Ознакомительная версия.
Овацией встретила публика речь Горбачева: «Этот договор — большой шанс. Он отводит нас от катастрофы». Последовал процесс подписания за столом, которым некогда пользовался Абрахам Линкольн. Папка красной кожи попала в руки Горбачева, синей — в руки Рейгана.
Согласно договору обе стороны пообещали в течение трех лет уничтожить все наземные ракеты средней и меньшей дальности и запускающие их устройства. Да, это было всего около пяти процентов накопленного двумя сторонами арсенала в 50 ООО единиц ядерного оружия. Но ведь речь шла об уничтожении самых совершенных видов советского оружия: лучшая твердотопливная ракета СС-20 была отдана, как уже говорилось, непонятно за что — за обещание не размещать в Европе ракеты «Першинг-2». Запомни, читатель: договор обусловливал уничтожение 1846 советских ядерных ракет и 846 американских ядерных ракет в течение трех лет. Вас не взволновало такое неравенство?
* * *
В Обеденной комнате каждый из двух лидеров обратился к своей делегации, а по сути — к своей стране. Затем последовало обращение двух лидеров к заполнившей Кабинетную комнату до отказа публике.
А в зале шла своя жизнь. В зале было 34 человека. Джойс Кэрол Оатс восхитилась речью Горбачева. Раиса Горбачева скала, что восхищена романом Дж. К. Оатс «Ангел света» — это поразило автора. Они обменивались мнениями до тех пор, пока Рейган и Горбачев не вышли по красной дорожке в Государственную обеденную комнату, оборудованную приборами двуязычного перевода.
Казалось бы, атмосфера должна разрядиться, но последовало столкновение. Рейган в своем обычном духе обратился к столь любимым обоими народами анекдотам: выпускника спрашивают в США, кем он будет после окончания университета? — «Я еще не решил». Тот же вопрос адресован советскому выпускнику. «Мне еще не сказали». Горбачев заметно покраснел. Пустяковый эпизод вывел его из себя.
Шульц пытался спасти положение. После окончания церемоний он убедил президента Рейгана не проводить мероприятий в большой Кабинетной комнате. «Для этого лучше подходит интимность Овального кабинета».
Не поладили первые леди. С точки зрения Нэнси Рейган, сделавшей карьеру в Голливуде, Раиса Горбачева была грубой и безразличной к собеседнику. Горбачева ни разу не спросила об операции рака груди Нэнси, о смерти ее матери — а ведь все это произошло всего лишь месяцем раньше…
Утром 9 декабря 1987 г. состоялась встреча в Овальном кабинете Белого дома. А затем прием в Государственном департаменте. Внимание присутствующих было сконцентрировано на Шеварднадзе и Шульце, которые подошли друг к другу после провозглашенных тостов. Шеварднадзе сказал: «Джордж, это был не ланч, а подлинное событие». Потом президент Рейган и Генеральный секретарь Горбачев обошли Белый дом.
Нужно сказать, что американцы просто не осознали своего счастья. Они никак не могли поверить в то, что Горбачев согласился ослабить свою страну на решающем участке, в эпицентре ее могущества.
1988 г. был тяжелым годом для Горбачева. Дипломатия сплошных отступлений перестала видеться блестящей. В Москве крепла оппозиция. Американские дипломаты уже в феврале нашли Горбачева удрученным. Со своей стороны Шеварднадзе с горячностью утверждал, что «Москва сделал почти все для Вашингтона, о чем он просил. Американцы просили принять решение о выходе из Афганистана, и русские согласились; американцы требовали сократить срок выхода, и русские довели его до девяти месяцев — и согласны сократить еще более; Вашингтон требовал вывести половину всех войск в первые девяносто дней — и глава специальной Комиссии Политбюро Шеварднадзе ответил положительно».[30] Советский Союз просил только об одном: не помогать оружием талибам после выхода советской армии. Но американцы ответили своему фавориту Шеварднадзе жестким «нет».
Ну что ж, американцы сами выбрали дорогу помощи талибам, и особенно Пакистану, в функционировании лагерей исламского радикализма, подготовки антизападных камикадзе. Американцы очень скоро ощутят работу этих оплачиваемых США школ…
23 марта 1988 г. Шульц и Шеварднадзе определили сроки визита президента Рейгана в Москву: между 29 мая и 2 июня 1988 г. 21 апреля 1988 г. Шульц прилетел в Москву для последних приготовлений к саммиту.
Американцам была видна внутренняя борьба в России: только что в газете «Советская Россия» вышла антиперестроечная статья Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». Одновременно в традиционно популярной в среде интеллигенции «Литературной газете» появилась статья Вячеслава Дашычева об отношениях Востока и Запада, о приоритетах внешней политики СССР. Существенной была открытая критика Дашычевым «советского гегемонизма» в отношении Восточной Европы и Китая. Брежнев осуждался за гонку вооружений 1970-х годов, за провал «первого десанта».[31] Но что поразительнее всего: Дашычев, вместо того чтобы выступить интеллектуальным защитником своей страны, фактически полностью перешел на сторону защиты национальных интересов… Соединенных Штатов.
Статьи, подобные дашичевской, были лишь началом огульной прозападной критики, бичевания армии за «афганскую авантюру», и любых проявлений геополитической самозащиты, которая во многом сбила с толку тех разумных и искренних патриотов, кто в более здоровой обстановке не потерял бы голову в ходе грядущей бесовской схватки Горбачева с Ельциным, не онемел бы в молчании, когда речь зашла о судьбе страны в 1991 г.
Смутное время начиналось в России; вот что писали тогда американцы: «Некоторые аналитики в ЦРУ видят в Ельцине важный политический источник помощи горбачевской программе, а если Горбачев потеряет лидерские позиции — его преемника».[32]
В сентябре 1988 г. в Вашингтоне госсекретарь Шульц назвал Шеварднадзе «одним из наиболее глубоко думающих людей нашего времени». Через несколько дней в Москве Егор Лигачев был выведен из состава Политбюро, равно как и А. А. Громыко (который скончался через 9 месяцев). Координатором внешней политики Советского Союза в Политбюро стал Александр Яковлев.
Часть 3
Бегство Горбачева из Восточной Европы
Еще недавно на мировом горизонте Америке был неподвластен только коммунистический Восток, с которым Вашингтон собирался соперничать долгие десятилетия. В мемуарах Буша-ст. можно прочесть, с каким изумлением официальный Вашингтон воспринял нисхождение своего глобального контрпартнера на путь, который, в конечном счете, довел его до распада и бессилия. Формируя весной 1989 г. свою администрацию, только что избранный президентом Джордж Буш-ст. потребовал экспертной оценки происходящего. Лучшие специалисты по России прибывали в резиденцию Буша в Кенебанкпорте и излагали свою точку зрения на раскол в стане прежде монолитного противника, на готовность хозяев Кремля жертвовать многим ради партнерства с всемогущей Америкой.
Информация из Москвы, вызываемый ею шок были столь велики, что многие сведущие специалисты — от Адама Улама до Брента Скаукрофта — заподозрили в действиях русских фантастический блеф, феноменальный обходной маневр. Сам президент Буш несколько первых месяцев своего президентства молчал, не желая попасть впросак. То была нелепая, как видно сейчас, предосторожность. Но и понятная. Уж больно лихо все шло по-западному на самом главном для США направлении мировой политики.
За столом одного из самых шикарных ресторанов Горбачев старался обозначить путь сближения с Бушем. «Я знаю, что помощники говорят Вам замедлить ход, оглядеться, не доверяться русским сходу. Но то, что я делаю — я делаю, чтобы избежать в своей стране революции. Те, кто аплодировал в 1986 г., уже недовольно молчат. Мне нужна помощь с этой стороны». Шульц знал осторожность Буша. В один из интервалов филиппики Горбачева Буш сказал, что отношение Америки к России будет зависеть от того, чем Россия будет через 3–5 лет. Горбачев: «Ответа на этот вопрос не знает сам Иисус Христос»…
Отвечая на вопрос журнала «Эндовер Буллетин», Буш сказал о своей цели во внешней политике: «Сделать Америку еще сильнее».[33] Это и делала американская сторона, не предлагавшая никому вечной дружбы. 15 февраля 1989 г. президент Буш издал директиву «Обзор национальной безопасности» (ОНБ) за номером три, посвященную отношениям с СССР. Анализ горбачевского курса занял тридцать одну страницу — через один интервал — на шесть страниц больше заказанного. Госдепу пришлось даже «схитрить» — напечатать текст более мелким шрифтом. Главным смыслом документа было «сомнение» спецов в том, что СССР «возвратится к драконовским мерам прошлого». Задача США — сделать этот возврат «абсолютно невозможным», не создавая при этом позиции «необратимости» в американской политике. «Перестройка — в наших интересах. Она дает нам возможности, которых не было восемь лет назад». Задачей называлось заставить СССР двигаться в желательном Америке направлении.[34]
Ознакомительная версия.
