class="p1">Вернувшись, он незаметно подложил в костёр доску, оторванную со столба на вершине горы. Лишь он один на свете помнил, что это за доска. Гвоздём на ней было выжжено: «Я, капитан второго ранга Колчак, нарекаю этот остров землёй Карлсона в честь моего друга по Морскому корпусу Бонифация Карлсона. Мальчишеская дружба неразменна на тысячи житейских мелочей. 22/IX-1909».
Пламя быстро охватило высушенное ветром дерево и съело прошлые клятвы без остатка.
Наконец, они вышли к чистой воде, потеряв счёт дням и неделям.
По этой чистой воде к яхте медленно приближалась льдина. На ней стояла красная палатка, вокруг которой прыгали четверо мужчин в ушанках. Карлсон сразу узнал одного из них ― по трем орденам на груди.
Полярники перебрались на яхту вместе со своим немудреным скарбом.
Один из них имел большой запас бутылей с заспиртованными морскими гадами, так что скучать не приходилось.
― Все-таки, мы с тобой ужасно предусмотрительные, ― говорил орденоносец, закусывая глубоководными рачками. ― Ты не расстрелял меня в девятнадцатом, а я тебя ― в двадцатом. Я дал тебе правильный совет, а ты им воспользовался. Нарком переменился, и теперь если нас и грохнут, то уж за что-нибудь другое.
Одна полярная каракатица выскользнула из пальцев Карлсона, но не долетела до палубы. Её тут же сожрала блохастая собака, выскочившая из рундука.
Специалист по секретным запрещённым картам невозмутимо раскладывал из них порнографические пасьянсы.
Тосковал один старший помощник: у него сменился нарком, и теперь старпом ждал неприятностей.
2022
Карлсона на самом деле звали как-то иначе. Он родился не в Швеции, а где-то на юге, где течёт Дунай.
И звали его тогда не Карлсон. Впрочем, никто, даже он сам, не помнил, как его звали.
Три года он двигался на север с разными обозами, пока не осел в Швеции. Сначала он ехал туда с евреями, а известно, что нет существительного мужского рода, чтобы оно не было бы еврейской фамилией. По ночам Карлсон воровал фамилии у своих спутников и примерял их на себя, чтобы утром вернуть всё на свои места.
А потом он ехал вместе с украинским обозом и мерил по ночам украинские фамилии ― ведь известно, что нет существительного женского рода, что не могло бы быть украинской фамилией. Потом он воровал фамилии у венгров и поляков, а кончилось всё тем, что свою последнюю фамилию он выиграл в карты у одного моряка в Штеттине. Эта фамилия ему понравилась, и он решил её оставить. Так Карлсон стал Карлсоном.
В тот год русский генерал Апраксин пришел воевать шведов. Генерал Апраксин привёл свои войска по льду и поставил их напротив шведского берега. Канониры генерала зарядили пушки ледяными ядрами и дали залп по Стокгольму. От этого залпа со всего Вазастана сорвало крыши, и два дня черепица кружилась в воздухе вместе с ледяными осколками ядер.
В этот час Карлсон, только что ставший шведом и капитаном Королевского полка, велел свести к побережью все ветряные мельницы. Их притащили на тросах, подложив под своды деревянных башен вместо колёс огромные бревна. Солдаты, повинуясь указаниям Карлсона, раскрутили мельницы, и их крылья погнали снег на армию генерала Апраксина. Буран продолжался полтора месяца ― до наступления весны. То есть до того времени, пока скудное шведское солнце не взломало лёд, и солдаты Апраксина не поплыли на льдинах обратно в Санкт-Петербург.
После этого Карлсона прозвали «Плюти-плют», что значит ― «Поднимающий ветер».
Затем Карлсон открыл небольшую винокурню, где делали абсолютно восхитительную смородиновую водку, женился на дородной шведке фон Бок и зажил с ней обыкновенной шведской семьёй. Лишь раз в месяц, когда Луна в небе похожа на головку боснийского сыра, ему снилась его родина. Но родина имела странный вид: по улицам ездили невиданные экипажи, и наряды дам были совершенно неприличны.
Однажды он специально обратился к известному алхимику Сведенборгу, что сидел в башне и пугал жителей Стокгольма голубоватым колдовским светом из своего окна.
Алхимик вынул изо рта жабу, которую держал там для прохлады, и сказал:
― Видишь ли, Карлсон, сны бывают своевременные и несвоевременные. Своевременные сны снятся людям, которые погружены в настоящее, и оттого они видят во сне своих родных и друзей, врагов и своё начальство.
Несвоевременные сны снятся заблудившимся людям, и они видят ночью не настоящее, а прошлое или будущее. Скажи мне, понял ли ты, на каком языке говорили в твоих снах люди?
Карлсон отвечал, что он не понимал, что это за язык, но понимал смысл самой речи.
В конце концов Карлсон обещал рассказать алхимику Сведенборгу всё, что увидит потом.
После этого Карлсон вернулся домой, выпил полбутылки своей водки и уронил голову на стол.
Тогда ему снова приснился город на берегу Дуная, красивый, как сон. Он бродил по его улицам, пока вдруг не заглянул в окно, в котором увидел комнату, похожую на внутренность шахматной доски.
За столом спал гимназист, положив голову на книги.
Под столом была спрятана бутылка сливовицы.
― Эй, малыш, не рано ли тебе так напиваться, да ещё над грамматикой Кружилича? ― с недоумением сказал Карлсон, прочитав название книги.
Ученик гимназии имени святого Михаила в этот час спал и видел необъяснимо прекрасный сон, в котором он шёл по чужому городу, который был засыпан до крыш искрящимся, как алмазная пыль, снегом.
Чтобы согреться в этом мёрзлом сне, он зашёл в чей-то дом. Там он увидел невысокого толстого человека, что спал, обняв стол и чмокал губами. Было видно, что он с кем-то говорит внутри своего сна.
Гимназист принюхался и услышал запах смородины из стакана ― тут, во сне, он был терпкий и резкий, но всё же несколько сонный.
Он вошёл в зеркало, как в дунайскую воду, и потряс спящего за плечо:
― Эй, отец, куда я попал? Или ты уже так напился, что тебя самого нет дома?
Но хозяин только замычал в ответ.
Тогда гимназист сам выпил смородиновой водки из чужой бутылки, засунул её в карман и, оглянулся.
На стене висело огромное зеркало, в которым отражался не чужой снег, а родной город над знакомой рекой. Гимназист переступил раму, в которую было заправлено зеркало, будто рубаха в штаны, и сон быстро понёс его в то место, где Сава будет вечно впадать в Дунай, а Миляцка ― в Босну.
Но Карлсон в этот момент проснулся, а проснувшись, перегнулся через раму и успел цапнуть
