Любил Бисмарк рассказывать своим собеседникам и о прошлом. Его посещали не только журналисты, но и историки, в частности Генрих Фридъюнг, создатель капитального труда «Борьба за господство в Германии», Генрих фон Пошингер, опубликовавший затем обширные материалы к истории политической деятельности «железного канцлера», Генрих фон Зибель, автор апологетической «Истории основания Германской империи Вильгельмом I». В разговорах с ними Бисмарк приступил к созданию легенды, которая должна была получить хождение еще при его жизни. Легенды о великом государственном деятеле, принимавшем неизменно верные решения, объединившем Германию вопреки помехам со всех сторон и на протяжении двух десятилетий защищавшем ее от всех угроз. Легенды о дипломате, который всегда действовал в соответствии с заранее продуманным планом и умело обыгрывал всех своих противников. Легенды о человеке, который всегда совершал поступки, руководствуясь благом своей страны и требованиями морали и этики.
Что привлекало в Фридрихсру и Варцин сотни посетителей? С одной стороны, Бисмарк, особенно в старости, был в высшей степени приятным собеседником. Он умел расположить к себе гостя, создать атмосферу откровенности и доверительности, продемонстрировать доброжелательное отношение. Один итальянский дипломат называл его «чудеснейшим собеседником, которого только можно себе представить», а французский посол Гонто-Бирон вспоминал о «высочайшей вежливости» и «любезнейшем обращении» со стороны отставного политика [655].
Однако второй, едва ли не главной, причиной стало превращение Бисмарка в политический символ. Из реальной фигуры он в умах многих немцев трансформировался в воплощение «старого доброго времени», умеренной и осторожной внешней политики, государственной мудрости, славных побед времен Объединительных войн. По мере того как Вильгельм II совершал в глазах общественности все новые грубые промахи – к примеру, в 1891 году он заявил рекрутам, что те должны будут при необходимости стрелять в собственных родителей, – эта трансформация ускорялась. Бисмарк становился антиподом всего того, что не нравилось германской общественности в молодом императоре: его суетливости, высокопарности, склонности к громким словам и непредсказуемым действиям. Как пишет современный исследователь, «Бисмаркомания вскоре приобрела черты псевдорелигиозного культа» [656].
В этом плане весьма показателен демарш, предпринятый всемирно известным дирижером Берлинского филармонического оркестра Гансом фон Бюловом. Давая в марте 1892 года свой прощальный концерт, перед тем как уйти на покой, Бюлов дирижировал оркестром, исполнявшим «Героическую симфонию» Бетховена. Когда отзвучали последние ноты, Бюлов обратился к залу с краткой речью, полной завуалированных упреков в адрес правящего монарха. Бетховен, заявил дирижер, посвятил свою симфонию Наполеону; он, Бюлов, считает себя вправе посвятить ее теперь истинному герою – Бисмарку.
Надо сказать, что сам «железный канцлер» всеми силами поддерживал этот образ. Главным трудом Бисмарка в первые два года после его отставки стали мемуары. Изначально они должны были называться «Воспоминание и мысль» – в честь двух легендарных воронов, сопровождавших германского бога Одина. Лишь впоследствии название трансформировалось в привычное нам «Мысли и воспоминания». Издательский дом Котта заранее выкупил права на книгу, пообещав экс-канцлеру сказочную сумму в 100 тысяч марок за каждый том.
В качестве секретаря и литературного редактора Бисмарк пригласил в мае 1890 года своего давнего сподвижника Лотара Бухера, работоспособность и писательское мастерство которого высоко ценил. Задача, стоявшая перед Бухером, оказалась далеко не из легких. Бисмарк диктовал ему разрозненные фрагменты, часто обрывая свою мысль или перескакивая с одного сюжета на другой. Кроме того, он упорно не хотел придерживаться фактов в тех случаях, когда они не вписывались в его концепцию. «Это совершенно безнадежные усилия, которые ничего не дают для истории, – жаловался Бухер. – Не только потому, что его память несовершенна, а интерес ко всему, что уже сделано, слаб. (…) Он начинает намеренно искажать все, и даже когда речь идет о совершенно ясных и известных делах и процессах. Он не хочет участвовать ни в чем таком, что завершилось неудачей, и не называет ни одного сподвижника, кроме старого императора» [657].
Одним словом, Бисмарк собирался писать не историю, а легенду, нечто вроде политического завещания. Об одних сюжетах он рассказывал подробно, другие вовсе обходил вниманием. Кроме того, «железный канцлер», привыкший использовать историю в политических целях, рисовал события так, чтобы в максимальной степени задеть действующего императора. Вся история объединения Германии предстала на страницах «Мыслей и воспоминаний» таким образом, как будто Бисмарк едва ли не силой привел династию Гогенцоллернов к имперскому величию. Целые главы были посвящены истории разрыва с молодым императором, которого отставной канцлер характеризовал самым нелестным образом. «Император Вильгельм II не испытывает потребности в сотрудниках, которые имеют собственные взгляды и могли бы по соответствующему вопросу противоречить ему, опираясь на авторитет своих знаний и опыта», – писал он, к примеру, в третьем томе [658].
Каторжный труд подорвал силы Лотара Бухера, который скончался в октябре 1892 года. Однако основная работа над воспоминаниями была уже завершена. В итоге получилось три тома, два из которых были опубликованы после смерти Бисмарка, в ноябре 1898 года, а третий, практически полностью посвященный резкой критике в адрес Вильгельма II, – в 1921 году. Книга сразу же стала бестселлером. «Мысли и воспоминания» сегодня считаются одним из блестящих образцов германской мемуарной литературы; в качестве исторического источника они, однако, могут рассказать гораздо больше о личности их автора, чем о реально происходивших событиях.
Тем временем борьба между «старцем Саксонского леса» и действующей политической элитой продолжалась. В 1891 году в одном из избирательных округов на Эльбе должны были пройти дополнительные выборы. Бисмарк выставил свою кандидатуру от национал-либеральной партии и победил. Известие о том, что «железный канцлер» получил мандат рейхстага, вызвало переполох в Берлине. Бисмарк в числе депутатов, особенно среди оппозиции, – это была картина фантасмагорическая и угрожающая одновременно, поскольку авторитет старого политика мог серьезно затруднить правительству общение с парламентом. На счастье Каприви, его противник так ни разу и не появился в зале заседаний в течение всего срока своих депутатских полномочий.
В триумфальную демонстрацию превратилась летом 1892 года поездка Бисмарка по стране, предпринятая им по случаю свадьбы старшего сына. Герберту предстояло взять в жены молодую венгерскую графиню Маргариту Хойос. Свадьбу решили сыграть в Вене. Каприви, уже подозревая, во что превратится путешествие Бисмарка через всю Германию, отправил 9 июня германскому послу в Вене инструкцию, в которой порекомендовал ему не принимать приглашение на торжества. Документ быстро стал достоянием общественности и в условиях растущей, как на дрожжах, популярности «железного канцлера» вызвал бурю возмущения в Германии. Сам Бисмарк подумывал о том, чтобы тряхнуть стариной и вызвать Каприви на дуэль. Император плеснул еще масла в огонь, заявив австрийцам, что Бисмарк – самый настоящий мятежник, и посоветовал Францу Иосифу относиться к нему соответственно, поставив тем самым Габсбурга в весьма сложное положение.
18 июня «железный канцлер» отправился в путешествие. Торжественный прием, оказываемый ему по всему маршруту следования, превзошел худшие ожидания Вильгельма и Каприви. Повсюду его встречали восторженные толпы, собиравшиеся стихийно; в Дрездене в его честь было организовано факельное шествие. Здесь Бисмарк произнес свои знаменитые слова о том, что «германское единство стало неразрывным, и я уверяю вас, что разрушить это единство будет намного тяжелее и стоить больше крови, чем создать его» [659]. Не менее восторженный прием «железного канцлера» ожидал и в Вене. То обстоятельство, что Франц Иосиф отказался дать ему аудиенцию по просьбе Вильгельма, обернулось против самого германского монарха. В интервью венской газете «Новая свободная пресса» Бисмарк выступил с жесткой критикой руководства Второй империи, которое безответственно оборвало «провод в Петербург» и поставило на карту безопасность Германии. Баронесса Шпитцемберг отметила в своем дневнике: «Если бы нами правили государственные мужи, а не наполненный ненавистью и тщеславием юный господин, они бы заметили, что все время проигрывают Бисмарку, и сочли бы за лучшее молчать» [660]. Возвращение отставного политика, прерванное долгой остановкой в Киссингене, носило не менее триумфальный характер. Мюнхен, Аугсбург, Йена встречали его многолюдными демонстрациями.
