от изнурительной обязанности быть «маскулинными». Но позволить угнетателям избавиться от своих психологических тягот — это уже другая, весьма второстепенная задача. Освободить угнетенных — вот задача первой важности. Ни разу за всю историю мира требования угнетенных и угнетателей не сочетались друг с другом идеально. Не будет так и в этот раз.
Все женщины живут в условиях «империализма», в котором мужчины — это колонизаторы, а женщины — коренные жители. В так называемых странах третьего мира зависимость женщин от мужчин носит тиранический, чудовищно колониальный характер. В экономически развитых странах (как капиталистических, так и коммунистических) положение женщин можно назвать неоколониальным: сегрегация женщин либерализована; к ним применяют меньше физического насилия; мужчины передали им часть своей власти, и их доминирование теперь не настолько явно институционализировано. Но во всех странах сохраняется всё тот же базовый дисбаланс между женщинами и мужчинами как «низшими» и «высшими», бессильными и власть имущими, культурно недоразвитыми и культурно привилегированными.
Любая серьезная программа по освобождению женщин должна начинаться с понимания, освобождение — это не только про равноправие (та самая «либеральная» идея). Это про власть. Нельзя освободить женщин, не уменьшая власть мужчин. Их освобождение означает не только изменения в сознании и социальных структурах, в результате которых к женщинам перейдет часть власти, монополизированной мужчинами. Сама природа власти должна трансформироваться, поскольку на протяжении истории власть определялась сексистскими понятиями — ее ассоциировали с нормативной, якобы врожденной мужской склонностью к агрессии и физическому насилию, с обычаями и привилегиями исключительно мужских группировок в военном деле, правительствах, религии, спорте и торговле. До тех пор пока не изменятся определения того, что такое власть и кто ей обладает, мы будем заниматься умиротворением, а не освобождением. Существующая власть откупается от угрожающего ей недовольства поверхностными переменами. Оптимизация нестабильных или чрезмерно репрессивных режимов — например, когда старые империи сменяют колониальную форму эксплуатации на неоколониальную — в действительности только способствует возрождению прежних форм доминирования.
Идея, что женщины с мужчинами должны выступить единым фронтом для борьбы за обоюдное освобождение, игнорирует реальность соотношения сил, определяющую все диалоги между полами. В задачу женщин не может входить освобождение мужчин, пока они не освободили самих себя, а это означает, что им придется зайти на территорию враждебности, не умасливая никого в этот конкретный момент мечтой о примирении. Женщины должны изменить себя, должны изменить друг друга, не переживая о том, как это скажется на мужчинах. Сознание женщин изменится только тогда, когда они начнут думать о себе и забудут о том, что хорошо для их мужчин. Считать, что этих перемен можно достичь в сотрудничестве с мужчинами, — значит преуменьшать (и обесценивать) глубину и широту женской борьбы.
Если изменятся женщины, мужчины тоже вынуждены будут меняться. Но эти перемены в мужчинах не произойдут без существенного сопротивления. Ни один правящий класс еще не отказывался от своих привилегий без сражения. Сама структура общества построена на мужском превосходстве, и мужчины не уступят свои преимущества просто потому, что это гуманно или справедливо. Мужчины могут идти на уступки, нехотя предоставляя женщинам больше «гражданских прав». Сейчас в большинстве стран женщины могут голосовать, посещать высшие учебные заведения и получать профессиональное образование. В ближайшие двадцать лет им станут платить столько же, сколько мужчинам, и дадут полноценный контроль над своим телом (обеспечив доступ к контрацептивам и легализовав аборты). Но эти уступки, какими бы желанными они ни казались, не способны пошатнуть фундамент мышления, определяющего женщин как второсортных граждан, и не затронут в корне мужские привилегии.
Радикальные, в противовес либеральным, перемены в статусе женщин призваны уничтожить таинственную концепцию «природы». Женщинам необходимо положить конец всем стереотипам, как положительным, так и отрицательным, о людях любой половой принадлежности. Недостаточно переписывать законы, дискриминирующие женщин в определенных ситуациях (во всём, что касается голосований, заключения контрактов, доступа к образованию и найму). Формы работы, сексуальные устои, идея семьи должны претерпеть изменения; даже сам язык, в котором испокон веков замурованы предубеждения против женщин, не может остаться прежним. Ведь каждый раз, когда мы говорим, мы закрепляем превосходство (активность) мужчин и неполноценность (пассивность) женщин. «Грамматически корректно» предполагать, что любое исполнительное лицо, действующая личность — это мужчина. Грамматика, верховное орудие сексистской промывки мозгов, скрывает само существование женщин — за исключением особых случаев. Мы обязаны говорить «он», когда некто может быть любого пола, слово «men» буквально означает и «мужчины», и вообще «люди». (Так, фраза «men in dark times» — строчка из стихотворения Брехта и название книги Ханны Арендт — означает «люди в темные времена». Из десяти человек, о которых Арендт пишет в своем выдающемся, благородном труде, две — женщины. Одна из них, Исак Динесен, взяла мужской псевдоним, а другая, Роза Люксембург, в неловкой формулировке на обложке книги, была «the manliest of them all!» [2]) Местоимение, которое мы используем вместо слов «студент», «рабочий», «гражданин», «художник», «госслужащий», «спортсмен», «промышленник», — всегда «он». Естественно, язык не является источником предрассудка, приравнивающего «мужчин» к «человечеству» и ассоциирующего большинство человеческих видов деятельности исключительно с мужчинами. Язык просто-напросто выражает сексистский порядок, превалирующий на протяжении истории.
Благодаря женскому движению, сексизм в грамматике уже начал ощущаться как нечто оскорбительное для не стесняющегося высказывать свое мнение меньшинства женщин. Повышение чувствительности людей к сексизму в языке — а только в недавнем прошлом большинство людей стало распознавать в языке (и искусстве) расистские клише — это важная задача. Людям необходимо открыть глаза на глубочайшую мизогинию во всех видах человеческих взаимодействий, не только в законах, но и мелочах повседневной жизни, в формах вежливости и условностях (одежде, жестах и так далее), которые разносят на два разных полюса половую идентичность людей, и в потоке образов (в искусстве, новостях и рекламе), которые подпитывают сексистские стереотипы. Мышление людей можно изменить, только когда женщины освободятся от своей «природы» и начнут создавать и населять иную историю.
2. Кажется ли вам одинаково важными в процессе освобождения женщин экономическое и сексуальное освобождение?
Сам вопрос, на мой взгляд, обнажает глубинную слабость концепции «освобождения». Без конкретики «освобождение женщин» — это пустая задача, которая размывает фокус и ослабляет энергию борьбы женщин. Мне не кажется, что экономическое и сексуальное освобождение отличны друг от друга. Однако предположим, что их следует или хотя бы возможно рассматривать по отдельности. В отсутствие ясности, от чего и зачем освобождать женщин, не имеет смысла спрашивать, насколько важны эти два аспекта освобождения.
Понятие «экономического освобождения» может служить ширмой для реальных проблем. Доступность широкого ряда достойно оплачиваемых занятий за пределами дома — определенно важнейшее, необсуждаемое требование. Причина психологической
