Не было бы УПА, не было бы дивизии СС "Галичина". Советская Армия также победила бы гитлеровскую Германию на восточном фронте, как западные союзники на западном фронте. Если бы не было ОУН, то был бы тот же Тегеран, была бы Ялта и Потсдам. Были бы те же договоренности между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем. На эти события ни ОУН, ни УПА абсолютно никакого влияния не имели. И Западная Украина после войны оказалась бы в пределах Украинской ССР, граница с Польшей была бы, как и есть, на Буге и Сане. Но не было бы, как уже упомянуто, трагедии лемков. Не было бы массовых депортаций украинцев из Западной Украины в Сибирь, не было бы заключения сотен тысяч украинцев.
В этой войне могли победить либо западные альянты вместе с СССР, либо гитлеровская Германия. США и Великобритания вместе с Францией решили, что большой угрозой для человечества является гитлеровская Германия. Поэтому и сложился союз с СССР. На победу альянтов ОУН-УПА не имели никакого влияния. И имеем ситуацию, которая сложилась после войны. А если бы победила гитлеровская Германия, то с абсолютной определенностью можно было бы сказать, что сегодня не было бы ни независимой Польши, ни Украины, ни Литвы, Латвии, Эстонии и т. д. Не вспоминаю здесь о судьбе западных государств.
И пусть ОУН не заносит в свои списки многих украинских героев-патриотов, шестидесятников, диссидентов, многие из которых отдали свою жизнь за свободу Украины. Они не воспитывались на идеологии ОУН. Среди них, по-видимому, был только один украинский националист — Валентин Мороз. И не зря именно с ним не желал разговаривать, оказавшись на Западе, ни один из украинских диссидентов — ни ген. Петр Григоренко, ни Леонид Плющ, ни Николай Руденко. Люди типа Василия Стуса, это были действительные патриоты Украины, они с украинским национализмом не имели ничего общего. Это теперь их пытаются присоединить к пантеону жертв украинских националистов. Большинство украинских диссидентов прошло сквозь ряды КПСС. Именно в этих рядах они узнали фальшь большевизма. Это они, украинские диссиденты, в большей мере способствовали развалу этого государства вместе с диссидентами других народов бывшего СССР.
Если бы не было ОУН, не было бы среди поляков стереотипа "украинца-головореза". Поляки и до сих пор жили бы в Западной Украине. Евреи не имели бы к украинцам претензий за содействие в экстерминации немцами их народа. Но украинский национализм, который оформился в ОУН, был.
Потому что нельзя понять украинский национализм, не столкнувшись с ним на практике, потому что нельзя осознать себе угрозу для возникшего украинского государства, не притронувшись щупальцами к украинскому национализму, считаю необходимым показать суть украинского национализма, который в закамуфлированной форме сохранился на Западе, порой меняя только методы своей пропаганды. Не буду говорить, следовательно, о себе, а об украинском национализме на моих примерах. И то только в коротком разделе этой части. Причем, учитывая размер труда, я вынужден пропустить в ней два интересных раздела: "Мой личный опыт среди украинцев в Канаде и США", а также "Встречи с украинскими националистами в Канаде и США". Об этом, может, при другой возможности.
Здесь повторяю: уезжая в Канаду в 1981 году, я не знал здешней украинской среды, я не знал сути ОУН — украинского национализма — его идеологических основ, его практики. Я ехал из Польши, в которой жил с 1946 года, навсегда оставшись украинцем. В Польше, учитывая характер труда, я общался со многими людьми — простыми рабочими, высококвалифицированными рабочими, с крестьянами, с интеллигенцией, с представителями власти. И могу сказать, что я всегда встречался с людьми, с которыми можно было разговаривать — они выслушивали мои аргументы, часто я с ними не соглашался, часто мы расходились, сохраняя свои взгляды. Но без вражды. Даже когда воеводский прокурор во Вроцлаве — Ян Земба, заявил в своем кабинете, что во время его управления ни один украинец не останется в органах прокуратуры, я ему ответил: "То, что вы сказали — это национализм чистой воды". И ничего. На том мы и разошлись. Я не выполнил его требования уйти из органов прокуратуры, вплоть до времени, когда это мне было выгодно. Также у меня были словесные перепалки с представителями воеводского комитета партии в Легнице. И тоже ничего.
Меня даже поняли в воеводский Службе Безопасности в той же Легнице уже после того, как перехватили часть моего противобольшевистского труда. Там только одного не поняли: что я не националист. Они все время считали, что я — националист. Об этом дал мне понять мой знакомый — бывший шеф С.Б. (польской Безопасности) из Явора, полк. И. В.
Мне разрешили легально эмигрировать в Канаду, по- видимому, чтобы не иметь лишних хлопот с еще одним диссидентом, на этот раз с украинцем.
Уезжая в Канаду, я не имел представления о том, что здесь украинцы разделяются на коммунистов, сплоченных в Обществе объединенных украинцев Канады (ООУК), и на националистов, а эти опять разделяются на бандеровцев и мельниковцев, католиков и православных, "захидняков" и "схидняков". Я не знал, что в Канаде среди украинцев нет или почти нет демократически думающих людей. Теперь я знаю, что они есть, но тех, которых я знаю, которых узнал за почти двенадцать лет или о которых я слышал, мог бы пересчитать на пальцах двух моих рук.
Прежде всего, меня здесь меня поразила низкая языковая культура украинцев. Не только в разговорном языке среди людей, не только в выступлениях, но и в писаном слове. Я со всей ответственностью утверждаю, что свыше 90 % редакторов, людей, которые считают себя журналистами, людей с высшим (украинским) образованием, которые окончили в Львове Украинскую академическую гимназию, тайный университет, даже писатели — не знают украинского литературного языка. Но многие из них имеют смелость критиковать в некоторой степени русифицированный Х1-томный Словарь украинского языка — одно из наибольших достижений украинского языкознания! Меня это еще больше всего поразило потому, что в Польше, как правило, люди со средним образованием пользуются польским литературным языком. А здесь — как изюминки на большом калаче бескультурья — в США д-р Петр Одарченко и еще два-три человека, которые в совершенстве знают украинский литературный язык; в Канаде — д-р Яр Славутич и еще два-три человека; в Европе — д-р Игорь Качуровский и еще два-три человека. Вот и все! Даже проф. Юрий Шевелев, прославленный языковед, в публикуемых текстах допускает поразительные языковые ошибки, например, "канадийский", вместо "канадский", не понимая семантики слова "делец" и тому подобное. А профессор, доктор украинского языкознания, Дмитрий Кислица, выпустил в свет книгу "Мир тихий" (Торонто, 1987) с множеством поразительных языковых ошибок. Не вспоминая уже о том, что автор заврался до того, что написал, что он 21.06.1941 г. был в Киеве, сдал в тот день аспирантские экзамены (стр. 95), а в другом месте (стр. 174), что был в это же время, то есть в 21.06.41 г. — преподавателем в Львовском университете. После того, как я написал обширную рецензию на эту книгу — ее никто не осмелился опубликовать.
Это — профессора-языковеды. Что же тогда говорить о рядовом интеллигенте?
Малограмотные книги выпускаются здесь под эгидой Украинской свободной академии наук, под эгидой Института исследований Волыни и других почтенных учреждений. За уровень языка, на котором здесь часто публикуются книги, не говоря уже о газетах, ученику 4 класса начальной школы на Украине ставили бы двойку.
Я с большим сожалением, с большой неприятностью утверждаю, что языковая культура украинской диаспоры отстала, по меньшей мере, на несколько десятков лет от языковой культуры польской эмиграции.
Приведу еще один пример, один из десятков, сотен, который во время написания попал мне в руки: Писательница, д-р Александра Ю. Копач, выступая за дерусификацию украинского языка, сама использует в краткой статье руссизм: "полоса", вместо по-украински "смуга". В этой же статье имеются такие языковые ошибки: "жиє" (пол.), вместо "живе"; "пів століття", вместо "півстоліття"; "сокупний", вместо "сукупний"; "протягом багато тисяч років", вместо " протягом багатьох тисяч років". За такой язык учителя ставят "двойку", а здесь ее размещают на страницах газет в языковых делах.
Я искал причины такого состояния, искал ответа — почему украинский литературный язык чужой украинской диаспоре? Я пришел к выводу, что по теории ОУН украинский литературный язык на Украине — русифицирован. Поэтому он здесь не принялся. Здесь — обязателен галицкий диалект, в котором больше руссизмов, чем в сегодня используемом языке на Украине (воздух, побіда, послідній, окружити, всьо, напримір, прогулька и многомного других). Украинская националистическая диаспора сама добровольно отмежевалась от украинской современной литературы, боясь ее пагубного влияния на диаспору. Вот одно из доказательств: Как-то я, редактируя для художественного канадско-украинского учредительства в Торонто "Словарь изобразительных художников украинской диаспоры", там встретился с Любовью Дражевской, которая, кажется, в Свободной украинской академии наук занималась областью украинской литературы. В разговоре я сказал: "Когда я очень сильно устал, я беру какое-либо из произведений Михаила Стельмаха и, читая, наслаждаясь его прекрасным языком — отдыхаю". На что Любовь Дражевская спросила: "А кто это такой — Михаил Стельмах?" Я — занемел.
