и культурной недоразвитости женщин заключается в том, что в большинстве своем они не обеспечивают себя сами — ни в буквальном (экономическом), ни в метафорическом (психологическом, культурном) смысле. Но едва ли достаточно дать им возможность зарабатывать деньги, сделав доступными больше профессий и открыв больше учреждений для бесплатного присмотра за маленькими детьми. Работа должна быть не просто опцией, альтернативой для всё еще более распространенной (и нормативной) «карьеры» домохозяйки и матери. Должно стать принятым, что большинство женщин имеет работу, имеет финансовую независимость (в браке или вне его) в той же мере, в какой мужчины. Без работы женщинам никогда не разбить цепи зависимости, приковывающие их к мужчинам, — это минимальное условие для их становления как взрослых людей. Только если замужняя женщина работает и ее работа не менее ценна, чем работа ее мужа, у нее будет реальная власть над своей жизнью, а значит, и власть менять свою жизнь. Пресловутое искусство психологического воздействия и примирения, которым славятся женщины — лесть, шарм, выпрашивание, обворожительность, слезы, — это унизительная замена реальному влиянию и автономности.
И всё же просто возможность работать едва ли означает «освобождение» женщины. Огромное количество женщин уже работает, но из них лишь малая часть зарабатывает достаточно для экономической независимости; большинство работающих женщин остается точно так же зависимо от мужчин, как и прежде. Причина в том, что наемный труд построен на сексистских условностях. Сексистское разделение труда подтверждает и укрепляет колониальный статус женщин. Женщины не получают выгоду от участия в современном труде на тех же условиях, что мужчины. Они играют вспомогательную, второстепенную роль в экономике. То, что они делают «в мире», обычно воспроизводит их образ «домашних» существ, то есть обслуги и воспитательниц; их считаются непригодными для больших исполнительных обязанностей. Нельзя говорить об экономическом освобождении женщин, до тех пор пока они не имеют возможности заниматься всей той же деятельностью, что и мужчины, на тех же условиях (в смысле как заработной платы, так и требований и рисков), — таким образом отказываясь от прерогатив дурочек, маленьких девочек или служанок. Их экономическое освобождение необходимо не только для психологического и морального благополучия отдельных женщин. До тех пор пока они не станут важной частью экономики не только в качестве трудового резерва, но и в силу того, что многие из них обладают основными профессиональными и исполнительными навыками, женщины не смогут обладать политической властью, а именно контролировать институции и влиять на общественные перемены в ближайшие десятилетия. Еще раз: освобождение — значит власть или же не значит ничего существенного.
Понятие «сексуального освобождения» видится мне еще более туманным. Многовековой двойной стандарт, который приписывает женщинам меньше сексуальной энергии и желаний, чем мужчинам (и наказывает за поведение, простительное для мужчин), очевидно призван держать женщину на своем месте. Но требовать, чтобы женщины имели те же привилегии в сексуальных экспериментах, что и мужчины, недостаточно, поскольку сама концепция сексуальности является инструментом угнетения. Большинство сексуальных связей служат отражением системы взглядов, подавляющих женщин и наделяющих мужчин привилегиями. Просто снять ограничения с сексуальной экспрессивности женщины — это пустая победа, если сексуальность, которую она теперь свободна исследовать, остается той же самой сексуальностью, которая объективирует женщин. Нравы нового городского капиталистического общества в последнее время становятся, по всеобщему признанию, более «свободными» и меньше наказывают женщин за сексуальную активность вне уз моногамного брака. Но эта более «свободная» сексуальность воплощает ложную идею свободы, а именно право каждого человека — в течение короткого времени — эксплуатировать и дегуманизировать другого.
Без изменения в нормах сексуальности освобождение женщин — это бессмысленная задача. Секс сам по себе не освобождает женщин. Как и большее количество секса.
Вопрос состоит в следующем: какую сексуальность будут исследовать освобожденные женщины? Единственная сексуальная этика, освободительная для женщин, — это та, что ставит под сомнение главенство генитальной гетеросексуальности. Свободное от угнетения общество, где женщины в объективном и субъективном смысле полностью равны мужчинам, — это непременно андрогинное общество. Почему? Поскольку единственное другое действенное условие для окончания угнетения женщин — это если мужчины и женщины решат существовать порознь, что невозможно. Разделение остается потенциальным способом решения проблемы угнетения «цветных» народов людьми белой расы. В теории разные расы, происходящие из разных частей планеты, могли бы договориться и снова жить по отдельности (при строгом условии, что их обычаи и нравы будут защищаться от любого вмешательства культурного или экономического империализма). Но мужчины и женщины всегда неизбежно будут сосуществовать. Если разделение не может никак стать ответом на сексизм — как оно могло бы быть ответом на расизм, — то защищать нравственные и эстетические «традиции» каждого пола (чтобы сохранить некое подобие «культурного плюрализма») и атаковать «культурный империализм» в виде единого стандарта интеллектуального превосходства или рациональности (таким образом ревалидируя неведомую и презираемую «женскую культуру») — ошибочная тактика в борьбе за освобождение женщин.
Целью борьбы должно быть не сохранение различий между полами, но их развенчание. Создать нерепрессивные отношения между мужчинами и женщинами — значит максимально стереть традиционные границы между полами, снизить между мужчинами и женщинами напряжение, порожденное их «инаковостью». Как все замечают, в последние годы среди молодежи есть бойкая тенденция к сближению и даже смешению привычных норм в одежде, прическах, жестах, вкусах. Однако этот шаг к деполяризации полов, частично реквизированный в капиталистических формах потребления как просто «стиль» (в коммерческих целях унисекс-бутиков), не будет иметь политических последствий, если не проникнет на более глубокий уровень.
Более основательная деполяризация полов должна произойти на рабочих местах и, в еще большей степени, в самих отношениях между полами. По мере уменьшения «инаковости» отчасти снизится энергия сексуального влечения между полами. Женщины и мужчины, несомненно, продолжат заниматься сексом и вступать в отношения. Но женщины и мужчины перестанут видеть друг друга как в первую очередь сексуальных партнеров. В нерепрессивном, несексистском обществе сексуальность в некотором смысле будет играть более важную роль, чем сейчас, — поскольку она будет более рассеянна. Гомосексуальность будет восприниматься настолько же нормальной и достойной уважения, как гетеросексуальность; и то и другое будет расти из естественной человеческой бисексуальности. (Эксклюзивная гомосексуальность — которая в людях воспитывается, как и эксклюзивная гетеросексуальность, — станет куда менее распространенной в несексистском обществе, чем сейчас.) Но в иных аспектах сексуальность в таком обществе станет менее важной — потому что люди перестанут истерически хвататься за сексуальные связи, видя в них заменитель истинной свободе и многим другим удовольствиям (близости, насыщенности эмоций, чувству общности, святотатству), которым современное общество не дает выхода.
3. Как, по вашему мнению, соотносятся между собой борьба за освобождение женщин и классовая борьба? Считаете ли
