советская драматургия к началу послевоенного периода.
Но наряду с этими достижениями лучших советских драматургов, закрепленными в лучших театральных постановках, в нашей драматургии, взятой в целом, и в наших театрах к 1946 году наметился ряд неудач, ошибок и идейных провалов.
В историческом постановлении ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров и о мерах по его улучшению» говорилось о том, что многие драматурги стоят в стороне от коренных вопросов современности, что многие театры не уделяют настоящего внимания постановке советских пьес, что неудовлетворительное состояние репертуара драматических театров объясняется также отсутствием принципиальной, большевистской театральной критики.
Партия резко поставила вопрос о недостатках нашей драматургии, о примазавшихся к ней пошляках, о засилье в репертуаре пошлых и дешевых западных пьес.
Партия поставила перед нашей советской драматургией задачу, опираясь на все достижения ее большого пути, решительно двинуться вперед, разгромить идейных противников, создать новые пьесы, достойные Сталинской эпохи, достойные народа, победившего в войне с фашизмом и строящего коммунизм.
Передовая часть советской драматургии за время, прошедшее с опубликования исторического решения ЦК ВКП(б), много и плодотворно работала над этой задачей. Конечно, отнюдь нельзя успокаивать себя и говорить, что мы сделали все, что могли, и все, на что способны. Но, тем не менее, в этот период было создано немало драматических произведений, которые безусловно можно рассматривать как положительные результаты нашей работы. Достаточно на¬звать «Великую силу» Б. Ромашова, [183] «Победители» Б. Чирскова, «Хлеб наш насущный», «В одной стране» Н. Вирты, «Жизнь в цитадели» и «Борьба без линии фронта» А. Якобсона, «В одном городе» и «Московский характер» А. Софронова, «Большая судьба» А. Сурова, «Макар Дубрава» А. Корнейчука, «Южный узел» А. Первенцева, «Закон чести» А. Штейна, «Губернатор провинции» бр. Тур и Л. Шейнина, «Глина и фарфор» А. Григулиса, «Константин Заслонов» А. Мовзона, «Генерал Ватутин» Л. Дмитерко, «Снежок» В. Любимовой, «Красный галстук» С. Михалкова. «Утро Востока» Мамед Ханлы, «Единая семья» А. Абишева, «Весна в селе Речном» А. Броделэ — достаточно назвать хотя бы эти пьесы, — а перечень еще неполон, — чтобы отметить, что наша драматургия за эти два года имеет значительные итоги работы.
Все усилия были направлены к тому, чтобы решить задачи, поставленные партией, и если сделано далеко еще не все, если положение в целом еще нельзя считать вполне удовлетворительным, то все же к лучшим, перечисленным выше произведениям драматургии можно отнести ту положительную оценку, которую дал советской литературе товарищ Молотов в своем докладе б ноября 1948 года.
У нас есть далеко не свободная от недостатков, еще не использующая всех заложенных в ней возможностей, но, тем не менее, большая, активная, боевая советская драматургия, позволяющая законно говорить о ней, как о равноправном отряде самой передовой в мире советской литературы.
Такая точка зрения ничего общего не имеет ни с зазнайством, ни с самоуспокоенностью, но в то же время она далека от самоуничижения и недооценки собственных сил и возможностей.
Между тем, в последнее время с особенной остротой и силой обнаружилось, что существует еще и другая, не наша, чуждая, более того — глубоко враждебная нам точка зрения на советскую драматургию. Это точка зрения подвизавшихся до последнего времени в нашей театральной критике антипатриотов и буржуазных космополитов, с их сознательными подголосками и бессознательно подпевавшими им, шедшими за ними либералами и дурачками.
Эта группа антипатриотов нигилистически относилась к прошлому русской драматургии и русского театра, низкопоклоннически изображая то и другое не самобытным, громадным явлением искусства, а только копиями западных образцов.
Они клеветали на великую драматургию Горького, они на всех перекрестках пытались оболгать историю советского театра, а советскую драматургию изображали, как драматургию второго сорта по сравнению с современной декадентской, разлагающейся западной драматургией. Они иезуитски пытались протащить мысль о том, что советский театр развивался не на основе советской драматургии, а вопреки ей, вопреки якобы «второсортному» драматургическому материалу советских писателей.
Эти люди проповедывали враждебную нам точку зрения и на нашу драматургию периода войны, и на нашу послевоенную драматургию. Под прикрытием дымовых завес из общих страховочных слов они фактически пытались выступать против постановления ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров».
Эта враждебная нам точка зрения, в зашифрованном виде сформулированная в печатных статьях, довольно откровенно проявлялась в выступлениях на всякого рода совещаниях и обсуждениях и уже в совершенно расшифрованном виде пропагандировалась во всякого рода кулуарах в углах, начиная от закоулков московского ВТО и кончая задворками ленинградской секции драматургов, в которой, кстати сказать, до самого последнего времени драматургов и не бывало.
Самыми давними теоретиками группы критиков-антипатриотов были Гурвич и Юзовский, в ее деятельности принимали активное участие Малюгин, Борщаговский, Бояджиев, Варшавский, Холодов, Альтман и некоторые другие. Преступная работа этих людей разоблачена партией и партийной печатью, об этой группе и об ее антипатриотических взглядах много и подробно писалось во всей нашей прессе.
Необходимо, наконец, оценить по заслугам этих людей, деятельность которых на протяжении долгого времени была направлена к тому, чтобы подбить ноги передовым советским драматургам.
Для того, чтобы все силы вложить в решение задачи, поставленной партией перед нашей драматургией, необходимо разоблачить систему взглядов, методов и приемов [184] этой антипатриотической критики, нужно разобраться в том, как она нам мешала в прошлом, и не позволить мешать нам в будущем, обезопасить себя от возможности каких бы то ни было рецидивов антипатриотической критики.
Прежде всего несколько слов о теоретических корнях всей этой антипатриотической системы оценок, враждебных советскому искусству.
В 1928 году в издательстве писателей в Ленинграде вышла книга В. Шкловского под названием «Гамбургский счет».
Вот что было написано в качестве предисловия к этой абсолютно буржуазной, враждебной всему советскому искусству книге:
«Гамбургский счет — чрезвычайно важное понятие.
Все борцы, когда борются, жулят а ложатся на лопатки по приказанию антрепренера.
Раз в году в гамбургском трактире собираются борцы.
Они борются при закрытых дверях и завешанных окнах.
Здесь устанавливаются истинные классы борцов, — чтобы не исхалтуриться.
Гамбургский счет необходим в литературе.
По гамбургскому счету Серафимовича и Вересаева нет.
Они не доезжают до города.
В Гамбурге — Булгаков у ковра…
Горький — сомнителен (часто не в форме).
Хлебников был чемпион».
Это возмутительное предисловие стало цельной идейной программой для критиков, стоящих на буржуазных позициях и пытавшихся опрокинуть советское искусство, поставить под сомнение его художественные ценности.
Эту свою «теорию гамбургского счета» критики-антипатриоты противопоставили настоящему, партийному, народному счету, который предъявляют к литературе и искусству партия, народ, социалистическое государство.
Было бы неверно думать, что мы имеем дело только лишь с программой доморощенных эстетов. Нет! Это воинствующая, продуманная реакционная программа. Старый
