Правый фланг, несмотря на распространенность своих воззрений в эмиграции, таких общеэмигрантских средств влияния и тиражей не имел. Да и становление его прессы, за редкими исключениями (как, например, выходивший в Берлине «Призыв», 1919-1920), произошло позже. Ежедневные газеты этого фланга имели лишь местное значение: например, «Новое время» в Белграде (возобновленное М.А. Сувориным, выходило с 1921 до начала 1930-х гг. под редакцией В.Х. Даватца) и «Русь» в Софии (1922-1928, И. Калинников, С.С. Чазов). Уйдя из «Возрождения», «либеральный консерватор» П.Б. Струве издавал еженедельники «Россия» (1927-1928), затем «Россия и славянство» (1928-1934, редактор К.И. Зайцев), но они большого распространения не приобрели. Как и примечательный по замыслу «журнал волевой идеи» - «Русский колокол» под редакцией И.А. Ильина (вышло 9 номеров с 1927 по 1930 гг.). Из военно-политических изданий выделяется долгожитель «Часовой» (1929-1941, 1947-1988; Франция, с 1936 г. Бельгия; редактор В.В. Орехов), имевший, однако, специализированную функцию «органа связи русского воинства за рубежом». Дальше направо, в виде примера, можно назвать «Царский вестник» (1928-1940, Н.П. Рклицкий) и «Русский голос» (1931-1941, В.М. Пронин). Особое значение имел связанный с Высшим Монархическим Советом журнал «Двуглавый Орел» (1920-1922, 1926-1931; Берлин, затем Париж).
Среди «толстых» журналов эмиграции правых практически не было. Первым возникла «Грядущая Россия» в Париже (вышло два номера в 1920 г.; редакторы: Н.В. Чайковский, В.А. Анри, М.А. Ландау-Алданов, А. Толстой). Ей на смену пришли и сразу же заняли ведущее место «Современные записки» (1920-1940, Париж, основатели: Н.Д. Авксентьев, И.И. Бунаков, М.В. Вишняк, А.И. Гуковский, В.В. Руднев; вышло 70 номеров); в первом номере редакция сформулировала «программу демократического обновления» со ссылкой на Февральскую революцию. В «толстый» ежемесячник превратилась уже упомянутая эсеровская «Воля России» (1922-1932, Прага; редакторы: В.И. Лебедев, М.Л. Слоним, Е.А. Сталинский и В.В. Сухомлин). Из других, наиболее известных, литературных журналов можно назвать двойника «Современных записок» - выпускавшийся той же редколлегией «Русские записки» (1937-1939, позже их редактором стал Милюков), «Жар-Птицу» (1921-1926, 14 номеров, редакторы: А.Э. Коган, А. Черный, Г.К. Лукомский), «Звено» (1923-1928, Винавер, Милюков), «Числа» (Н.А. Оцуп, 1930-1934), «Версты» (1926-1928), «Сполохи» (1921-1923), «Встречи» (1934, 6 номеров), горьковскую «Беседу» (1923-1925, 7 номеров). Единственным более-менее «правым» журналом этого жанра была ненадолго возобновленная дореволюционная «Русская мысль» (П.Б. Струве, 1921-1924, 1927).
Из религиозно-философских журналов наиболее известны «Путь» Н. Бердяева (61 номер с 1925 по 1939 гг.; тираж 1000-1200 экз.[64]), «Вестник РСХД» (вышедший в 1929 г. тиражом 1500 и к 1939 г. достигший 5000 экз.[65]) и «Новый град» под редакцией И. Бунакова, Ф. Степуна и Г. Федотова (14 номеров с 1931 по 1939 гг.) - все с устремленностью к творческим поискам (иногда спорным). Более консервативные, церковные издания отличались скромностью и малым распространением. Влияние Церкви шло через храм и пастырство, а не через печать. Отметим все же «Православную Русь», выходящую два раза в месяц почти непрерывно с 1928 г. (сначала в словацком Ладомирове, на Пряшевской Руси, а с 1947 г. в Джорданвилле), которая содержит немало ценных статей.
Менее известные печатные органы имелись почти у всех союзов и обществ. Изданий было множество самых разных, как, например: популярный еженедельник «Иллюстрированная Россия» (1924-1939, Париж), «Евразийская хроника» (1925-1937), «Еврейская трибуна» (1920-1924), «Военная быль», «Морские записки», «Казачий путь», «Музыка», «Театр и жизнь», «Русский экономист» (многие органы печати будут названы при описании политических организаций). Русский архив в Праге зафиксировал до 1932 г. не менее 1005 названий присылавшихся туда эмигрантских журналов (и это не считая газет)[66]. В одном из более поздних каталогов русской эмигрантской периодики с 1917 по 1979 гг. охвачено 1639 названий (с еще большими пробелами)[67].
При огромном рассеянии эмиграции в чужом міре – печать была единственным связующим средством и, при отсутствии парламента, правительственных учреждений и т.п. – единственным местом выяснения позиций. Авторы полемизировали друг с другом по самым разным поводам. Особенно этим отличались «Последние новости», которые, как пишет современник, «мастерски раздували в событие малейшее политическое недоразумение в эмигрантской среде», уличая «Возрождение» в преданности «безплодной метафизике»[68].
Обилие этих споров вводит в заблуждение многих исследователей эмиграции, смешивающих политические и міровоззренческие критерии и необоснованно относящих к «правым» всех, кто выступал против большевиков, не будучи правыми в традиционном міровоззренческом смысле (например, правых кадетов, группы Савинкова, Бурцева). Однако политические причины разногласий по отношению к советской России, проявившиеся уже в ходе гражданской войны, тогда были столь важны, что оказались сильнее міровоззренческой общности – они-то и привели к внутрипартийным расколам «февралистов» (все это хорошо показано в работах Х. фон Римши) и образованию новых блоков.
Монархисты, а также «правые демократы»: кадеты, народные социалисты (Нессельроде, Бланк, Титов), группа социалиста В. Бурцева (газета «Общее дело», Париж) и группа бывшего эсера-террориста Савинкова («За свободу», Варшава) оправдывали вооруженную борьбу белых армий и участвовали в ней. Левые же эсеры (Зензинов, Минор, Лебедев) уже в 1919 г. заявили, что «поддержка Колчака – преступление против России»; что большевизм должен быть изжит путем внутренней эволюции, которой и нужно содействовать.
После падения Крыма раскол по этому вопросу прошел и через кадетскую партию: правые кадеты в Берлине (Набоков, Гессен – «Руль») продолжали надеяться на интервенцию; левые кадеты в Париже (Винавер, Милюков – «Последние новости») выступили против, присоединившись к эсерам и считая, что антикоммунистические действия лишь «льют воду на мельницу большевиков» - дают им оправдание для террора. На эту позицию стали и народные социалисты. Именно с этих пор обретает контуры леволиберальный фланг эмиграции, лидеры которого (эсер Керенский и кадет Милюков) в годы гражданской войны никак себя не проявили – но после ее окончания объединили усилия по созданию эмигрантского представительства на основе членов бывшего Учредительного собрания (где у эсеров было большинство), а не на основе членов Думы и Государственного Совета (как хотели правые кадеты).
Нэп еще более усилил расхождения. Созданное в 1924 г. под руководством Милюкова из левых кадетов и правых социалистов леволиберальное Республиканско-Демократическое Объединение заявило, что большевики неизбежно эволюционируют к демократии и эмиграция не должна этому мешать излишним антикоммунизмом. (РДО выпускало журнал «Свободная Россия», из других его деятелей стоит назвать С.Н. Прокоповича и Е.Д. Кускову). Правокадетский же «Руль» в Берлине сами большевики считали одним из своих главных врагов в эмиграции.
Порою противники решительных действий против большевиков объясняли свою позицию патриотизмом, недоверием к «империалистической политике Антанты» - это можно было слышать и от социалистов, которые, не участвуя в белых правительствах, вместе с ними выступали против расчленения России в гражданской войне. Съезд членов Учредительного собрания (1921 г.) также выразил аналогичный протест (хотя и оставил открытым вопрос о границах будущей России). В сущности, в национальном вопросе почти вся эмиграция была едина, считая, что любые договоры лимитрофов с большевиками незаконны, что состав и границы будущего Российского государства вправе определить только его будущий свободный парламент; эсеры даже восклицали, что будущая окрепшая Россия еще припомнит полякам то, как они «братской рукой» вонзили ей нож в спину[69]. (Впрочем, в гражданской войне эгоистично вели себя все новообразованные государства, поощряемые Антантой: Литва, Латвия, Эстония, Финляндия – но в Польше к этому добавились и преследования православия. Своего рода возмездием за это для них позже стал сам большевизм, против которого они не пожелали бороться вместе с русскими Белыми армиями, даже с теми, которые были готовы признать независимость лимитрофов…».
Но вместе с отрицанием военного вмешательства левый фланг отрицал и политическое. Позиция тогдашних «эволюционистов» объяснялась не столько патриотизмом, и даже не столько политической наивностью, сколько прагматической стратегией: левое крыло, сознавая свою немногочисленность, боялось, что свержение коммунистов внешней интервенцией в тех условиях приведет в России к победе правых – что выглядело для них еще менее желательным.
Так, Римша подчеркивает, что в крымский период именно «страх перед победой Врангеля заставлял левых демократов энергично выступать против военной интервенции»[70]. Фолькман отмечает эти страхи и в дальнейшем: «С 1921 г. левые кадеты видели свою главную задачу в предотвращении захвата власти в России монархистами, а не в активной борьбе против большевизма», надеясь, что «упрочение внутриполитических позиций большевиков привело бы к постепенной демократизации, в ходе которой стало бы возможным возвращение на родину»[71]. (Поэтому и откололись правые кадеты во главе с В.Д. Набоковым, для которых борьба против большевиков была важнее, чем борьба против монархистов.)
