Телеграмма, ― смекнул Володя и пошёл открывать.
Но в комнату вместо почтальона вошёл сам Министр.
Глеб Егорович вдруг побелел и резко скинул своё пальто. Под ним оказалась ременная сбруя, опутывавшая всё тело. Сзади у Глеба Егоровича обнаружился гигантский вентилятор, и старший уполномоченный быстрым движением нажал кнопку на животе. Его подбросило вверх, и, смешно перебирая в воздухе руками и ногами, он устремился к окну.
― Стреляй, уйдёт ведь Глеб Егорыч! ― крикнул Министр, ― уйдет ведь!
Володе стрелять было не из чего. Но в этот момент маляры прыгнули из люльки на подоконник, пальнув для острастки в люстру. Старинное стекло, провисевшее в бывшей барской квартире сорок лет Советской власти, звенящим дождём пролилось на паркет. Но маляры не смотрели в искрящийся туман ― ловким приёмом они скрутили старшего оперуполномоченного прямо на лету и заломили ему руки за пропеллер.
― Молодцы, лейтенанты! ― Министр приблизил своё лицо к опрокинутому лицу володиного начальника. ― Видите, ребята? Иногда они возвращаются…
Лейтенанты молодцевато вытянулись, отчего бывший Глебом Егоровичем повис в воздухе, как лягушка-путешественница между двух перелётных уток.
― Кстати, откуда у вас этот шрам на лбу, позвольте спросить? Потрудитесь объяснить этой девушке, ― вкрадчиво сказал министр, не глядя ткнув пальцем в Анечку.
Старший оперуполномоченный пошёл ва-банк:
― Я на фронте ранен! ― пролаял он.
Анечка заплакала и бросилась из комнаты.
― Да что же это такое, Глеб Егорович! ― крикнул Володя. Крик забулькал у него в горле и пеной пошёл по губам.
― Ни на каком фронте он, разумеется, не был. Да и не Глеб Егорович его зовут. Совсем не Глебом Егоровичем, а господином Карлсоном. Вы должны знать, Володя, что господин Карлсон застрелил профессора Абрикосова, чтобы завладеть советским летающим вентилятором, а вся эта кошачья свадьба была затеяна для отвода глаз.
Шрам на лбу бывшего Глеба Егоровича загорелся, засветился в темноте. Свечение стало ослепительно ярким, но внезапно потухло, будто где-то внутри лопнула спираль.
― Глеб Егорович? Как же так? ― Володя не мог прийти в себя.
― Вы, Володя, в нашем деле ещё малыш ― настоящего Глеба Егоровича Карлсон убил ещё в тридцать восьмом. Две сестрёнки у Глеба Егоровича остались, да…
Лейтенанты-маляры сорвали с Карлсона пропеллер и, взяв за бока, потащили к двери.
― Проглядели вы врага, Володя. ― Министр положил тяжёлую руку ему на плечо. Пенсне вспыхнуло из-под шляпы. ― Но это ничего. Вы честный работник, хоть и молодой ― и мы вас ценим. А вот наган бросать не надо, не надо. Жизнь открывается прекрасная, вырвем сорную траву с корнем, насадим прекрасный сад и ещё в этом саду погуляем.
Министр вышел, твёрдо ступая по скрипучему паркету. Рассохшиеся от частого мытья дощечки взлетали в воздух и с сухим стуком падали на место. Края шляпы задевали обе стены узкого коридора, а полы кожаного пальто сшибли несколько велосипедов и детскую ванночку.
Ещё не успел отгреметь в квартире звук этого жестяного бубна, как Володя уже схватился за чёрное пальто самозванца. Пальто ещё хранило шпионское тепло, ещё пахло дорогим одеколоном, только по первости напоминавшим «Шипр». Из внутреннего кармана торчала недокуренная сигара, которую Володя брезгливо растоптал.
И всё же пальто было наше, из отечественной кавседельной кожи, пахло лугом, красным конём и чёрным квадратом.
Володя накинул пальто на плечи и несколько раз прошёлся по комнате.
Оно было практически впору, и даже патроны для нагана, обнаружившиеся в другом кармане, подходили для володиного табельного оружия.
― Да, пока я малыш, но это ― пока, ― произнёс он, глядя на себя в зеркало. ― Пока я только учусь.
Потом Володя вздохнул, а вздохнув, взял за ручки кастрюлю с гороховым супом, зажал под мышкой початую бутылку красного вина и пошёл по коридору. Под дверью Анечки он остановился и поскрёбся тихой мышкой:
― Анечка, Анечка, ― ласково пропел он в замочную скважину, ― теперь моя очередь вас удивить!..
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
21 июля 2021
Очередная пятиминутка бесполезных наблюдений за живой природой (2021-07-24)
1. Последним из всего списка сообщаю, что кто-то (Дай Бог здоровья и денег побольше), выдвинул меня на народное голосование https://www.bookind.ru/revizor/2021/journalist.php
Это, разумеется, новое унижение, потому что я там болтаюсь в самом конце списка (по голосам). Но хорошо, что я хоть не прохожу по категории «блогеры».
2. Участвовал в спектакле «Дядюшка Поджер вешает картину (разумеется, в главной роли). Только благодаря моему доброму другу Максиму Чайко дело обошлось без особого кровопролития, но я понял, насколько я не предприимчивый человек. Если бы я продавал билеты на это действие, то сумел бы оплатить годовой запас алкоголя… Да нет, и еды вообще. На два года, я думаю.
Родственник мой со старинного портрета наблюдал за этим с горьким выражением лица, предчувствуя беды и разрушения Отчизны. Орден Красного Знамени в розетке на его груди горел негасимым огнём печали.
3. Этот пункт я добавил для ровного счёта, потому что есть три друга: отец, да мать, да верная жена.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
24 июля 2021
Карское море, август 1942 (День ВМФ. Последнее воскресенье июля) (2021-07-25)
Карское море, август 1942
73°29′21″ с. ш. 80°14′42″ в. д.
Номер этому году был тысяча девятьсот сорок второй, и год этот был страшен.
Мир опять завис на краю, немцы были на Волге, а над Ленинградом шелестели, чтобы окончить траекторию разрывом, восьмисоткилограммовые снаряды врага.
В тот август батальон Еськова дрался на Ладоге, где рвалась к Дороге жизни финско-итальянская флотилия. Итальянские катера совершили долгий путь через пол-Европы, и теперь Еськов смотрел на них, превратившихся в далёкие точки на горизонте, в трофейный бинокль.
В этот момент в двух с половиной тысячах километров к северу от Еськова старший лейтенант Коколия задыхался в тесном кителе. Китель был старый, хорошо подлатанный, но Коколия начал носить его задолго до войны и даже задолго до того, как стал из просто лейтенанта старшим и, будто медведь, залез в эту северную нору.
Утро было тяжёлым, впрочем, оно не было утром —
