ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — была Революцией национальной, имперской, евразийской. Те, кто ее делал, кто ее защищал, отвоевывал, кто за нее погибал, могли иметь свои собственные резоны, каждый — особые. Это не имеет никакого значения. Мнение индивидуума, группы, партии — почти ничто. История делается структурами, упругими парадигмами, неотразимой (и подчас ироничной) диалектикой мирового разума. В истории выражает себя пространство, диктуя и подчиняя своей собственной логике сложные массивы людей, наивно полагающих, что они следуют за своим собственным выбором. Развоплощенная, мерцающая, нечеловеческая мысль, похожая на безумие, правит пути Империи, и подлинно русским является тот, кто махнул рукой на любые попытки ее рационально расшифровать.
Революция была дана нам как весть Иного. Подобно тому, как учение исихастов утверждает, что в тайниках сердца есть секретная кладовая нездешнего света, оживляющая тварную плоть нетварной сладостью, так и в истории есть моменты прямого соприкосновения понятного с непонятным, логичного с нелогичным, наличествующего с невозможным.
Революция совершилась, чтобы продлить наше время. Романовский цикл стремительно отмирал. Силовые линии царизма на глазах загнивали, и уже вовсю копошились под черепными костями Российский Империи буржуазные черви тогдашних "выборосов", ведущих, как и сегодня, дело к оккупации, саботажу, цивилизационной самоликвидации. Никто их — февральских демократов — в Россию специально не засылал, они завелись сами в умирающем организме, который — точно так же, как и СССР последнего периода, — исчерпал внутренние резервы исторического бытия. Керенский готов был перевести "Империю" в "нормальное буржуазное государство", и никакая узколобая, вечно грызущаяся в себе черносотенщина ничего не смогла бы изменить.
Царь сдал свои полномочия. В Екатеринбурге позже был расстрелян с семьей простой гражданин Романов, бывший несколько лет назад "самодержцем". Его родственники повязали торжественные масонские банты, сохраняя верность "самодержавию" не больше, чем ковыляющий вреднейший пустозвон Александр Николаевич Яковлев верность КПСС.
Чтобы избежать окончательного краха русского пространства, промысел должен был прибегнуть к чрезвычайным мерам. Из небытия, маргинального фанатического существования в эмиграциях и ссылках невидимая рука Евразии достала опломбированный вагон. Может быть, германский полковник спецслужбы Вальтер Николаи считал, что это он засылает группу подрывников в тыл враждебной державы, реализуя интересы своего министерства. Может быть, хасидские банкиры искренне считали, что, подкинув сребреники еретическим соплеменникам, они улучшат социальное положение обитателей штетлов. Может быть, ортодоксы Рабочего Дела на полном серьезе были убеждены в правоте (не подтвердившейся исторически нигде, кроме Евразии) марксистской концепции "неизбежной смены исторических формаций". На самом деле, хитрость Мирового Разума все располагала к своей пользе. "Пыль есть человек, яко цвет сельныи, яко трава сосохшаяся, тако отцветет". Большевики, несущие в себе Революцию, были избраны Матерью-Империей. Вот и все. Вне объяснений и логики, вне аналитики и субъективных, классовых ли, партийных ли, национальных ли интересов. РСДРП была единственной партией евразийского пространства. Поэтому сквозь нее и осуществилась Революция, поэтому она эффективно в сложнейшие десятилетия ХХ века выражала и воплощала в истории нашу русскую цивилизационную волю.
Революция должна была создать новый строй, такой, который позволил бы русскому пространству адекватно ответить на брошенный ему исторический вызов. Для этого необходимо было провести чрезвычайную индустриальную мобилизацию, несколько раз провернуть колесо вращения элит (застывшее в романовском периоде), заставить созерцательный, спокойный, добродушный народ обрести навыки злой, активистской пассионарности, необходимой для отражения постоянно вероятной агрессии со стороны геополитического, либерал-капиталистического антихриста Запада. Революция и большевизм — вот, кто мог справиться с поставленной задачей, привив массам новые навыки не очень традиционной для нас агрессивной, наступательной психологии, сформировав блок советского народа, готового к отражению броска и самоутверждению в истории.
"Советское" это означало евразийское, русское, пространственно и идеологически расширенное на максимально большой территориальный объем.
Никакого другого исторического смысла у большевизма, кроме евразийского, не было. Такова была воля нашей земли. Она была исполнена, и нам нечего воротить лица от кровавых безумств наших предков. Все правильно они делали. Да, кроваво, да, чрезмерно, да, слишком. Но иначе было невозможно. Мы оправдываем все эксцессы, ни о чем не сожалеем. Они (=мы) обязаны были делать то, что делали. Они (=мы) не могли иначе. И нам придется все делать снова. И точно так же, не взирая на цену, как и тогда. Если хотим быть русскими, остаться русскими, стать русскими...
ПОСЛЕДНЯЯ В ЭТОМ ВЕКЕ, в этом тысячелетии годовщина великой мистерии 17-го года... Наверное, последний взгляд на тело умершей возлюбленной. Революция... Ты зачала тех, кто зачал нас. Ты — буйный красный плод спасительного соития скрытого Разума с русским пространством. Плод безумной, несдержанной (быть может, иллигитимной) любви...
Внимая мертвой Революции, мы не должны оскорблять ее сна шутовскими ряжеными, прямолинейной старушечьей ностальгией, поддельно бодрой оптимистической тупостью митингов. Этого уже не вернешь, не восстановишь, не поправишь. Неисправимым жукам русофобии — чьи ряды, впрочем, изрядно умалились — лучше все же некоторое время держать челюсти сомкнутыми: тень возмездия близка (но месть никогда не цель — побочное следствие).
Нам надо нежно поместить Революцию в сердце. Нам надо снова и снова вопросительно вглядываться в нашу землю, пытаясь в странной и до слез сладостной геометрии евразийских почв отыскать новые мотивы, новые звуки, новое, пока еще неясное бормотание исторической воли, из которой должна родиться грядущая имперская плоть.
Сердце русской земли снова сжалось. "Тело озябло, ноги задрожали, быть зиме". В такие драматичные моменты нашего исторического бытия, когда враг у ворот, когда коварный Макдональдс вывешивает свои триумфальные флаги на центральных улицах городов Евразии, из самых неожиданных складок ландшафта, из непредвиденных измерений и неучтенных прорех появляется тайный ген Империи, тихий ветер, "хлад тонок", "аура лепте". Ведь "не в буре Господь"... Это "тонкий хлад" Новой Революции. Снова пространственной, снова национальной, снова евразийской, снова социалистической.
Где искать сегодня поколение новых евразийских безумцев? Кто станет зачинателем грядущей Революции, одновременно и невозможной, и неизбежной? (Легче сказать, кто не станет...)
Не стоит провоцировать сложное таинство пространства, искушать невидимую упорную работу Промысла. Революция также нерукотворна, как Родина, как Русь, как наш великий, загадочный народ. Мы просто стражи порога Империи. Мы несем почетный караул на ее обломках, мы защищаем — вопреки логике и здравому смыслу — ее последние рубежи, по обе стороны которых вселился враг. Мы склонились над телом, торжественный ток отчаяния питает наши глаза.
Все великое рано или поздно исчезает. Лучше исчезнуть вместе с ним, с его "последним легионом", чем терпеть праздник мировой атлантистской эм-ти-вишной суррогатный дряни. Но с такой же точно неуклонностью, неотвратимостью, жестокой неотменимостью великое однажды возвращается.
Мы знаем и это. Твердо, твердо знаем. И поэтому наша честь, по-прежнему, называется верность.
Верность Революции.
Гейдар Джемаль МИСТЕРИЯ ОКТЯБРЯ
ЕСТЬ В "ТЫСЯЧЕ И ОДНОЙ НОЧИ” известная притча. В ней рассказывается о рыбаке, который выловил на берегу океана кувшин, запечатанный печатью Соломона. Когда рыбак открыл печать, из кувшина вылез огромный и страшный джин (ифрит). Он сказал, что сидел в нем три тысячи лет. Первую тысячу лет джин обещал тому, кто освободит его, все золото мира, вторую тысячу лет — исполнение всех его желаний, а третью тысячу лет — убить того, кто распечатает кувшин. Интерпретируя эту историю, необходимо отметить, что джин (ифрит) , представляющий в исламской традиции разрушительную силу, энергию низшего порядка, заключен в глину, которая является субстанцией, из которой создан первый человек.
"Глиняное человечество" выступает в роли некоего хранителя энергии, необходимой для воспроизведения "коллективного человеческого существа" во времени. Социум похож на пирамиду, вершина которой запирает энергию, бушующую внизу, на уровне ее основания. Время от времени эта вершина, "крышка" пирамиды, слетает, и джин освобождается. "Влажная глина", в которой складирована колоссальная энергия, внезапно переходит от медленного, мягкого, плавного выделения к бурному процессу энергетического выброса.
