– Где работаете?
– В хозяйственной лагерной обслуге. В колонии есть магазин. Я работаю в подсобном помещении. Когда привозят товар, я подношу-уношу ящики.
На строгий режим осужденный Ю. попал за двойное убийство.
– Одного я убил сразу на месте, а второй был свидетелем – его я тоже убил.
И немного поразмыслив, Ю. подытоживает:
– Не хватало мне адреналина, наверное. Хотел чего-то экстремального. У меня вообще была бурная жизнь. Сначала я был наемником в иностранном батальоне…
Осужденный Ю.:
– Я жил и работал в городе Стрежевом Томской области. Это базовый город нефтяников, на границе с Тюменской областью. Шестьдесят тысяч человек населения, глухая провинция, в тысяче километров от областного центра. Сначала я работал в службе безопасности частного предприятия – объединения «Томскнефть», потом ушел в отдел внутренних дел, стал милиционером группы немедленного реагирования. В этой должности я проработал полтора года… Осудили меня за ряд разбойных нападений и двойное убийство. Подельник был, он старше меня, достаточно взрослый мужчина. Сейчас сидит где-то там у нас, в местной зоне.
– Как вы осуществляли свой разбой?
– Нападали на магазины.
– И убивали?
– Нет. Убийство произошло во время второго разбойного нападения. Я могу вам рассказать свою версию всего этого… как я попал сюда. Я работал в милиции, нам платили зарплату, такую низкую, что… Но даже не это повлияло на мои действия, не столько материальный фактор толкнул меня на все это… Ну, каждый человек пытается найти оправдание тем или иным своим действиям. И я тоже пытался как-то себя оправдать. Почему я совершил преступления? Что толкало меня, что двигало, чем я руководствовался? Я долго думал над этим, и… начать, наверное, нужно со срочной службы. У меня, скажем так, бурная была деятельность во время службы. Сначала я попал на грузино-абхазский конфликт. Потом завербовался в батальон ООН в Югославии…
– То есть по контракту?
– Да. Прошел переподготовку и поехал… За свою миротворческую деятельность получил медаль «За службу миру». Потом была замена миротворческого состава ООН, нужно было уезжать в Россию, но я не поехал, а ушел в добровольческий российский отряд.
– Тоже по контракту?
– Нет.
– Что это был за отряд? Кто там служил?
– Просто русские, добровольцы. База у нас была в Сараево. Мы воевали на стороне сербов. Разумеется, это было незаконное участие в вооруженном конфликте, в качестве наемников. Хотя у меня остался загранпаспорт, который был выдан, когда я служил в составе войск ООН, этот паспорт был действителен в течение пяти лет. А получилось все как? Просто командир добровольческого отряда оказался моим знакомым, я знал его еще по грузино-абхазскому конфликту, и он предложил мне пойти к нему в отряд. Я согласился.
– Кем вы там были?
– Бойцом.
– Чем отряд занимался?
– Наш отряд был отдельной мобильной ротой в составе сербского батальона. Мы осуществляли такие точечные вылазки…
– В России вас кто-нибудь ждал?
– Ну… ждала мама. А мне нужно было самореализоваться, что ли. И потом, это же все затягивает, вместе с этими людьми многое проходишь.
– Сколько вам лет сейчас?
– Двадцать девять.
– Ну хорошо. Что было дальше?
– Командира убили, поставили другого. Мне дали отпуск. Поехал я домой. И то ли контраст с мирной жизнью меня поразил, то ли просто духу не хватило поехать обратно, вернуться, но я остался дома. У меня были знакомые, как сейчас говорят, из бандитского круга. Приблизили к себе эти знакомые, поддерживали отношения постоянно. Но я хотел работать и чтобы работа была связана обязательно с повышенным риском. Не хватало мне адреналина, наверное. Хотел чего-то экстремального. Устроился сначала в службу безопасности при объединении «Томскнефть», занимался инкассацией денег, сопровождением, охраной банкетов вот этих всяких… Не было риска! Разочаровался. И вот узнаю, что при нашем ОВД создают группу немедленного реагирования. Я пошел туда работать, но тоже вскоре разочаровался. От командования многое зависит… У нас город маленький, отряд ОМОНа как таковой не нужен. А наша группа была двенадцать человек, и мы выполняли функции ОМОНа. Что мне не понравилось. Субординация и все такое… мышиная возня между сотрудниками. Грубо говоря, стукачество… Да много еще чего я не принимал по работе. Если мы, допустим, напрягаем кого-то, знаем, что он виноват, а наш начальник подходит к нам и говорит: «Ребята, этого не трогайте». Спрашивается: для кого работаем? И для чего? Меня такие моменты в работе не устраивали. Ну… коррумпированные органы у нас. Это же все знают.
– И вы знали, когда шли работать в милицию?
– Не знал. Но меня предупреждали. А когда увидел воочию… Почему вот начальнику моему можно, а мне – нельзя, с меня спрашивают. Хотя не столько это закусило, думаю, причина была в другом: я не смог и здесь самореализоваться.
– А чего вам нужно-то было?
– Боевых действий, грубо говоря.
– Зачем?
– Привычка, наверное. Там все было проще, в Югославии, все было ясно. Я стрелял из снайперской винтовки. Убивал.
– За это платили?
– Ну… не так много.
– На что тратил деньги?
– Большую часть денег потратил, когда ехал домой. Как в мирную зону въехали, так сразу и потратил.
– А проще в чем там было? Поехал, убил, вернулся?
– На войне было ясно: здесь друг, там враг. А тут и среди друзей оказываются враги… Просто под маской все скрываются. Это сейчас я воспринимаю такое положение вещей как норму. А тогда я не мог понять, почему люди лживы, лицемерны, почему ходят под маской… Понимаете, я приехал с войны, где такая маска практически не нужна. Вот свой, а вот он – враг, чужой. Черное и белое. И незачем лицемерить, вернее, не перед кем… А здесь другой мир, другие законы. Человек человеку волк, здесь все враги… как в зоне. Я в зоне пытаюсь сохранить в себе хоть какую-то порядочность, грубо говоря, не оскотиниться. Я один здесь…
– В каком смысле один?
– Во всех смыслах я один. Даже если кто-то рядом, если мы выполняем какие-то совместные функции по работе, так вот он сможет в любой момент меня предать.
– В колонии полторы тысячи человек. И каждый сможет предать?
– Да.
– Зачем?
– Ну… он будет лучше питаться, в лучших условиях жить, курить хорошие сигареты. Основное в зоне – это выживание, это на грани разумного эгоизма. А я вот не хочу, когда освобожусь отсюда, выйти таким вот… Я хочу выйти нормальным человеком, потому что у меня скоро будет семья. Я собираюсь расписаться с девушкой, с которой переписываюсь, она приезжала ко мне. Может быть, у меня будет ребенок. И я не хочу со своей женой жить так, как живу сейчас в зоне. Я на самом деле этого не хочу… А на преступление толкнула жажда приключений. Это адреналиновая зависимость, наверное. Мне предложили вариант разбойного нападения, я согласился. Один раз сделали. Срослось! Свою порцию адреналина я получил.
– И в это же время вы продолжали работать в милиции? Вечером – на разбой, а утром – на службу?
– Но я видел, как поступали мои начальники.
– И этим вы себя оправдывали?
– Да, оправдывал.
– Но они, наверное, не разбоем занимались?
– Да, не разбоем… воровали вагонами. Один эпизод меня очень сильно задел. Мы взяли подпольный спиртзавод, всех их приволокли в отдел, а через три часа их отпустили. И они ходили – лица кавказской национальности – и смеялись мне в лицо. И потом начальник еще мне сказал: «Вы их больше не трогайте».
– Он объяснил, почему нельзя трогать?
– Да это все было понятно. Почему? Потому что его купили. У нас город маленький, там все предельно сжато и все видно, кто, с кем и когда. Там впору у нас сейчас снимать вывеску «Стрежевой» и вешать новую: «Гудермес».
– Понятно, вас задело. А других?
– Ну, другие…
– Все пошли на большую дорогу?
– Нет, люди разные. Кто-то предпочитал из последних сил тянуть семью на эти копейки. А я уже почувствовал вкус больших денег…
– Но ведь кто тянет эту копейку, он там и остался, на воле. Он может в отпуск пойти, он свободный человек! Вы не захотели тянуть копейку и оказались в колонии.
– Дураком был, совсем не ту позицию жизненную выбрал. Очень много раз пожалел об этом.
– На что вы потратили деньги, добытые преступным путем? Ваш материальный уровень сразу возрос?
– Ну не возрос, а скажем так, подстраивался мой материальный уровень под… В общем, я жил с женщиной, которая была из богатой семьи, и я хотел дать этой женщине то, к чему она привыкла. У нее папа большим начальником был… Я вот под это подстраивался. А преступления совершал по глупости. Я был наивной торпедой, так можно сказать. У меня был знакомый, взрослый человек, коммерсант, он как-то подошел ко мне и сказал: «Вот, Алексей, так и так, звери у нас в городе – кавказцы, они совсем оборзели. Смотри, мол, что в городе творится. Надо, наверное, их наказать». И я рот открыл, уши развесил. Конечно, дайте мне дубину. И полетело… Заскочили в палатку, где торговали кавказцы, там деньги на столе были разложены. Один из кавказцев попытался оказать сопротивление, хотел выхватить у меня пистолет из руки…
