Примечания (1) Речь идет тут о событиях между 18 и 20 октября 1905 г., когда еврейские погромы были произведены черносотенцами в 690 городах, местечках и деревнях России. Общее число жертв достигло от 3 500 до 4 000 убитыми и около 10 000 ранеными. (2) МЕЛЬНИКОВ Л. Г. был секретарем ЦК КП(б)У с июля 1947 г., вторым секретарем - с декабря 1947 г., первым - с декабря 1949 г. до июня 1953 года. (3) ШУЙСКИЙ Г. Т. (род. в 1907) - помощник секретаря и Первого секретаря ЦК КПСС в 1950 - 1964гг., затем консультант отделов идеологического и пропаганды ЦК, с 1976 г. ) на пенсии. (4) Специалист по травматологии туберкулезного происхождения А. Е. Фрумина. (5) МИХОЭЛС С. М. (Вовси) (1890 - 1948) - народный артист СССР с 1939 года. С 1929 г. руководил Московским государственным еврейским театром. Лауреат Государственной премии СССР 1946 г. (6) ЛИТВИНОВ М. М. (Баллах) (1876 - 1951) - член Компартии с 1898 г., участник революционного движения, ответственный сотрудник Наркоминдела РСФСР с 1918 г., полпред в Эстонии в 1921 г., затем замнаркома и в 1930 1939 гг. нарком иностранных дел СССР, в 1941 - 1943 гг. посол в США; член ЦК ВКП(б) в 1934 - 1941 гг., член ВЦИК и ЦИК, депутат Верховного совета СССР в 1937 - 1950 гг. (7) ЛОЗОВСКИЙ А. (С. А. Дридзо) (1878 - 1952) - член РСДРП с 1901 г., генеральный секретарь Профинтерна с 1921 г., в 1939 - 1946 гг., заместитель наркома иностранных дел СССР, в 1941 - 1948 гг. зам. начальника и начальник Советского информационного бюро. Репрессирован. (8) КРЕЙЗЕР Я. Г. (1905 - 1969) - советский военачальник, член Компартии с 1925 г., командующий армиями в Великую Отечественную войну, Герой Советского Союза с 1941 г., генерал армии с 1962 г., начальник курсов "Выстрел" в 1963 - 1969 гг., член ЦРК КПСС в 1961 - 1966 гг., депутат Верховного Совета СССР в 1962 - 1966гг. (9) МИТИН М. Б. (1901 - 1987) - член Компартии с 1919 г., академик АН СССР с 1939 г., автор философских работ по теории диамата и истмата, один из биографов И. В. Сталина, лауреат Государственной премии СССР 1943 г., депутат Верховного Совета СССР в 1950 - 1962 гг.
После войны, когда я стал часто встречаться со Сталиным, я все больше и больше чувствовал, что Сталин уже не доверяет Берии. Даже больше, чем не доверяет: он боится его. На чем был основан этот страх, мне тогда было непонятно. Позднее, когда вскрылась сталинская машина по уничтожению людей и все средства, брошенные на достижение этой цели, а ведь именно Берия управлял этими средствами и проводил нужные акции по поручению Сталина, я понял, что Сталин, видимо, сделал вывод: если Берия делает это по его поручению с теми, на кого он указывает пальцем, то может это делать и по своей инициативе, по собственному выбору. Сталин боялся, как бы при случае такой выбор не пал на него. Поэтому он и убоялся Берии. Конечно, он никому об этом не говорил. Но это становилось заметным. Что бросилось мне в глаза, когда мы как-то в очередной раз собрались у Сталина? Обслуживавший его грузинский персонал исчез, остались только русские. Накануне за обедом Сталин поднял раз вопрос о том, откуда набралось вокруг него столько грузин. Берия насторожился и отвечает: "Товарищ Сталин, это верные вам люди". Сталин возмутился: "Как так, грузины - верные, а русские - неверные?" - "Нет, я этого не говорю, просто здесь подобраны верные люди". Сталин раскричался: "Не нужны мне эти верные люди!" И все грузины и грузинки исчезли из его окружения. То есть Сталин вернулся к тому положению, которое было вокруг него до войны. Тогда среди обслуживающего персонала на дачах и в доме у Сталина не встречалось грузин, а были одни русские. А перед тем кого там только не было! Шашлычник какой-то жарил шашлыки, его называли русским именем, но внешность у него была типично грузинская... Я был поражен, когда как-то приехал с фронта в Москву, смотрю, а он ходит уже в генеральской форме, уже генерал-майор. Войну он закончил генерал-лейтенантом. Потом объявился какой-то старый приятель, с которым Сталин еще в школе учился. Этот "генерал" занимался снабжением: привозил вино, баранину и другие продукты. Берия говорил о нем: "Духанщик, зато старый приятель Сталина". Потом на него посыпались ордена. Приедешь с фронта, смотришь, а у него еще прибавились один-два ордена, видно по планкам. Возмутительное явление! Когда Сталин сказал, чтобы рядом не было грузин, исчез и этот человек. Люди, которые видели это, полагаю, возмущались, как и я. Но все мы молчали, потому что критиковать за введенный порядок было бесполезно. Помню, как Сталин учинил мне разнос в присутствии того духанщика, генерал-лейтенанта, который пьянствовал со всеми нами. Одно дело, когда он поставлял яства и напитки, и другое - пить с человеком, которого никто не знал, и вести при нем сокровенные разговоры о государственных делах. Однажды прилетел я с фронта, и мне нужно было назавтра же улететь. Я сговорился со Сталиным, что улечу рано утром. Поэтому мне очень не хотелось напиваться у Сталина, а затем в тяжелом состоянии уезжать и лететь к себе. Стыдно было бы на аэродроме встречаться с людьми, потому что обязательно встретится кто-то, и ты станешь с ним говорить, а он увидит, в каком ты состоянии. Это было позорно. И я решил как-нибудь отделаться от обеда, не оставаясь надолго, а было уже поздно (правда, по сталинскому исчислению суточного времени, было еще рано), два часа ночи. И я говорю: "Товарищ Сталин, разрешите откланяться. Я завтра хочу улететь пораньше, как договорился с вами". - "Завтра?" - "Завтра". Пауза. И вдруг он понес: "Вы отвечаете за смерть генерала Костенко, который погиб в 1942 году". - "Да, я отвечаю, потому что я член Военного совета фронта и отвечаю за гибель каждого генерала и солдата. Но это - война, всегда кто-нибудь гибнет". А он о его смерти и узнал-то от меня. Я раньше Костенко ему расхваливал. Сам он никогда его не видел. А он - опять и опять. Не помню, сколько времени он мурыжил этот вопрос, буквально издевался надо мной. Мне было очень стыдно. Другие же члены Политбюро, зная все, так к этому относились: сегодня - меня, завтра - другого... Так Сталин и действовал: шел по кругу. Но рядом находился еще и духанщик, с которым я никогда, как говорится, гусей не пас и никаких дел с ним не имел. И вот - быть наказанным, стоять без вины виноватым и в таком издевательском положении при постороннем. Только Сталин мог позволить себе такое. Совершеннейшая бесконтрольность! Мы говорили порою, что он когда-нибудь дойдет до того, что станет штаны при нас снимать и облегчаться за столом, а потом говорить, что это в интересах родины. Он, безусловно, был уже тронутым. Мне кажется, что у него была как-то нарушена психика, потому что раньше он вел себя довольно строго и держал себя, как положено человеку, занимающему столь высокий пост. Так вот, когда его доверие к Берии было подорвано, все грузины враз исчезли. Сталин уже не доверял людям Берии. Но в результате своего болезненного состояния он не доверял уже и русскому обслуживающему персоналу, ибо его тоже подбирал Берия, который долгое время работал в органах госбезопасности, все кадры ему были известны, все перед ним подхалимничали, и ему легко было использовать этих людей в своих целях. Теперь Сталин, находясь за столом, не ел и не пил, пока кто-либо другой не попробует из этого блюда или из этой бутылки. А он находил к тому повод. Идет, например, дегустация вина: грузины прислали, надо попробовать старое вино. Конечно, он прекрасно знал нашу "дегустацию" и ни во что ее не ставил, а сам диктовал, хорошее вино или плохое. Но ему требовалось, чтобы мы попробовали, а он выжидал: человек не падает, тогда и он немножко выпьет, посмакует, а потом начинает пить как следует. Хочет он что-нибудь откушать, так на этот случай у каждого из нас имелось "любимое блюдо", и каждый должен был первым попробовать его. "Вот гусиные потроха. Никита, вы еще не пробовали?". "Нет", - отвечаю, а сам вижу, что он хочет взять, да боится. Тут я попробую, и он сразу начинает есть. "Вот несоленая селедка". Он любил несоленую, а потом каждый солил себе по собственному вкусу. Я возьму, тогда и он берет. И вот так каждое блюдо обязательно имело своего дегустатора, который выявлял, отравлено оно или не отравлено, а Сталин смотрел и выжидал. Дегустировали все, кроме Берии. Потому что Берия, даже когда обедали у Сталина, получал обед со своей кухни, который ему привозили. Матрена Петровна, которая подавала обед, говорила: "Товарищ Берия, вот ваша травка". Все смеялись, а он ел эту траву, как едят в Средней Азии, брал рукой и клал в рот. Не знаю, как грузины едят плов, рукою или нет, но Берия ел, беря руками. А как мы ездили на отдых? Несколько раз и я был принесен в жертву. Берия подбадривал: "Послушай, кому-то надо же страдать". Страдания заключались в том, чтобы поехать отдыхать в то время, когда Сталин отдыхал на Кавказе. Это считалось наказанием для нас, потому что это был уже не отдых. Все время надо было находиться со Сталиным, проводить с ним бесконечные обеды и ужины. Сталин ко мне хорошо относился и, когда ехал в отпуск, часто меня приглашал: "Поедемте. Вам тоже нужен отпуск". "Поехали, я рад", - отвечал я, хотя предпочел бы не ехать. Сказать же это ему было совершенно невозможно. Вспоминаю отдых в Боржоми. По-моему, он тогда единственный раз отдыхал в Боржоми. Он позвонил мне оттуда. Я находился в Сочи, а Микоян - в Сухуми. Всех, кто отдыхал на Кавказе, плюс Берию, который в то время работал, он вызвал к себе, и мы собрались в Боржоми. Дом был большой, но плохо оборудованный. Там прежде размещался музей. Поэтому спален не было, и мы жили очень скученно. Я тогда спал в одной комнате с Микояном, и мы оба чувствовали себя плохо, во всем завися от Сталина. У нас-то были разные режимы дня: мы уже набродились, нагулялись, а он еще спит. Когда поднимается, тогда и начинается день. Как-то Сталин вызвал нас и говорит: "Приехал Ракоши(1) отдыхать на Кавказ". Ракоши приезжал туда не в первый раз. "Он звонил, просился ко мне". Мы молчим. "Надо сказать, чтобы он приехал". Позвонили Ракоши, а Сталин нам говорит: "Откуда Ракоши знает, когда я отдыхаю на Кавказе? Всегда, когда я на Кавказе, он тоже приезжает. Видимо, какая-то разведка информирует его". Уже и Ракоши попал в число подозрительных. "Надо, продолжает, - отучить его от этого". Приехал Ракоши. Он тоже участвовал в обедах с попойками. И раз, когда подвыпил, говорит: "Слушайте, что вы этим делом занимаетесь? Это же пьянство". Назвал вещи своими именами. Мы и сами знали, но находили для себя оправдание: мы "жертвы". Но нас это все же обидело, и Берия сказал Сталину, что Ракоши говорит, будто мы пьянствуем. Сталин в ответ: "Хорошо, сейчас посмотрим". Сели за стол, и начал он Ракоши накачивать, влил в него две или три бутылки шампанского и другого вина. Я боялся, что Ракоши не выдержит и тут же умрет. Нет, выкарабкался. Утром он кое-как проснулся (а он договорился со Сталиным, что уезжает) и попросил себе завтрак отдельно. Сталин позавтракал в одиночку. Ракоши не пошел к Сталину завтракать, и тот подшучивал: "Вот до какого состояния я его довел!" Но потом Ракоши стал в глазах Сталина подозрительным человеком: откуда он знает, когда Сталин отдыхает на Кавказе и почему не ест вместе с ним? А ведь для Ракоши ничего не составляло позвонить в Секретариат ЦК, и ему сказали бы, что Сталин сейчас на Кавказе. Сталин в тот раз еще какое-то время отдыхал в Боржоми, и мы с Микояном еле-еле вырвались от него. Сталин принимал там стариков грузин, с которыми когда-то был знаком в детстве. Особенно ему запомнился некий железнодорожник. Я его не видел, но потом Сталин мне рассказывал: "Принимал я его, и он говорил о том, что творится в Грузии. Это возмутительно". Тот железнодорожник рассказал, что много молодых людей, получив образование, нигде не работают: в Грузии подходящей работы не могут себе найти, а уехать из Грузии не хотят и бездельничают. Еще он говорил о спекуляции. Видимо, честный, хороший был старик, коммунист. Сталин возмутился. Шефствовал над Грузией Берия, который ранее много лет проработал секретарем ЦК Компартии Грузии, покровительствовал ей и к Грузии никого не подпускал. Информировая Сталина о Грузии тоже только Берия, а тут прорвался сквозняк и обернулся гневом Сталина. Недостатки же, с которыми надо было бороться в Грузии, я отнюдь не приписываю ни в какой степени национальным особенностям. Тут сказались условия, в которых пребывает Грузия, райский уголок Советского Союза, где растут цитрусы. Там много соблазнов для спекулянтов: тепло, виноград, много человеческих прелестей. Естественно, оттуда не так-то легко уехать, тем более если человек плохо воспитан. Если бы там жили люди другой нации, то те же пороки стали бы присущи этой другой нации. Иногда я, к примеру, много раз сейчас слышу от охраны: "Везде грузины. Везде они спекулируют". Я же всегда им говорю, что если бы русские там жили, то они делали бы то же самое. В мою бытность в руководстве развернулась в стране спекуляция лавровым листом. Я тогда сказал Мжаванадзе(2): "Вы расширьте насаждения лавра, где только можно". И крымским руководителям предложил то же самое. Вскоре исчезла спекуляция лавровым листом. Вот лучший способ борьбы со спекуляцией: отсутствие дефицита. Но имеется такая продукция, которая растет только в Грузии и в небольшом количестве, особенно на приусадебных участках. Естественно, появляется соблазн побольше заработать. Так что это вопрос не национальный, а бытовой. Если где-то спекулируют овощами, разверните производство этих овощей. Это же доступно государству, используйте парники, оранжереи. Станет экономически невыгодно завозить издалека эти продукты, потому что дешевле будет получить их на месте. Вот и облагородится нация, не будет мозолить глаза людям и потеряет марку спекулянтов. Сталин же это не хотел понимать и считал, что с порождениями такого характера надо бороться административными мерами, вплоть до арестов и высылок. Примерно в то время, после встречи со стариком железнодорожником (не знаю, насколько эти события связаны между собой), у Сталина начало формироваться недоверие к Берии. Сталин сформулировал тогда антимингрельские постановления(3). В них говорилось, что мингрелы, то есть западные грузины, имеют какую-то заговорщическую организацию и проводят политику на сближение с Турцией, на выход из состава Грузии. Явная чушь, плод болезненного воображения! Это постановление было направлено против Берии, потому что Берия - мингрел. Сталин это неоднократно подчеркивал и резко делил грузин на западных и восточных, картлийцев, говорил, что мингрелы - "не настоящие грузины". Тогда секретарем ЦК Компартии Грузии был прежний редактор газеты "Заря Востока", который после Берии занял этот пост. Берия, конечно, его рекомендовал. Я считаю, что он был неплохим человеком, хотя знаком я с ним был на расстоянии. Развернулась травля. Дошло до того, что Сталин поставил вопрос о высылке антиобщественных элементов из Грузии в Сибирь. Этого "не понимал" секретарь ЦК, ибо не видел к тому оснований и поэтому не прилагал должного усердия. Сталин бесился, и все это выливалось на голову Берии, потому что он был под рукой. В принципе - оправданный спрос, потому что секретарь целиком зависел от Берии и делал все, что тот скажет. Кончилось тем, что Берия поехал в Грузию "наводить порядок". Потом рассказывал нам, сколько десятков тысяч грузин было выслано. Берия блеснул, но Сталин опять был недоволен. Инициатива исходила от Сталина, Берия же заплатил за восстановление своего престижа в его глазах кровью грузинского народа. Надо было доказать Сталину, что его ввели в заблуждение; что там, как и всюду, есть паразитические элементы, но с ними надо бороться другими средствами. Это можно было бы Сталину доказать, если бы за это дело взялся сам Берия. А Берия пошел по обычному для него кровавому следу. Что ему стоила жизнь тысяч людей, которые заплатят своими головами или пойдут в ссылку и будут влачить там жалкое существование, неся клеймо изменника Родины? Для него страдания народа ничего не стоили. Для него главное - карьера, собственное положение. И он умел пользоваться слабостью Сталина, используя свою жестокость и личные аморальные качества ради достижения цели. Когда Берия приехал из Грузии и доложил о результатах своей деятельности, Сталин стал опять к нему благосклонен. Разве это мыслимое дело? Я за то, чтобы арестовывать, судить, высылать и сажать в тюрьму уголовных преступников. Но надо, чтобы следствие и суд проводились по всем нормам закона, чтобы суды были открытыми, чтобы каждому можно было убедиться, что данные люди виновны. Тогда никто не встанет на защиту наказанных, и общественность искренне поддержит действия карающих органов. У нас тоже "присоединяли" свой голос в поддержку обвинения. Но как? Кто-то докладывает, бьет себя в грудь, божится, клянется, сам не разобравшись, что там действительно враги народа. Резолюцию принимают, руки поднимают. Это ведь не осуждение по существу. Голосуют за уничтожение людей, не зная состава преступлений, не зная даже этих людей. Никаких настоящих судебных процессов у нас не было, закрытые суды проводились в 30-е годы тройками. Что это за тройка? В нее входили те, кто арестовывал; они же вели следствие; они же выносили приговор. Все люди, которые потеряли свои головы во времена Сталина, были судимы такими или им подобными субъектами. И вот - мингрельское дело. Я абсолютно убежден, что оно выдумано лично Сталиным в борьбе с Берией. Но так как он уже был болен, то оказался непоследователен в проведении намеченных планов, и Берия вывернулся, откупился кровавой поездкой в Грузию. Он сам тогда набился поехать туда. Из нас же кто-либо вмешиваться в дела Грузинской республики не мог, это было под строгим запретом. Все это накладывало еще один отрицательный отпечаток на нашу жизнь. Чем больше находится руководство под общественным контролем, тем лучше оно трудится и предохраняется от поступков, которые несовместимы с социалистическим мировоззрением, с социалистическими порядками.
