Нам должны быть понятны правила не игры, а совместного бытия.
Есть некий, забавляющий меня парадокс, с одной стороны, либерального, с другой — патриотического сознания в России.
Речь идет, конечно же, о вульгарном понимании и либерализма, и патриотизма.
Ни для кого уже не секрет, что если пред страной стоит выбор — обладать той или иной территорией или отказаться от нее — условный либерал чаще всего выбирает отказаться.
Курилы, Калининград или там острова, уже подаренные китайцам, — всего этого добра либералу не очень жалко. Большие пространства его будто бы угнетают.
Касаться совсем уж тяжелых тем вроде Абхазии или, упаси бог, иметь претензии на обладание, скажем, Байконуром в присутствии либерала вообще не стоит, можно и в лицо получить. Имперские ностальгии в понимании либерала — определенно моветон, если не признак пещерного сознания.
Вместе с тем либерал всегда стоит за ввоз и въезд самой разнообразной рабочей силы и гастарбайтеров любых мастей и окрасов.
Вообще, мне всегда казалось, что либеральное сознание рационалистично — и этот рационализм меня долгое время возмущал, а порой и отвращал.
Но в данном случае имеет место подход иррациональный.
Сначала мы с невиданной и малосвойственной даже т. н. цивилизованным странам щедростью отделяем те или иные территории, полуострова, острова, пограничные города и целые республики — зато потом тащим к себе население этих республик, чтоб оно тут работало.
Ну, не казус ли?!
С другой стороны, значит, патриоты.
Патриотам, конечно, земель подавай побольше, зато инородцев они видеть не хотят вовсе.
Если либерала гнетут пространства, то патриота — люди.
Людей бы желательно проредить, желательно всяких там раскосых.
Когда б нынешнего патриота высадили бы в Астрахани в XVII веке — он наверняка бы оказался озадачен. Да что Астрахань, хоть и Москва с ее национальными слободами. Святая Русь — а такой непорядок. Одни чурки кругом.
Понятно ведь, что собственно русские люди не справляются с демографией, однако никакой помощи в этом направлении именно теперь, когда она нужна, патриоты принимать не желают — притом что в былые времена этого родства и соседства мы нимало не чурались (см. хотя бы пофамильный состав дворянства или, с другой стороны, этнический состав т. н. крестьянских войн).
Согласно патриотам, нам следует страну беречь и приращивать, но только непонятно, кто будет жить на этой территории — Пушкин, что ли? Сами патриоты, как я посмотрю, плодиться не очень любят. Это их личное дело, конечно, но все-таки есть некая нехорошая закавыка в том, что у идеологов правого движения в России сплошь и рядом вообще нет детей.
Может, ввести закон, согласно которому особо ретивых либералов заселяли бы на пограничные с Китаем острова и отделяли вместе с островами в вечное китайское пользование, а наиболее грозных патриотов обязывали б усыновлять по двенадцать детей, чтоб, блин, знали, как это бывает.
Либералам надо наконец определиться, что в России нет порядка вовсе не потому, что у нас земля большая. «Вон Япония — маленькая страна, зато жизнь достойная», — говорил тут один либерал. Ну, в мире много стран величиной с Японию и даже меньше, однако ничем, кроме своего размера, они Японию не напоминают. Если мы устроим еще один распад СССР, но уже в пределах РФ, счастливей и богаче от этого мы точно не станем.
Заметим походя, как все-таки странно, что в России есть множество либералов, которые хотят отдать хоть все Курилы японцам, а про японских либералов, желающих оставить Курилы России, известно гораздо меньше. Может, у нас либералы дурной выделки? Может, нам японских завезти себе?
Патриотам стоит, наконец, понять, что русские люди отказываются плодиться вовсе не потому, что им мешают выходцы с гор и степей. Все обращают внимание на те деревни, поселки и городки, где воинствующие горцы как с цепи сорвались и лютуют, но как будто бы в тех местах, где этих горцев нет, — мы живем лучше и плодимся на славу.
Я вот, скажем, с недавнего времени обитаю в деревне, у нас кавказцев нет вообще, зато и последние дети родились тут лет эдак 15–20 назад. Деревня вымирает без всякого постороннего воздействия, сама по себе, как и тысячи других деревень в России, где ни гастарбайтеров, ни местных — один бурьян.
Всего подростков к тому моменту, как я переехал в деревню, было четверо. Гипотетически они могли создать две семейные пары и повысить численность деревенского населения, но двое из них (один парень и одна девушка) удавились в течение года, а оставшиеся двое, судя по внешнему виду, уже лишились репродуктивных функций. Какой такой таджик в этом виноват?
И здесь передо мной возникает конкретный вопрос: а хочу ли я заселить свою деревню этими самыми таджиками?
Я ж, стоит признаться, вовсе не либерал. Это либерал, наверное, очень хочет отдать своих детей в многонациональную школу и радоваться за дочку, как она там дружит с Джамшудом, и за сына, как он милуется в Зульфией.
Мне чуть сложнее.
Я просто хочу, чтоб в той деревне, где я живу, была школа, а ее там нет и не предвидится. Зачем школа, когда детей нет!
И как быть?
Знаете, ответ незамысловат.
Мне просто хочется жить в другой России. Не в этой.
Позволить себе быть многонациональным государством может страна, которая не просто завозит или позволяет завозить вагонами иностранных граждан без прописки, медицинских полисов, прав и в конечном итоге обязанностей, но в качестве государственной идеологии делает ставку на новый империализм; если вам угодно, то — либеральный империализм, например, американского толка.
В Америке проводится американизация всех въезжающих туда граждан, у нас будет происходить русификация. Речь идет, конечно, не о татарах, башкирах и чеченцах, а о тех национальностях, что уже не имеют своих национальных образований в России.
То есть Россия нуждается не только в тотальном контроле над всеми въезжающими в страну и в стремительном выдворении тех, кто находится здесь незаконно (вообще-то это нормально), но и в максимально быстром обеспечении мигрантов элементарными социальными благами. Они должны иметь трудовые книжки и полисы, а дети их обязаны учиться в русских школах русскому языку и литературе — так мы получим спустя десять или пятнадцать лет граждан России, а не банды этнических полубомжей.
Необходима государственная ставка на всех, что называется, инородцев, для которых Россия и русский язык стали родными — не совсем русские и совсем не русские ученые, военные, врачи, музыканты, литераторы, — мы должны чаще видеть их лица, эти люди должны служить примером всем своим соплеменникам.
Гражданам России надо прямо, громко, внятно объявить о том, что Россия отныне не проходной двор, а то, чем она была во все времена, — империя и жить будет по имперским законам, которые едины и для блондинов, и для брюнетов. Нам должны быть понятны правила! Правила не игры, а совместного бытия.
Многонациональное государство не имеет возможности в качестве идеологии использовать воинствующий индивидуализм и на любой гражданский вопрос отвечать: «А что ты сделал сам, прежде чем спрашивать с власти? Начни с себя, посади дерево, вырасти сына, потом проголосуй за нас!»
Когда у нас индивидуализм — тогда у нас скрытая гражданская война, как сейчас.
Многонациональное государство живет по принципам здорового коллективизма, власть его обладает зримым моральным авторитетом (именно моральным — потому что аморальный авторитет у нас достигается на раз) и формулирует не частные, но общие задачи для всех народностей, населяющих страну.
Где эти задачи? Почему их нет? Я слышал только про одну задачу — выбрать в 2012 году правильного президента, и тогда всем опять будет хорошо.
Наконец, абсолютным, неоспоримым приоритетом является поддержка демографической ситуации в центральных областях России — для всех народностей, традиционно населяющих нашу страну, но русских, естественно, далеко не в последнюю очередь.
Детей должно быть много. Родители этих детей должны быть обеспечены. Отговорки, что большие детские пособия провоцируют рождаемость в среде русских алкоголиков и тунеядцев, не принимаются вообще.
Я тут поднимал выше вопрос, а готов ли лично я принять в тех местах, где живу, национальные общины — вот отвечаю: в государстве, которое описываю сейчас, — готов.
Однако в той России, о которой говорю, желательна другая полиция — представители которой не скупаются на раз национальными или криминальными кланами, но, верите — нет, уничтожают эти кланы; и другое, кстати говоря, чиновничество.
И тут, конечно же, и появляются первые вопросы.
Критик Лев Пирогов заметил недавно, что главная задача власти в России — «не иметь детей». Вот, цитирую: «Инстинктивно, вопреки здравому смыслу, власть стремится к тому, чтоб народа и воспроизводящих его факторов (к каким относятся среда обитания и, например, культурные традиции) было поменьше».
