вперед, не оглядываясь назад. Там еще впереди будет маячить чья-то красивая мужская голова с волосами, собранными в аккуратный хвостик, вся в аккуратных заколках-невидимках . Сейчас такие носят фанаты скейта и серфа. Вначале М. видит эти «заколки» и спортивную спину в вагоне электрички, потом на вокзале, потом в кафе. Еще какое-то время М. будет целеустремленно идти за незнакомцем по какой-то пыльной дороге. Так что в конце концов обладатель заколок не выдержал, резко развернулся красивой спиной и, подойдя к ней, спросил, зачем она его преследует? И правда, зачем? В «Фокусе» много вопросов, на которые не предполагается никаких ответов. Эта история не столько про очередное бегство от себя, сколько череда состояний, выписанных скупо, жестко, бесстрастно, какой-то одной прерывистой линией. Все хмурое, меланхоличное, черно-белое. И клоуны, и люди. И поезда, и улицы. И вечный горький привкус во рту. Вкус чужбины. Горький, горький кофе. Куда ни придешь, надо его зачем-то пить. И в голову не приходит, что можно заказать себе что-то другое. Или не пить его вовсе. Все предопределено. И маршруты, и встречи, и меню. И чемодан на колесиках - единственный верный товарищ. В «Фокусе» есть эпизод, где М. , отправляясь на поиски туалета, спускается на подвальный этаж, но при этом не перестает думать, что у нее сейчас наверняка украдут чемодан, оставленный в ресторанном зале. Ну и пусть украдут. Может, тогда она почувствует себя окончательно свободной? Без вещей, без денег, без документов, без ненужных ключей от брошенной московской квартиры. Но никому ее чемодан не нужен, и она никому не нужна. В том числе и парню в заколках, который, как выяснилось, приехал навестить девяностолетнюю бабушку, помещенную в дом для престарелых. Бабушка эта все время порывается покончить собой. Но у нее ничего не получается. Простояно кто-то мешает. Или спасает. Кому нужна эта бесконечная жизнь? Что делать с затянувшейся старостью, которая всем без исключения только в тягость? Еще один вопрос, на который нет ответа. Я сейчас перечисляю по памяти подробности, на которые, кажется, мало, кто обратил внимания, когда заходит речь про «Фокус». Зацепили замазанные цензурой строчки - черные рубцы на белых страницах. В памяти всплывают слова о брезгливой ненависти к зверю, в клетке с которым слишком долго прожила М., или у него в брюхе, как Иона во чреве китовом. Все так! Воздух отравлен, жизнь порушена, ощущение постоянного падения, когда «ты проваливаешься все глубже и глубже, не переставая улыбаться и извиняться». Улыбаться и извиняться - это уже стало чем-то вроде привычки, как по утрам чистить зубы, видеть в зеркале свое мятое лицо или отвечать на эсэмэски с тупыми сердечками. Но как вернуть контроль над своей жизнью? Обо что сейчас опереться? Как вырваться из западни, в которую тебя загнали? И что делать с языком, который как будто одичал и стал вдруг не пригоден для твоего писательского труда? Для Степановой важно это понять. И ее читателям важно. Не найдя, ничего лучше она выдает… фокус. Отправляет писательницу M. в цирк, где та становится ассистенткой иллюзиониста. По ходу представления ее там разрезают пополам под гром аплодисментов. Смертельный номер. Каким собственно, и является вся наша жизнь. Ноги в красных сапогах с хрустом отделяются и отъезжают в другой конец арены. Луч прожектора высвечивает побелевшее лицо М. в хрустальном гробу. Ей совсем не больно и уже не страшно. Но впервые за долгое времени ей, кажется, не все равно, что будет дальше. А дальше ей еще похлопают, и, наверняка, что-то заплатят, а директор цирка, грустный маленький человек в черных очках с понимающей улыбкой скажет: «Ты ведь не румынка… Ты, милая, ex nostris, еврейка, да?» «И М., называвшая себя в последние месяцы только русской, русской писательницей, носительницей русского языка, с удивлением повторила за ним, что да». И, может, в этом eх nostris - и зашифрован один из вариантов спасения? Ощутить себя одной из «наших», почувствовать свое кровное родство с другими, такими же, как она, изгнанными, потерявшимися, ищущими свой путь на Землю Обетованную. Ведь есть же где-то эта Земля! И туда наверняка можно добраться. Если, конечно, опять не забастуют. А вот куда уехал цирк, мы так и не узнаем. И станет ли М. его догонять - тоже. Мы расстанемся с нашей писательницей на пустыре, где еще вчера звучала музыка, мерцали разноцветные лампочки, толпились люди. И конферансье громовым голосом объявлял: «Смертельный номер… Смертельный номер». А теперь рядом никого, кроме приблудного ничейного пса, севшего в пыль так, «чтобы было не близко, но все-таки рядом».
Когда мне нравится книга, я всегда думаю, кто... - Sergey Nikolaevich | Facebook
September 17, 2024 06:05
Андрей Мальгин - РБК: России следует создать «открытую» базу... | Facebook
РБК: России следует создать «открытую» базу данных «врагов» с их персональными данными, заявил зампред Совбеза Дмитрий Медведев. Он напомнил, что в истории были примеры «отложенной мести» и назвал имена Льва Троцкого и Степана Бандеры, украинского националиста Евгения Коновалеца. Все они были убиты в результате операций советской разведки, в организации убийств Бандеры и Коновалеца участвовал разведчик Павел Судоплатов. «Не так важно, когда именно придет расплата. Важна ее неизбежность. Ну и чтобы каждая тварь, вне зависимости от ее нации, веры, гражданства и должности, совершившая преступление против нашей страны и наших людей, или любая отбитая мразь, просто орущая: «Убивайте в Курске мирных граждан!», знали: за ними придут», — написал Медведев. "Чтобы ворочались ночами, оглядывались на улице по сторонам, меняли свои данные и даже гражданство, носили с собой оружие, метались по конспиративным квартирам. Чтобы превратились в больную крысу с симптомами круглосуточной маниакальной тревожности и бреда преследования. И возможно, просто сдохли в какой-то миг, оцепенев от страха. А если Господь не даст этой твари уйти так легко, чтобы в какой-то момент она наконец услышала тихие шаги за спиной…"
Андрей Мальгин - РБК: России следует создать «открытую» базу... | Facebook
September 17, 2024 06:05
