Но государство и его бдительные помощники тоже не дремлют. Все вокзалы турникетами оцепили; контролеров, что хорошо зарабатывают на "заячьей" эпидемии, целыми взводами посылают на "праведную" борьбу с "несознательными" гражданами... Прибыль резко пошла вверх, и помощники эти государственные радостно потирают руки, не спят ночами от новых идей, и додумались-таки: сейчас не только войти, но и выйти со "священной" территории перрона без билета — не выйдет! И летят новые миллионы на новые турникеты! Обложили нашего зайца со всех сторон. Скоро и дышать не дадут. А заяц — он хоть и сообразительный, но и у него фантазия уже сбои дает. Проснется он утром, почешет за ухом и ни с того ни с сего вдруг брякнет: "Эх, эти бы миллионы (посчитай-ка по всей России) — да нам бы: на стипендию, зарплату, пенсию... Что я, балбес, что ли? Или уж такой несознательный? Да я с удовольствием куплю на эти день-ги законный билет и буду ехать чин чинарем, и вездесущее "МК" читать, и дремать, если охота, а не бежать спотыкаясь через весь состав от контролеров!
Так вот размечтается с утра наш бедолага-заяц, а потом, даже если ехать сегодня не надо, куда ни пойдет — на рынок, в поликлинику или контору нужную — везде слышится ему: "Ну, заяц, погоди!" Потому как и там на него, бедного зайца, смотрят косо, говорят не-охотно, а если обещают, то не взаправду. И то сказать: подумаешь, заяц! Много вас тут. А нам, хозяевам, и самим не просто в лесу российском!.. А если найдется храбрый заяц, заартачится, о правах своих вспомнит, да еще и, слыхано ли дело, о совести заговорит, — так тут уже и затопают на него ногами, и кинутся к нему, того и гляди, за уши схватят...
И так — по всей России-матушке. Эпохи сменяют одна другую, правители приходят и уходят, а заяц — как был в опале, так и остался. Одно ему даровано на века: вкалывать. На сельское хозяйство, на промышленность, на культуру. Хорошая зарплата и премии — одним, а черная работа — ему, зайцу. Вроде как и то, и другое, и третье — только ему и нужны... И, странное дело, нет-нет да и слышится откудато очень издалека, бывает, с океанских берегов такое знакомое: "Ну, заяц, погоди!" И чем им, сытым и довольным, не угодил русский заяц? Какая муха их укусила? Одному Богу известно... Нет, что ни говори, а незавидная у зайца судьба. Но ведь и он не так прост, как кажется вам, господа присяжные заседатели!
Валентина КОРОСТЕЛЕВА
Ольга Шорина
8 апреля 2002 0
15(438)
Date: 9-04-2002
ПОЕДЕМ, КРАСОТКА...
В Москву — Ярославскую спешит электричка. Трансляция мурлыкает про статью 171 УК РФ, страшит правовой ответст-венностью за "незаконное предпринимательство" — "несанкционированную торговлю" трехлетним тюремным заключением или же штрафом в пятьсот минимальных окладов.
Водомеркой стоячих водоемов подпрыгивает на рельсах электричка, а в ее зеленом чреве сидят и стоят счастливцы, которые едут работать или же учиться на коммерческой основе престижным профессиям. Их позы так же неподвижны, как их стабильная, сытая жизнь. Выпавшие же в осадок абортивные продукты новой России ходят, двигаются, "вертятся": одни приторговывают, другие собирают со "счастливцев" налоги на свое выживание.
— Индийские ароматические палочки! Картошечка, водичка!
— Шоколад, орешки, пожалуйста, сушеные бананы!
— Уважаемые пассажиры, извините за беспокойство, счастливого вам всем пути! Минуточку внимания: после применения этого средства тараканы погибают и не появляются очень долгое время!
А в противоположном конце вагона терпеливо ждет своей очереди женщина за пятьдесят, и когда эфир свободен, она идет по проходу, нетрезво приплясывая, рассказывая веселым голосом.
— Я приехала из Тюмени, лежала здесь в больнице и все деньги свои пролечила. Вы знаете, сколько стоит билет в Тюмень?!
Ей кричат: “Да ты уже три года в Тюмень уезжаешь!”
А на сцену жизни уже вышла маленькая, пестро одетая девочка с одуванчиками.
— Люди добрые, дайте мне еды, монет или работы. Купите цветы! — и поет не по-детски сильным голосом, пронзительно выкрикивая припев: — "журавлей, журавлей!"
Никто не пошелохнулся.
— Жадные люди в вагоне едут! — крикнула девочка.
Немолодая, бесформенная баба в ярости хлещет себя по коленям газетой.
— Ходят тут эти бомжи, не почитать ничего, — никакого покоя!
Союзники находятся немедленно.
— Собрать бы их всех в одну канавку, известочкой посыпать да водичкой полить, чтоб не мучили ни себя, ни общество! Лично я — сторонница жестких мер!
— Да, работать-то никто не хочет! — радостно, подхватывает интеллигентная женщина с книгой. — Зато ездить сейчас очень интересно!
Верно: ничего нет многоцветнее горя и серее эгоизма!
Я всегда внимательно относилась к нищенствующим персонажам, так как знаю, что не вписываюсь в законы современной социально-экономической политики; только тонкая мембрана случайности спасает, не пускает пока что меня в мир отверженных.
Допустим, вот с этого человека началось мое знакомство с миром нищих.
— Православные, русские братья и сестры во Христе! Многие из вас меня хорошо знают, многие из вас меня хорошо помнят, я тоже хорошо знаю и помню многих из вас. Тяжело осознавать тот факт, что моя жизнь целиком находится в ваших руках, но я прошу вас понять меня, войти в мое положение. Если вы поможете, я буду жить, не поможете, — я умру. Я обращаюсь в первую очередь к тем, кто давал клятву Гиппократа, особенно к женщинам-врачам, и к тем, кто верит в Господа нашего Иисуса Христа. Мне нужна операция на сердце, стоимость которой десять миллионов швейцарских франков, а у меня нет таких связей, чтобы обратиться на телевидение! Мне помогли собрать девять миллионов святые русские люди и Русская православная церковь! Господь наш Иисус Христос сказал: возлюби ближнего своего. Я никогда бы не стал так перед вами унижаться, но у меня — маленький ребенок, не то я бы уже давно покончил с собой! Благослови вас всех Господь!
Помню, как на два месяца он исчез, но вот в начале зимы с грохотом раздвигаются двери и тяжело вваливается этот огромный, болезненно отечный человек, — в мороз в черных резиновых сапогах, в телогрейке, капюшон с сальных, давно не стриженных русых волос откинут, на груди — иконка и раскрытые корочки удостоверений.
— У меня оказался не врожденный, а приобретенный в армии порок сердца, — закупорка митрального клапана. Операция прошла успешно, я остался жив. Но на послеоперационное восстановление требуются немалые средства, а вы знаете, какая у нас нищенская и копеечная пенсия! Если бы не мой маленький ребенок, я бы уже давно добровольно ушел из жизни! Я устал от такой жизни, мне наболело и надоело всем постоянно доказывать, показывать и рассказывать! Храни вас всех Господь!
A вот еще один важный для меня случай.
Тощая молодая женщина с пищащим свертком.
— Я приехала сюда с Украины, — далее следовал перечень подмосковных и столичных бедствий, — я с себя уже все продала!..
Прямо-таки сатанинская злоба охватила меня, но я себе напомнила, что мои собственные завтрак, обед и ужин всегда висели и висят на волоске. Дала ей монетку, и такая вдруг радость со дна души поднялась, будто светильник внутри зажегся…
"… приди и вселися в мы, и очисти мы от всякия скверны, и спаси, блаже, души наши..."
Что же на самом деле постигло девочку-певунью и женщину, которая все собирается в Тюмень?
История девочки ужасна и как бы маловероятна: ей двенадцать, хотя больше восьми ни за что не дашь. Ее хотели отдать в интернат, поэтому Таня убежала из дома. Ее родители — ни монстры, ни пьяницы. Всему виною подписка на газету "Московский комсомолец". Просто однажды отец вернулся с работы, а девятилетняя Таня вертелась в прихожей возле матери, и "продвинутый" папаша загоготал: "Ну ты так мать любишь — просто лесбиянка какая-то!" — "А ты тогда — педераст", — парировала беззлобно, будто играя в мяч с подружкой, девочка, тоже знакомая с этой газеткой...
…Март, грязный, просоленный, мгновенно тающий снег. Парень в камуфляжных штанах ползет по этом грязи — считается, что у него полностью расслаблена нога.
— Я сама видела, — зашептала женщина с красивым русским лицом, — как он на Ярославском вокзале вскочил на обе ноги, меня заметил и заржал, так и убежал, щенок, с чужими трудовыми деньгами! Ну никто работать не хочет, — лучше по электричке будут ползать!
— Да, — деловито кивает свирепого вида бабка, — сволота, тунеядец. Ну что, спрашивается, люди добрые, он бы себе пятьсот-шестьсот рублей не заработал бы?!
А вот Тамара Петровна, та самая, что собирает деньги на "билет в Тюмень", любила работать. Она всю жизнь обслуживала адсорбер на щелковской фабрике технических тканей, пропитывая обложки на паспорта всей страны! Но настало лихолетье, и она осталась без места. Довольно скоро нашла работу — торговлю несвежей курятиной у частного предпринимателя. Два месяца проторговала на морозе, "хозяин" сказал, что "недостача" и ни копейки не заплатил. На работу принял, как ни странно, по трудовой книжке, а не по трудовому договору, как у них, "ичэпэшников", принято. А книжку не вернул. В наказание за "недостачу", наверное. И сам исчез... Восстановление документа невозможно. Пенсия невозможна. И Тамара Петровна пошла в электричку "шоколадницей", благо, опыт "незаконного предпринимательства" имелся.
