98 Типичную формулу для презрительно-снисходительного отношения к Рабле и его веку дал и Вольтер (в "Sottisier"):
"Маро, Амио и Рабле хвалят так, как обычно хвалят маленьких детей, когда им случайно удается сказать что-нибудь хорошее. Этих писателей одобряют, потому что презирают их век, а детей - потому что ничего не ждут от их возраста". Это чрезвычайно характерные слова для отношения просветителей к прошлому и, в частности, к XVI веку. Увы, их слишком часто повторяют в той или иной форме еще и в наше время. Необходимо раз навсегда покончить с совершенно ложными представлениями о наивности XVI века.
99 См. по этому вопросу C1ouzot H. L'ancien theatre en Poitou, 1900.
100 Эта студенческая рекреативная литература была в значительной мере частью площадной культуры и по своему социальному характеру была близка, а иногда и прямо сливалась с народной культурой. В числе безымянных авторов произведений гротескного реализма (особенно, конечно, его латинской части) было, вероятно, немало студентов или бывших студентов.
101 Даже творчество Гете в известной степени еще регулировалось сроками франкфуртской ярмарки.
102 Это сочетание в одном лице серьезного ученого-эрудита и поставщика ярмарочной, карнавальной литературы - характерное явление эпохи.
103 Зато биографическая легенда о Рабле изображает нам его как народно-площадную карнавальную фигуру. Жизнь его, по легенде, полна всяческих мистификаций, переодеваний, шутовских проделок. Л.Молан удачно называет Рабле легенды "un Rabelais de caremprenant", т.е. "масленичный Рабле" (или "карнавальный Рабле").
104 Правда, Буркхардт имел в виду не столько народно-площадные праздники, сколько придворные, вообще официальные праздники Ренессанса.
105 До нас дошел, например, пародийный рецепт, рекомендующий средство от лысины, относящийся к раннему средневековью.
106 Сифилис появился в Европе в последние годы XV века. Он назывался "maladie de Naple". Другое вульгарное название сифилиса "gorre", или "grand'gorre". "Gorre" - роскошь, помпа, "grand'gorre" - пышность, великолепие, роскошь В 1539 г. вышло произведение "Le Triomphe de tres haulte et puissante Dame Verole", т.е. "Прославление весьма знатной и могущественной дамы Вероль" (verole, т.е. сифилис, по-французски женского рода).
107 Лукиан написал комическую трагедию в стихах "Трагоподагра" (герои ее - Подагр и Подагра, врач, палач и хор). Младший современник Рабле Фишарт написал "Podagrammisch Trostbuchlin"; здесь он дает ироническое прославление подагры, которую он рассматривает как последствие жирного безделья. Амбивалентное прославление болезни (преимущественно сифилиса и подагры), как мы сказали, очень распространенное явление той эпохи.
108 Этот многоликий адресат ближайшим образом - площадная ярмарочная толпа, окружающая балаганные подмостки, это - многоликий читатель "Хроник". На этого многоликого адресата и сыплются хвала и брань: ведь одни из читателей - представители старого, умирающего мира и мировоззрения агеласты (т.е. люди, не умеющие смеяться), лицемеры, клеветники, представители тьмы, другие - представители нового мира, света, смеха и правды; но все они составляют одну толпу, один народ, умирающий и обновляющийся; и этот один народ и прославляют и проклинают одновременно. Но это только ближайшим образом, а дальше - за толпой, за народом - весь мир, неготовый и незавершенный, умирая рождающий и родившийся, чтобы умереть.
109 В русском переводе Н.М.Любимова это передано так: "Все они вертишейки, подслушейки, подглядуны, бл..уны, бесопослушники, сиречь наушники, вот она, их ученость". Адекватный перевод этого места, конечно, совершенно невозможен.
110 Одна из таких гравюр, заимствованная из одной книги 1534 г., воспроизведена в монографии Г.Лота (Lote G: La vie et l'oeuvre de Francois Rabelais. Paris, 1938, p. 164 - 165, табл. VI).
111 У нас еще до сих пор живо выражение "последний крик моды" ("dernier cri").
112 См. о "Криках Парижа" кн.: Franklin Alfred, Vie privee d'autrefois, I, L'Annonce et la Reclame, Paris, 1887; здесь показаны крики Парижа разных эпох. См. также Kastner J.G. Les Voix de Paris, essai d'une histoire litteraire et musicale des eris populaires, Paris, 1857.
113 Например, во время карнавала в Кенигсберге в 1583 г. мясники изготовили колбасы весом в четыреста сорок фунтов, ее несли девяносто мясников. В 1601 г. колбаса весила уже девятьсот фунтов. Впрочем, и сегодня еще можно видеть грандиозные колбасы или кренделя - правда, бутафорские - в витринах колбасных и булочных.
114 Из раблезистов значение "криков Парижа" для романа Рабле отметил Л.Сенеан в своей замечательно богатой по материалу книге о языке Рабле, Однако Л.Сенеан не вскрывает всей полноты этого значения и ограничивается лишь указанием прямых аллюзий на эти "крики"; в романе Рабле (см.: "La lanque de Rabelais", t. I, 1922, p. 275).
115 Об исторических изменениях речевых норм в отношении непристойности см. Brunot Ferd. Histoire de la langue francaise, t. IV, гл. V "L'honnetete dans la langage".
116 Когда "Пасха господня" умерла, Ей наследовал "Добрый день господень", Когда ж и "Добрый день господень" почил и умер, На смену ему пришло "Черт меня побери". А после его смерти мы услышали "Честное слово благородного человека".
117 Рабле делает аллюзию на какую-то легенду, связывающую мученичество этого святого с печеными яблоками (снижающий карнавальный образ).
118 Это не полная травестия, а только травестирующая аллюзия. Подобного рода рискованные аллюзии весьма обычны в рекреационной литературе "жирных дней" (т.е. в гротескном реализме).
119 Они клянутся богом, его зубами, его головой, Его телом, его животом, бородой и глазами; Они хватают его за все места, Так что он оказывается изрублен весь, Как мясо на фарш для пирожков.
120 Sainean L. L'influence la reputation de rabelais, v. II, 1923, p. 472.
121 Впрочем, и в высоком эпическом плане встречаются изображения битвы как пира, например в нашем "Слово о полку Игореве".
122 Эти два слова связаны в тексте самого Рабле: в четвертой книге, гл. XVI, фигурирует такое проклятие - "A tous les millions de diables qui te puisserit anatomiser la cervelle et en faire des entommeures".
123 Сенека говорит об этом в "Отыквлении". Мы уже упоминали об этой замечательной сатурналиевской сатире о развенчании умершего короля и в момент смерти (он умирает во время акта испражнения), и после смерти в загробном царстве, где он превращается в "смешное страшилище", в жалкого шута, раба и проигравшегося игрока.
124 Осел был также одним из образов народно-праздничной системы средневековья, например, в "празднике осла".
125 В качестве параллельного высокого образа развенчания упомянем наш древний обряд предсмертного развенчания и пострига царей: при этом их переодевали в монашескую рясу, в которой они умирали. Всем известна пушкинская сцена предсмертного пострига и переодевания Бориса Годунова. Здесь почти полный параллелизм образов.
126 Отголоски этого сохраняются и в последующей литературе, особенно в той, которая связана с раблезианской линией, например, у Скаррона.
127 Такую же карнавальную пару мы встречаем и на "острове сутяг". Кроме краснорожего сутяги, которого выбрал брат Жан, здесь был также высокий и худой сутяга, который роптал на этот выбор.
128 Подобные комические пары - весьма древнее явление. Дитерих воспроизводит в своей книге "Pullcinella" комическое изображение хвастливого воина и его оруженосца на одной античной вазе из Нижней Италии (собрание Гамильтона). Сходство воина и оруженосца с фигурами Дон-Кихота и Санчо поражающее (только обеим фигурам придан громадный фалл) (см. Dietrich A. Pullcinella, S. 329).
129 Желтый и зеленый - это, по-видимому, "ливрейные" цвета дома де Баше.
130 В эротическом смысле употреблялось также и слово "кегли" (quille) и "играть в кегли". Все эти выражения, придающие удару, палке, кию, бубну и т.п. эротическое значение, очень часто встречаются и у современников Рабле, например, в уже упоминавшемся нами произведении "Triomphe de la dame Verolle".
131 Мотив превращения крови в вино мы находим и в "Дон-Кихоте", именно в эпизоде боя героя с винными бурдюками, которые он принимает за великанов. Еще более интересная разработка этого мотива есть в "Золотом осле" Апулея. Люций убивает у дверей дома людей, которых принимает за разбойников; он видит пролитую им кровь. Наутро его привлекают к суду за убийство. Ему угрожает смертная казнь. Но оказывается, что он стал жертвой веселой мистификации. Убитые - просто мехи с вином. Мрачный суд оборачивается сценой всеобщего веселого смеха.
132 В итальянском (не макароническом) произведении Фоленго "Orlandino" есть совершенно карнавальное описание турнира Карла Великого: рыцари скачут на ослах, мулах и коровах, вместо щитов у них корзины, вместо шлемов кухонная посуда: ведра, котелки, кастрюли.
133 Все эти представители старой власти и старой правды, говоря словами К.Маркса, - лишь комедианты миропорядка, "действительные герои которого уже умерли" (см. Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 1, с. 418). Народная смеховая культура воспринимает все их претензии (на незыблемость и вечность) в перспективе все сменяющего и все обновляющего времени.
134 См. кн. IV. гл. XIII.
135 В каноническом издании первых двух книг романа (изд. 1542 г.) Рабле вообще уничтожил все прямые аллюзии на Сорбонну, заменив самое слово "сорбоннист" словом "софист".
