сверхдержава, воюющая со всем миром». Это потрясает воображение, но это совершенно самоубийственный поступок, В «Возвращении русского Левиафана» я попытался понять и объяснить Россию с рациональной точки зрения и, думаю, точно описал механизмы власти изнутри, как она работает. Но я смеялся, когда я описывал это. Возможно, вместо этого я должен был сказать: «Подождите, нет, они серьезно, они действительно собираются взорвать мир». Те, кто говорил о неминуемой катастрофе, были ближе к истине. Так что да, это мое интеллектуальное поражение. Но не только мое, так же думали 99% экспертов. -- Никто этого не ожидал. Так почему же это произошло? -- Почему это случилось с нами? Слишком долго мы жили, так сказать, в постмодернистской парадигме. Мы все верили Фукуяме, что историческое развитие закончилось. Берлинская стена пала, и теперь за деньги можно купить все. Мы думали, что Путина и чекистов тоже можно купить за деньги, что они, как российские олигархи, слишком заинтересованы в торговле нефтью и так далее. Но на смену этой неолиберальной утопии приходит другая мощная сила — идентичность. Она начала складываться уже к 11 сентября 2001 года. Неслучайно следующая книга Фукуямы после «Конца истории» называется «Идентичность» . Люди готовы убивать за нее, и они готовы умирать за нее. Внезапно люди совершают самоубийство или убивают других только из-за своей проблемы с идентичностью, просто для того, чтобы сказать: «Мы одни против всего мира!» Так что Россия, другими словами, Путин, сейчас повторяет террористическую атаку 9/11. Он тоже берет современный самолет с пассажирами на борту - он называется Россия - и всем назло врезает его в башни, в башни глобализации. Но в обоих случаях это заканчивается поражением. Потому что даже 11 сентября не остановило глобализацию. И где сейчас «Исламское государство», где сейчас «Аль-Каида», где сейчас Усама бен Ладен? Их нет. То же самое будет и с Путиным. Это очень эффектное, но абсолютно бессмысленное самоубийство. -- Когда вы писали «Возвращение русского левиафана» , вы читали лекции в престижной Высшей Школе Экономики. Что изменилось в вашей жизни с тех пор? Вы прилетели в Прагу из Хельсинки. Когда вы решили уехать из России? -- На это есть простой ответ: утро 24 февраля 2022 года. Мои отношения с Россией не были линейными. Я долгое время жил за границей. Я год учился в Праге, а в начале девяностых меня стали приглашать на Запад, и в конце концов я получил предложение работать там, и фактически я жил на Западе все девяностые, и начало нулевых. Сначала в Италии, в Риме, потом какое-то время жил недалеко от Мюнхена, где базируется Фонд науки и политики, потом меня пригласили работать в Финляндию. Почти четыре года я провел в Хельсинки, в Финском институте международных отношений, влюбился в это страну. А потом снова поехал в Германию, в курортный город Гармиш-Партенкирхен, где находится международный колледж Marshall Center. Я проработал там пять лет и мог бы остаться, но отказался от предложенного хорошего контракта на работу, от должности профессора. В 2003 году я решил вернуться в Москву, а в 2004 году переехал. Потому что в тот момент я поверил в Россию, решил, что Россия действительно стала нормальной страной и началась новая жизнь. И я, как и все, чувствовал некую идентичность: это моя страна, это мой город, Москва. Наверное, следует сказать, что я возвращался не в Россию, а в Москву. Это большая разница. Я москвич в четвертом поколении, история этого города важна для меня, традиции семьи, наши места. Я сознательно вернулся в Россию, чтобы строить там новую жизнь — новую жизнь для себя и новую жизнь для России. Я начал работать в ВШЭ, которая на тот момент была действительно передовым университетом, привлекала профессоров со всего мира и была конкурентоспособна по зарплате. Там были очень сильны именно социально-экономические дисциплины. Там я начал преподавать политическую теорию, теорию транзита, читал лекции по постмодерну. У меня была возможность интересно работать со студентами. Я создал свою систему летних и зимних школ, тридцать раз возил учеников в разные уголки мира. В Лапландию, в далекую тундру, где у нас были летние школы, мы также проводили зимние школы в Альпах, были в Каталонии, на ферме под Барселоной, в Италии, в Тоскане. Я отвёз их в эстонские леса, в Кярику, где Юрий Лотман организовывал свои семиотические школы. Это было время открытий и время возможностей. Прошло почти двадцать лет. Я был в России с 2004 по 2022 год. Но примерно с 2011 года, может быть, даже раньше — умные люди все понимали, уже когда Россия вторглась в Грузию или когда Путин произнес свою мюнхенскую речь в 2007м: реальность начала потихоньку меняться, что в полной мере было продемонстрировано в 2012-2013, после событий на Болотной площади. [13] В 2013 году у меня был, можно сказать, личный конфликт с Путиным. -- Это было из-за Арктики - после того, как вы предложили, чтобы Арктика, в целях сохранения ее природы, была отдана под международную юрисдикцию с полным запретом на экономическую и военную деятельность. -- Он публично назвал меня придурком из-за Арктики. На меня набросилась российская пресса, ТВ обо мне снимало разоблачительный фильмы. В то время, помимо ВШЭ, я еще работал на государственном телевидении, на канале ""Культура"". Там со мной распрощались, но я остался в ВШЭ. Там по-прежнему уважали меня, и я продолжал работать. Это была ниша, которую я создал для себя, иллюзия нормальности, в которой все было глобализировано. У меня были глобальные студенты, мы плавно переходили с русского на английский, с английского на немецкий. Мы ездили на Запад, и к нам приезжали студенты с Запада. У нас были загранпаспорта, но при этом мы жили в Москве, возвращались туда. А реальность… реальность вокруг нас необратимо менялась. Начался фашистский поворот. Сейчас я чувствую угрызения совести, когда говорю об этом. Да, я был на всех митингах протеста, рисковал быть задержанным, уволенным с работы… В 2018 году мне пришлось уехать из страны на несколько месяцев, потому что против меня хотели возбудить уголовное дело, слушатели моих публичных лекций писали на меня доносы. И все же я все еще жил в этом созданном мной пузыре. Я не считал происходящее нормальным, понимал, что все не так. Но это была такая сделка с Россией, которую я заключил, когда вернулся. Я изменил свою жизнь, я вернулся в Россию и должен был закончить это путешествие. Я понимал, что
