Потом Анна просыпается, но просыпается ещё во сне, как в игре китайских шкатулок. И Корней ей говорит: «Родами, родами, родами умрёте, матушка». Фраза, произнесённая мужиком во сне Анны, предсказывает ей беду, её конец. Только Анна умрёт не родами, а под поездом: высказывание Корнея всё-таки что-то скрывает, обманывает читателя, уводит в другую сторону, удаляет от наступающей беды.
Мужик повторяющегося сна-кошмара Анны – повествовательный пункт соединения преступления и кары Анны и железнодорожной темы.
Он, озлобленный мужик, представляет собой обратную сторону медали старого, мудрого, природного человека. Толстой описывает последнего почти в каждом своём произведении – начиная от фрагмента «Утро помещика» (1852), где он представляет нам Карпа Дутлова, старого мужика, привыкшего сосуществовать с жужжанием пчёл на пасеке. Или дядю Ерошку, описанного в «Казаках» (1852–1860).
Спустя какое-то время писатель, которого ты переводишь, как будто течёт в твоих венах, тебе кажется, ты его знаешь, ты побывал у него в гостях. Недавно я наконец посетила его дом и имение в Ясной Поляне, где он провёл почти всю свою жизнь и где он похоронен среди этих полей и лесов, рядом со своей собакой.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии: 29.09.2010 19:56:02 - Алексей Викторович Зырянов пишет:
Знакомы особенности перевода не понаслышке
Полезная, кстати, информация и сюжет из опыта перевода. Недавно и свой рассказ переводил собственными силами на английский язык. Посредством специальной программы-переводчика проверял обработанный текст в обоих направлениях. Сначала получившийся английский вариант переносил обратно в русский, и читал, что получилось из этого. Не раз смеялся над результатом. С ног на голову смысл менялся. / Уважаемые начинающие авторы, будьте внимательны, если решитесь своими силами переводить текст. Перепроверяйте исходный вариант на соответствие вашей же мысли и стилю – это важно, чтобы вас понимали и за рубежом.
Литература
Белая лира
ПЕРЕБИРАЯ НАШИ ДАТЫ
Станислав ЛЕСНЕВСКИЙ
Издревле сладостный союз
поэтов меж собой связует…
А.С. Пушкин
1 ноября 1910 года Александр Блок пришёл в знаменитый московский дом Маргариты Кирилловны Морозовой, чтобы услышать доклад Андрея Белого «Трагедия творчества у Достоевского». Это была первая, после долгой размолвки, встреча двух «друзей-врагов». В этот день Москва узнала об уходе Льва Толстого из Ясной Поляны.
Известно, что в своей последней дороге Лев Николаевич отправился в Оптину пустынь и соседнее Шамордино, где жила в монастыре любимая сестра Мария Николаевна. Означал ли что-нибудь – для нас! – этот финальный путь великого старца?
Между прочим, уже в наше время в Шамордине работал учителем Булат Окуджава, и я встретил там людей, которые помнили его… А в Козельск перевезли дом, в котором жила Мария Николаевна. И её вспоминала одна из стариц… Всходя по скрипучим ступеням, я думал: «Сюда входил Лев Толстой…»
«Сто лет без Льва Толстого» – так называлась недавно лаконичная, выразительная выставка на книжной ярмарке в Доме художника в Москве. Каков урок этого столетия в нашей культуре? Не тот ли, как говорил Блок, что нельзя сопротивляться могуществу гармонии, внесённой в мир поэтом? Конфликт гения и общества разрушителен прежде всего для общества.
1910 год для Александра Блока означал уход Льва Толстого, Михаила Врубеля, Веры Комиссаржевской, а с ними и высоких начал русской духовности. В 1910 году Блок пишет стихотворение «На железной дороге», продолжающее некрасовскую ноту ожидания счастья: «Что ты жадно глядишь на дорогу…» И, по признанию поэта, связанное с толстовской Катюшей Масловой. А возможно, и с пронзительными рисунками Леонида Пастернака…
1910–2010… Какие памятные даты тревожат сегодня наш ум и наше сердце?
Столетье с лишним – не вчера,
Но сила прежняя в соблазне
В надежде славы и добра
Глядеть на вещи без боязни…
( Борис Пастернак ).
В 1910 году родился Александр Твардовский. Столетие со дня рождения творца гениального «Василия Тёркина», которым восхищался Иван Бунин… Вышли драматичные новомировские дневники писателя, прочувствованная книга Андрея Туркова, звучит голос Олега Табакова, читающего тёркинский эпос, воздвигнут в Смоленске памятник поэту и его герою, подвигу народа, завоевавшего Великую Победу – вместе с героями «Войны и мира» и «Севастопольских рассказов»…
Но вот трагедия семьи Твардовских, о которой поведал брат поэта Иван, трагедия русского крестьянства, которой посвящены поздние страницы Александра Твардовского – поэма-монолог «Сын за отца не отвечает», щемящий цикл «Памяти матери» и другие исповедальные строки и строфы ещё ждут глубинного осмысления и переживания.
Перевозчик-водогребщик,
парень молодой,
перевези меня на ту сторону,
сторону – домой… –
неслучайно мольба матери поэта ныне поётся…
Юбилейные даты невольно ставят рядом имена, казавшиеся прежде несопоставимыми и несоединёнными. И свидетельствуют, что у нас, к счастью, теперь нет табели о рангах, нет изгоев и нет кумиров. 2010 год обращает нас к памяти Льва Толстого, Антона Чехова, Ивана Бунина, Александра Куприна, Андрея Белого, Александра Блока, Бориса Пастернака, Александра Твардовского, Бориса Слуцкого, Юрия Трифонова, Иосифа Бродского… Список, конечно, далеко не полный и, естественно, разнокалиберный. Но все имена по-своему дороги – стране, народу, культуре.
Помянем Николая Либана, Вадима Кожинова, Виктора Молчанова, Степана Чуракова – они горели огнём поэзии. Николай Либан – учитель нескольких поколений. Вадим Кожинов открывал нам Михаила Бахтина и Николая Рубцова, Виктор Молчанов – поэзию блоковских далей. Степан Чураков спасал Дрезденскую галерею и устанавливал памятник Александру Блоку у школы его имени в Солнечногорске.
В Орловском музее хранится советский однотомник Блока (с предисловием Вл. Орлова), испещрённый пометками Бунина, подчас не очень почтительными. Так, поэму «Соловьиный сад» Бунин ядовито комментирует: «осёл поджидает осла». Но Россия Бунина и Россия Блока живут в нас и неотделимы от нас.
В 1950 году мне довелось побывать у Николая Дмитриевича Телешова в московском доме на Покровском бульваре. Дрожащими руками писатель доставал письма Ивана Алексеевича Бунина и давал мне драгоценные страницы. Утверждал, что старый друг собирается вернуться в Россию. Всё оказалось гораздо сложнее. Возвращение состоялось, но – стихами, прозой – «гением чистой красоты».
В молодости, в школьные и студенческие годы, первым поэтом был для меня Владимир Маяковский. В 1965 году я спросил Анну Ахматову, как она относится к Маяковскому. Анна Андреевна ответила: «До революции это Лермонтов, а потом – плакат». О Блоке я постеснялся спросить, в данном случае это было слишком ясно.
В Московском университете я подружился с Марком Щегловым, выдающимся нашим критиком. Он назвал, говоря со мной, имя первого поэта России XX века: Александр Блок.
Летом 1968 года, отдыхая в Пицунде, я читал томик Александра Блока, причём именно статьи. Блок для меня роднился с Гоголем, с полётом птицы-тройки, Руси. «Это звон бубенцов издалёка…» – скажет Георгий Иванов, вторя популярному романсу. Но тогда я не знал Георгия Иванова. В 1964–1965 годах я побывал у Анны Ахматовой и, бродя по городу на Неве, заглянул на Пряжку, постоял у дома, где жил Блок. Меня поразила глухая тишина забвения, окружавшая дом поэта. О Шахматове я тогда не думал. Но подспудно росло желание приникнуть к родным местам Блока, к истокам блоковской музыки.
В конце 1968 года я с помощью друзей начал собирать подписи под письмом о необходимости создания музеев Блока.
Первым подписал письмо Корней Чуковский, у которого в больнице побывал Владимир Глоцер. Корней Иванович поблагодарил нас за инициативу и пожелал успеха в нашем начинании. Я был в гостях у Сергея Конёнкова и Георгия Свиридова… Галина Уланова, лёгкая, как пушинка, сбежала ко мне по ступеням Большого театра… К Михаилу Аникушину, Александру Прокофьеву я ездил в Ленинград. Георгий Товстоногов приезжал в Москву на гастроли… Александр Твардовский поставил подпись, едва взглянув на текст, который я передал через своего секретаря Софью Ханановну.
