Ознакомительная версия.
Но Покровская гора была теперь в руках неприятеля, путь на Смоленск открылся. И король съездил в город договориться с гарнизоном о совместных действиях. Правда, с изрядным риском для жизни, «среди града ядер» — дорога простреливалась с двух сторон, из западных и восточных русских лагерей. Так что о снятии осады говорить было рано. И еще существовала надежда, что все переменится, — Шеин докладывал о сложившейся ситуации в Москву, ждал помощи, получал обнадеживающие ответы. Однако Владислав отправил по Московской дороге 8-тысячный корпус Гонсевского и Казановского. Они с налета захватили Дорогобуж — тыловую перевалочную базу Шеина со складами боеприпасов и провианта. И, встретив направленные из Москвы вспомогательные части, разрозненные и наспех сформированные, отбросили их назад.
А король начал расширять проход, пробитый к Смоленску. Против русских частей, расположенных западнее города, — лагеря Прозоровского и шанцев Ван Дама, Крейза и Сандерсона — бросили отряды литовцев и запорожцев. Они подтащили пушки, начали обстрел, но на приступы не лезли, их целью было лишь блокировать и сковать эту группировку. А основными силами Владислав 14 сентября атаковал лагерь француза Якова Шарло, расположенный восточнее крепости и прикрывавший подступы к главному лагерю Шеина. Поляков отразили. А Шеин ответил контрударом, атаковал неприятельский стан воеводы Леского, а конницу пустил во вражеские тылы, на лагерь в Глуховском лесу. Русские тоже успеха не имели, были отбиты с большими потерями. Словом, сражение завершилось бы «вничью», но к полякам перебежал голландец, начальник артиллерии. А на следующее утро, перед рассветом, все французы во главе с самим Шарло покинули свои укрепления и тоже переметнулись к противнику. Их русским соратникам ничего не осталось делать, как отступить в лагерь Шеина.
И Владислав перенес усилия на западную группировку. По его приказу гарнизон Смоленска расчистил засыпанные ворота, и после двухдневной подготовки, 18 сентября, был нанесен удар по острожку Ван Дама — с двух сторон, из крепости и «с поля». После жестокой драки полки Ваерия и Абрамовича ворвались на бруствер, подняв там королевское знамя. Но русские, получив подкрепление от Прозоровского, вышибли их и погнали, погиб знаменосец, был ранен Ваерий. Чтобы выправить положение, король послал гусар и запорожцев. Их удар остановил русских и загнал обратно в укрепление. Как пишет Велевицкий, «эта битва с обеих сторон была самая ужасная, и в ней погибла половина неприятельской пехоты, находившейся в укреплении, много было убитых и с нашей стороны, особенно между казаками». Ценой большой крови полякам удалось захватить и удержать лишь «два небольших шанца, наиболее близких к укреплению Дама».
Но и части Ван Дама были повыбиты и ночью отошли в лагерь Прозоровского. А он снялся с места и повел полки на соединение с Шеиным. Очевидно, получив приказ, потому что той же ночью были покинуты другие шанцы и лагеря. Ведь положение сложилось угрожающее. Осада Смоленска, по сути, уже потеряла смысл. После захвата поляками Покровской горы прервалась дорога севернее города между лагерями Шеина и Прозоровского. Падение лагеря Шарло вбило клин в обходную дорогу, с юга вокруг Смоленска. А взятие шанцев Ван Дама и других, расположенных между городом и частями Прозоровского, грозило окончательно отрезать их от главных сил. И Шеин принял решение свести все свои войска воедино. Маневр провели грамотно. Пока поляки штурмовали укрепление Ван Дама, видимо, шла подготовка к эвакуации. А после отражения штурма был начат отход.
Противник около полуночи получил известие, что русские отступают. Но был обескровлен боем, не смог ни помешать вывозить пушки и обозы, ни начать преследование. Что не смогли забрать, поджигали, а враг лишь занимал опустевшие укрепления — Прозоровского, конницы Белосельского, Ван Дама, Крейза, Сандерсона. Отошли и солдаты из южного лагеря Лесли. Москва действия Шеина одобрила, в царской грамоте говорилось: «Вы сделали хорошо, что теперь со всеми нашими людьми стали вместе». Но отступление от Смоленска запрещалось: «И вы бы всем ратным людям сказали, чтоб они были надежны, ожидали себе помощи вскоре, против врагов стояли крепко и мужественно». Впрочем, Шеин и не мог отступить, связанный по рукам и ногам осадной артиллерией, вывезти которую по осенней грязи нечего было и думать.
Владислав же отреагировал быстро и стал окружать русский лагерь. Приказал запорожцам встать бок о бок с ним, а сам обошел его с востока и занял деревню Жаворонки на Московской дороге, перекрыв Шеину пути сообщения с Россией. 2 и 3 октября казаки атаковали, прощупывая русскую оборону. И король убедился, что «взять лагерь приступом казалось невозможным, так как он сильно был укреплен и в нем находилось огромное количество пушек». Тогда Владислав приказал занять Жаворонкову гору, господствующую над местностью, чтобы оттуда простреливать расположение русских. Шеин эту опасность тоже осознал и решил вернуть высоту. 9 октября его полки, «открыв ужасную стрельбу», атаковали и сбросили поляков с горы. Владислав вывел все войско, и закипела битва, продолжавшаяся целый день. Атаки сменялись контратаками, вершина переходила из рук в руки — и осталась за поляками. Потери обе стороны понесли огромные. По польским данным, у русских они составляли 2 тыс. Однако противники признавали, что и среди них «много было убито». И после этого сражения от дальнейших попыток штурмов король отказался. Решил сломить Шеина блокадой, пресекая подвоз продуктов, а на Жаворонковой горе установили батарею, обстреливавшую лагерь, на что русские отвечали огнем своих орудий.
Война, собственно, еще не была проиграна. Корпус Волынского успешно рейдировал по Украине, вызывая панику у поляков. Крестьяне всюду встречали русских как освободителей, брались за косы и вилы, полыхали панские усадьбы. А общая численность вооруженных сил России достигала, по разным данным, 60–90 тыс. человек. Конечно, не всех можно было привлечь к походам, некоторые были пригодны только для городовой службы или выполняли иные задачи. Но в Москве находились тот же корпус стрельцов и контингент «жильцов», ничто не мешало призвать дворян и детей боярских, служилых татар, сформировать вторую рать и поставить самого Владислава меж двух огней.
Но случилось непоправимое. Ведь Филарету было уже 80 лет. Он до глубокой старости сохранял завидное здоровье и энергию, занимался государственными делами. А сломался, как могучий дуб, — сразу. Возможно, сказались и нервные перегрузки, вызванные войной. Может быть, и прежние неувязки, промедления с посылкой Шеину подкреплений и припасов, были связаны с тем, что патриарх уже начал прихварывать. А на день Покрова Богородицы он лично отслужил долгую и тяжелую для старого человека праздничную службу в Успенском соборе. Вероятно, вспотел в набитом людьми храме и полном облачении. Поехал затем в Новоспасский монастырь — в открытом возке, благословляя паству. Простудился на ветру, и на следующий день Филарета не стало. Похороны были, конечно, пышные. Рыдала вся Москва, и из других городов шли и ехали люди, чтобы проститься с Великим Государем и патриархом.
А в политическом отношении для России это обернулось тем же, что польское «бескоролевье». Придворные партии начали борьбу за влияние на царя. И не стало человека, способного единоличным волевым решением обеспечить насущные военные вопросы, их приходилось выносить в Боярскую думу, утрясать и согласовывать по инстанциям. В результате приговор о формировании новой армии в помощь Шеину Дума приняла только 18 ноября. Воеводами назначили Дмитрия Черкасского и Дмитрия Пожарского. Но состав войска определили явно недостаточный — 5600 человек. Снять стрельцов из Москвы так и не решились, войско предполагалось собирать с миру по нитке — призывались дворяне, ранее разъехавшиеся из-под Смоленска, излечившиеся раненые, дворовые, служилые «царицына чину» и патриаршие стольники и дворяне…
Рейд Волынского желаемых последствий не вызвал. Восставали только малороссийские крестьяне, ограничиваясь погромами и разграблениями ближайших имений, а главная сила Украины, казачество от Владислава не откололось. А повстанческие отряды Ивана Балаша, действовавшие на Северщине и сперва оказавшие большую поддержку войскам, за год разложились, превратились в банды образца Смутного времени, грабили всех подряд, в том числе и на русской территории, и царским воеводам самим пришлось разогнать их.
Осажденный Шеин держался, отбивался очень активно, его части предпринимали вылазки и диверсии. У воеводы кончилась казна, а наемники требовали жалованья — с этим у них было просто: плати или уходим. А реально — переходим к противнику. И, чтобы заплатить солдатам, боярин занимал деньги у офицеров-иноземцев. Но, и получив плату, многие перебегали. Были ссоры и столкновения между иностранцами. Когда партию воинов тайно выслали из лагеря за дровами, поляки напали на них и многих перебили. Стало ясно, что кто-то предупредил врага. Шотландец Лесли обвинил в измене англичанина Сандерсона и застрелил его из пистолета. Англичане в ответ озлобились на шотландцев. А противник все сильнее сжимал кольцо осады, в лагере начались голод, болезни.
Ознакомительная версия.
