Тогда уже Холбрук знал, что дела в Афганистане не будут легкими. Там было так много игроков и так много неизвестностей, а Обама не предоставил ему достаточно полномочий (и практически не оказывал ему какой-либо поддержки) для выполнения порученных ему дел. Ни для кого не секрет, что, как это ни странно, после вступления в должность президент никогда не встречался с Холбруком вне больших встреч, никогда не уделял ему время и не выслушивал его. Советники президента в Белом доме намертво стояли против Холбрука. Некоторые, например генерал Дуглас Льют, были бывшими сотрудниками эпохи Буша и считали, что знают Афганистан лучше, поэтому не хотели отдавать контроль в руки Холбрука. Другие (стоявшие очень близко к президенту) мстили ему за твердую поддержку Хиллари Клинтон (на которую из ближнего круга Обамы тоже смотрели с подозрением) во время предвыборной кампании. Были и те, кто завидовал богатому прошлому Холбрука и хотел бы положить конец его успешному продвижению раз и навсегда. Иногда даже казалось, что Белый дом больше заинтересован в том, чтобы свалить Холбрука, а не в том, чтобы выправить политическую линию. Ситуация, когда Белый дом подрывал деятельность своего специального представителя, вряд ли вызывала доверие в Кабуле или Исламабаде.
Тем не менее Холбрук продолжал осваивать вверенную ему президентом проблему со всех сторон. Казалось, он хочет решить задачку кубика Рубика – чтобы совпали все цвета с каждой стороны. Мысленно он прокручивал кубик, пытаясь собрать воедино то, что думают и хотят в конгрессе, Пентагоне, СМИ, афганском правительстве, среди наших союзников, и то, как, скорее всего, будут реагировать политические деятели, генералы и чиновники. Незадолго до своей смерти, в декабре 2010 года, он объявил своей супруге Кэти Мартон, что, по его мнению, он в конце концов понял главное. Он нашел способ, который мог бы сработать. Однако он так и не сказал, к какому итогу он пришел. «До тех пор, пока не доложит президенту» – президенту, у которого не было времени его выслушать.
Жребий был давным-давно брошен, и не планировалось творческого созидания, раздумий или каких-то дебатов по поводу национальной стратегии. Генералы хотели военного решения в Афганистане, а президентские советники полагали, что политические последствия выступления против военных будут слишком велики. Холбрук же считал, что мотивировка передачи внешней политики в руки военных была ошибочной; в Афганистане должна была идти война, и только одна дипломатия могла довести эту войну до удовлетворительного конца.
Холбрук не был мечтательным пацифистом. Он верил в применение силы: не как самоцель, разумеется, а как средство решения трудных проблем. На Балканах он использовал угрозу воздушной мощи США, чтобы заставить строптивого сербского президента Милошевича пойти на сделку. Однажды, закончив встречу с Милошевичем, которая не принесла положительных результатов, он попросил своего военного советника дать команду выкатить бомбардировщики В-52 на площадки перед ангарами на авиабазе в Англии и пригласить Си-эн-эн сделать видеорепортаж. Позже на обеде во время мирных переговоров в Дейтоне, которыми завершилась война в Боснии, он попросил президента Клинтона сесть напротив Милошевича. Холбрук сказал Клинтону: «Необходимо, чтобы Милошевич услышал от вас то же, что и я сказал ему: если не будет достигнут мир, мы пошлем бомбардировщики». Холбрук хорошо разбирался в делах войны и дипломатии.
Относительно Афганистана Холбрук также верил в то, что военные США играют здесь ключевую роль – некую роль. Но то, что рассматривал президент осенью 2009 года, было совершенно другое. Его подталкивали к военному решению конфликта. Холбрук был убежден в то время, что такое действие закончится провалом и что в стремлении избежать подобного исхода Америка должна будет усилить свои военные обязательства, удвоив ставку на безрезультатную стратегию. А это уже могло бы стать неким повторением панического бегства из Вьетнама, свидетелем чему Холбрук являлся, будучи молодым сотрудником госдепартамента. Или же мы могли бы закончить все, оставив Афганистан в состоянии стратегического поражения.
Работа дипломатов заключается в том, чтобы завершать такие конфликты, как конфликт в Афганистане, и решать большие стратегические проблемы, стоящие перед Америкой. Предполагается, что военная мощь должна быть в арсенале у дипломатов. Именно так все сработало на Балканах, и именно так в конечном счете все разворачивалось во Вьетнаме. Та война велась на поле битвы несколько десятилетий, а завершилась за столом переговоров в Париже. Полные победы на полях сражений очень редки, а когда такое происходит, например в конце Второй мировой войны, это требует некоего уровня обязательств, превосходящего тот, который Америка готова была взять на себя в Афганистане. Ирак выделяется как исключение в смысле быстрой победы на поле битвы, конец войне наступил не за столом переговоров. Но была ли достигнута победа в Ираке? Это предположение еще требует проверки уходом американских войск.
Бросалось в глаза отсутствие дипломатии во время пересмотра стратегии Белого дома в 2009 году. На дипломатию смотрели как на прикладной инструмент для того, чтобы побудить правительство направить солдат и деньги на войну в Афганистане. Дипломатия не была решением проблемы войны, она была ее организатором.
Именно в этом, по мнению Холбрука, заключалась основная проблема. Военное ведомство по своей природе просто не могло быть ведомством, определяющим и проводящим внешнюю политику Америки. Я помню его реакцию, когда генерал Дэвид Петреус в одном интервью ласково назвал Холбрука «ведомым»32. Он хмыкнул и сказал: «С каких пор дипломаты стали ведомыми генералов?» В этом же интервью Петреус отверг роль дипломатии в окончании войны, сказав следующее: «Эта (афганская) война не завершится как балканская»33. Устранять такую неустойчивость в основе американской внешней политики должен был сам Обама, а пересмотр стратегии был бы самым подходящим поводом для этого.
Вначале Холбрук ратовал за примирение как выход из Афганистана. Однако военные полагали, что переговоры о примирении подорвут обязательства Америки по полностью обеспеченной стратегии ПРОПО. Во время своей последней поездки в Афганистан в октябре 2010 года Холбрук отвел генерала Петреуса в сторону и сказал: «Дэвид, я хотел бы обсудить с тобой вопрос переговоров по примирению и улаживанию разногласий». Петреус ответил: «Этот разговор займет 15 секунд. Нет, не сейчас». Стандартный ответ командующих был таким: им необходимо еще два сезона (два года) боевых действий, чтобы ослабить Талибан. Они рассчитывали уговорить президента изменить свою позицию в отношении конечного срока, назначенного на июль, а после этого убедить его принять «медленный и постепенный» (долгосрочный и поэтапный) график ухода. Военные опасались, что разговор Холбрука о переговорах с талибами подорвет эту стратегию. Их линия состояла в том, что прежде следует повоевать, а уж потом вести переговоры. Гораздо позднее Холбрук пришел к выводу, что мы могли бы одновременно и вести переговоры, и воевать. На самом деле необходимо вести боевые действия как раз для того, чтобы заставить противника понять, что переговоры намного привлекательнее (но не наоборот). Улаживание разногласий должно стать конечной целью. А боевые действия – средством его достижения.
Талибан был готов к переговорам еще в апреле 2009 года. В то время ученый-афганист Барнетт Рубин, незадолго до его присоединения к команде Холбрука в качестве старшего советника по делам Афганистана, отправился в Афганистан и Саудовскую Аравию. В Кабуле он встретился с бывшим полевым командиром талибов Муллой Абдулом Саламом Зайефом, сказавшим ему, что Талибан готов порвать с Аль-Каидой и начать переговоры с Америкой. Он детально обрисовал стратегию переговоров: где их начать, что обсуждать и по каким параметрам Соединенные Штаты и Талибан могли бы договориться. Зайеф сказал, что талибам нужны уступки по заключенным, которых Америка держит в Гуантанамо, и что они хотят исключить имена нескольких талибов из составленного правительством Соединенных Штатов и ООН так называемого черного списка, накладывающего санкции на террористов. Из Кабула Рубин отправился в Эр-Рияд, где встретился с принцем Мукрином, саудовским министром по делам спецслужб, отчет которого о беседах с талибскими посредниками совпадал с тем, что рассказал Зайеф.
Вернувшись в Вашингтон – в день принятия присяги при поступлении на государственную службу, – Рубин написал памятную записку на имя Холбрука по материалам своей поездки. Во второй половине того же дня они сидели рядом в самолете ВВС США, направляясь в Нью-Йорк. Холбрук прочитал записку, потом повернулся к Рубину и сказал: «Если это сработает, это будет, возможно, единственным способом для нас выбраться из трясины». То было начало двухлетней кампании в Вашингтоне по продвижению идеи переговоров с Талибаном: сначала с госсекретарем Клинтон, потом в Белом доме и с президентом Обамой.
