Из глаз Его, как из весенних почек,
навстречу воле стрелы свет пускал.
[?]У настежь растворённого окна
Он в комнате, как волк в глубокой яме,
втянул прохладу хищными ноздрями
и шкуру дня снял, словно тину дна[?]
Пот капал на пол с дикого чела[?]
И, обнажённый (хоть и был в костюме),
Он плыл вперёд, скукожен в тесном трюме,
и, пенясь, быль во рту Его жила.
* * *
Только розовым пальцам Бога листать календарь,
в котором август похож на серп[?]
Нам с тобою - смешным Господним кровинкам -
было даровано двадцать восемь
летних дней и ночей,
и, неполный, ущербный, месяц август
зашёл за тучи[?]
Как ни смотри в небо, его уже нет!
И всё же счастье быть вместе
длилось полный месяц,
ведь это мог быть не август,
а февраль в невисокосный год[?]
И поэтому не странно, что за ним пришёл
хотя и не март, но не простой,
а святой СЕН-тябрь[?]
Он великомученик, и листья под ногами
в сквере кровят.
Не удивляйся, мой лучик, если за ОК-тябрём,
солидарным с нами (ОК! вам быть вместе!),
придёт противоречащий НО-ябрь
и скажет весомое "но[?]",
а дека твоей гитары так усилит мой крик
"Я люблю тебя!",
что ДЕКА-брь быстро перейдёт
в этот пронзающий "Я[?]"-нварь,
а февраль уже был в августе,
ничто не повторяется дважды[?]
Всё подвластно
только розовым пальцам Бога[?]
только розовым пальцам Бога[?]
только розовым пальцам Бога[?]
Им,
всевидцам,
перебирать двенадцатиструнный год-календарь
и пробовать на ощупь струну,
с поверхности которой сойдёт миг
нашей новой встречи[?]
Богу
больно,
ведь одна из струн
поёт, как серп,
неутомимо сжинающий
дни,
в которые мы могли быть вместе[?]
Богу больно?
Его пальцы лежат под ногами в сквере,
где нет тебя.
Я сижу на скамейке, поджав под себя ноги.
И ты ступай осторожно!
Жилы листьев кровят.
Где-то в горнем рождается миг.
Бережны губы Бога.
Я просто чудачка, которая впервые
познала счастье.
И боюсь сделать больно -
Богу, тебе, листьям - внутри облетающего
календаря[?]
* * *
Мне темно. Сыро.
Ноги гудят и почти не гнутся.
Я слепая лошадь на дне рудника.
В ФИЛЁВСКОМ ПАРКЕ
Лечила душу
поиском смыслов,
аллюзиями,
интертекстом,
авторским кино[?]
А оказалось, не хватало
юбки горчичного цвета,
случайно купленной
на прогулке с тобой,
и забытого ощущения полёта
на качелях
в Филёвском парке.
* * *
Оставить на полдня Москву,
проплыть на спине больше, чем
путь от метро до работы,
разглядеть песчинки,
из которых состоит песок,
и обнаружить на голени любимого
ковш Большой Медведицы
из родинок.
ПЯТИКНИЖИЕ
Николай Наседкин.
Рано иль поздно / Повести и рассказы. - Тамбов, 2012. - 440 с. - 1000 экз.
Книга вышла в серии "Издание книг тамбовских писателей для библиотек области". Это вообще замечательная инициатива тамбовских писателей, поддержанная администрацией. Книги местных авторов без промедления попадают в библиотеки области. Сборник составили рассказы и повести, ранее опубликованные в журналах и альманахах. "Февраль" - на первый взгляд незатейливая история о примирении возлюбленных, а подспудно - о трагедии, которую таит любовь-страсть. "Судьба писателя" - название говорит само за себя. Ироническая новелла о том, как писатель-середняк решил повторить судьбу Чехова, но сумел лишь впасть в запой. "Иск" - правдивая, а на деле тоже весьма ироничная повесть об уроках одной судебной тяжбы с приложением добрых советов идущим в суд. "Сто двадцать лет спустя" с чеховским подзаголовком "Скучная история". Творческий ориентир Н. Наседкина очевиден. Всегда ли автор ему соответствует? Для того чтобы получить ответ, книгу надо прочитать - другого способа нет.
Тихон Чурилин.
Стихотворения и поэмы. - М.: Гилея, 2012. - 2 тома, с ил. - Тираж не указан.
Это первое представительное издание стихов и поэм Тихона Чурилина - поэта, которого считала гением Марина Цветаева. В его стихах, медитативных и нервных, зримо стирается грань между символизмом и футуризмом, сбоит ритм, звук обретает смысл, слова, напротив, размываются, смысл утрачивая. В личной жизни Чурилина преследовали многие клейма: незаконнорождённый, невротик, сумасшедший. Он прожил не так мало для своего времени: шестьдесят лет (умер в 1946-м). Но эта ранняя расколотость личности наложила отпечаток на всё его наследие: нет другого творца в русской литературе, кто бы так поэтизировал смерть. Смерть - давняя знакомая, пожалуй что и платоническая возлюбленная Чурилина, тёмная, спокойная, пахнущая ладаном дева, ныне недосягаемая, но в будущем (в иной жизни) с нею всё возможно: Нет масла в лампе - тушить огонь. / Сейчас подхватит нас чёрный конь[?] / Мрачнее пламя - чадный дух[?] / Дыханьем душным тушу я вдруг. / Ах, конь нас чёрный куда-то мчит[?] / Копытом в сердце стучит, стучит!
Л. Толстой.
Мысли мудрых людей на каждый день. - Подольск: Издательство М. Вяткиной, 2012. - 400 с. - Тираж не указан.
Во время болезни Л.Н. Толстого в январе 1903 года жизнь писателя висела на волоске и он не мог отдаваться привычной работе. Но Лев Николаевич даже в эти мрачные дни находил силы читать Евангелие и ежедневно открывать находившийся в его спальне календарь с изречениями различных великих людей. Но календарь прошлого года подошёл к концу, и Толстому, за неимением другого под руками, захотелось самому составить выдержки из разных мыслителей на каждый день. Каждый день, насколько позволяли ему силы, он выписывал цитаты, и результатом этого труда явилась предлагаемая читателям книга. Сюда вошли избранные мысли писателей и мудрецов: Эпиктета, Диогена, Марка Аврелия, Сократа, Конфуция, Будды, Лао-Цзы, Аристотеля, Платона, блаженного Августина, Паскаля, Руссо, Спинозы, Лютера, Вовенарга, Канта, Шиллера. Стильно оформленное подарочное издание в кожаном переплёте с золотым тиснением. Половина из представленных мыслителей, заметим, проповедовали аскетизм и отказ от роскоши.
Кудрова И.В.
Прощание с морокой. - Санкт-Петербург: Издательство "Крига", 2013. - 488 с. - 1000 экз.
Известный биограф Марины Цветаевой и исследователь её творчества, автор глубоких, концептуальных и увлекательных трудов о жизни, творчестве и "мире" поэта (а уж это настоящий космос!), яркий рассказчик и замечательный лектор, Ирма Кудрова принадлежит к поколению, которое с детских лет росло в атмосфере безусловного признания и прославления коммунистических идеалов и борьбы со всякого рода "отщепенцами", космополитами и т.п. В живых воспоминаниях - Ленинградский университет конца 40-х - начала 50-х, Пушкинский Дом, редакция журнала "Звезда", так называемые застойные годы, работа над книгами - и окрыляющие встречи с удивительными людьми: "Это люди из иного мира, из мира, так не похожего на наш мир. У нас никогда не бывает, чтобы люди ходили над бездной. У нас вообще трудности чередуются с лёгкостями и за напряжением следует покой. А там - нет лёгкости, одни трудности, нет и покоя и отдыха - вечная тревога, нет сна - постоянное бдение[?]"
