлагерем, если принимать ее полностью и без иронии. Реальность не может укладываться ни в какую схему». Она и не укладывается. Совсем.
После прочтения книги Андрея Гусева «Мир по Новикову», я совершенно уверена в том, что ее просто необходимо сделать настольной книгой каждого президента, чтобы знать, как не надо делать историю, как не надо руководить страной. Слава Геростата, уничтожившего одно из семи чудес света — храм Артемиды в Эфесе, это не та слава, к которой надо стремиться. Увы, ни Ельцин, ни Путин этого не поняли.
Закрывая книгу, видишь на обложке слова-предостережения, в которых ирония перерастает уже в сарказм: «Все персонажи этой книги, включая известных политиков, являются плодом воображения автора. Если же обнаружатся некие совпадения с российской действительностью, то тем хуже для последней».
Куда уж хуже…
Иосиф Райхельгауз. Мы попали в запендю
Иосиф Райхельгауз «Мы попали в запендю». М.: ЭКСМО, 2009.
Где чаще всего читает книги обыкновенный русский человек? Правильно, в метро, по дороге на работу или с работы, в институт или из института. И я не исключение. Открыв новую книгу Иосифа Райхельгауза «Мы попали в запендю» в вагоне поезда, я, похоже, привлекла всеобщее внимание, чего со мной давно не случалось. Я человек тихий и обычно веду себя культурно, тем более в общественных местах. Но тут… я всю дорогу хохотала и вытирала слезы, выступившие от смеха, и опять хохотала, промокая глаза носовым платком и совсем не заботясь о том, что мой тщательно наведенный макияж превращается в маску Пьеро с печальными черными потеками на щеках. Тактичный народ искоса на меня поглядывал и пытался краем глаза увидеть название книги. Интерес был практически всеобщим. Честно говоря, я сама не ожидала от себя такой реакции. Ну, театральные байки. И что? Да мало ли сейчас книг выходит о театре и кино, о столичной богеме и их нравах? Может, и улыбнешься мимоходом разок… Но это совсем другое.
Книга «Мы попали в запендю» содержит около 150 театральных баек и коротеньких рассказов, историй, подмеченных и записанных в разные годы жизни автора, начиная от студенческой скамьи и не заканчивая… Герои разные. Здесь и Олег Табаков, и Валентин Гафт, и Игорь Кваша, и режиссер Анджей Вайда, и Анатолий Чубайс, и Борис Акунин — имена, известные всем. Чего нет в этой книге, так это ненужного пафоса и самолюбования, прославления себя и принижения других. Есть тонкий и веселый живой юмор, порой в гневе переходящий в сарказм, что еще больше располагает к автору. Есть живой человек — Иосиф Райхельгауз. Не штамп, не известный режиссер и человек-легенда, а обычный, просто очень яркий, куражливый и озорной человек, который делится веселыми и забавными историями, происходившими с его друзьями и коллегами и с ним самим. Розыгрыши, становящиеся анекдотами и байками в театральной среде, — норма жизни; игра продолжается и вне сцены, и продолжается талантливо, успешно, оригинально.
Название книги — цитата из чеховской «Чайки», известный и классический ляп-оговорка, типичный для театра. На обложке — автор книги, Иосиф Райхельгауз в гриме Станиславского. И это не самомнение и самовозвеличивание, а просто веселая шутка, как и все в этой книге. Совсем не лишние в ней и боковые сноски, которые помогают читателю, далекому от театра, понять, о ком конкретно идет речь и почему. Кроме простого получения удовольствия, это еще и расширение кругозора, что в наш век совсем нелишне, особенно для молодежи. Это сохранение театральной культуры общения, если хотите. И я думаю, что это особенный национальный, сугубо русский жанр, неповторимый в своей манере.
Детство автора, похоже, изначально предрасполагало к театру, что видно еще из предисловия книги, также пронизанного юмором.
«А как в нашем одесском дворике тетя Софа кричала с балкона своему сыну: «Боречка, вы что опять диротесь?», и сквозь детские визги доносился Боречкин голос: «Мы не диромся, это нас бьют!»
Ознакомительная версия.
